Вейцман, в прошлом химик, во время поездки в Америку беседовал с Эйнштейном о теории относительности. После беседы он сказал друзьям:
— У меня возникла абсолютная уверенность в том, что Эйнштейн свою теорию понимает.

 

- Все свое имущество, – сказал Гейне, – я завещаю моей жене Матильде, но при условии, что она опять выйдет замуж.
— Какой в этом смысл? – спросили его.
— Я хочу, чтобы хоть один человек во всем мире от души пожалел о моей кончине!  

 

 

Королева Виктория спросила своего премьер-министра Дизраэли, в чем состоит разница между несчастным случаем и катастрофой. Дизраэли сформулировал разницу так: «Если, например, Гладстон (его политический противник) упадет в море — это несчастный случай. Но если кто-нибудь его вытащит — это уже катастрофа».  

 

В 1848 году один революционер прорвался в кабинет Ротшильда во Франкфурте и грозно произнес:
— Господин барон! Мы теперь все равны. И все должны делиться!
— Делиться? — переспросил Ротшильд. — Хорошо. Видите ли, у меня есть восемнадцать миллионов талеров. В Германии восемнадцать миллионов немцев. То есть приходится по одному талеру на душу. Вот вам ваш талер — и убирайтесь отсюда! 

 

Богатый берлинский коммерсант-выкрест показывал старику Фюрстенбергу свою недавно обставленную виллу.
— Столовая — стиль Людовика Пятнадцатого, — пояснял он. — Мой кабинет руководителя — в стиле бидермайер, гостиная — эпохи Дюрера…
Фюрстенберг хотел открыть еще одну дверь, но хозяин удержал его со словами:
— Там всего лишь спальня моего папы.
— Понимаю, — сказал Фюрстенберг. — Там дохристианский период.

  

Известный  банкир  Фюрстенберг получил запрос из финансового ведомства: «Мы не видим доходов от сомнительных объектов». Фюрстенберг ответил: «Я их тоже не вижу».

  

На Берлинской бирже некто замечает Фюрстенберга, бежит за ним и кричит:
— Господин Фюрстенберг, господин Фюрстенберг!
Фюрстенберг шагает себе дальше, не оборачиваясь. Наконец тот его догоняет и выпаливает, запыхавшись:
— У вас плохо со слухом.
На это Фюрстенберг:
— Нет, это о вас плохие слухи.

 

 1932 год, Берлин. Рядом с домом Макса Либермана находилась вилла, в которой разместилась школа командного состава СА. Однажды один из штурмовиков наблюдал через забор, как Либерман пишет картину. Наконец он обратился к живописцу:
— Для еврея вы, господин профессор, вполне прилично пишете.
На что Либерман ответил:
— Для штурмовика вы вполне прилично разбираетесь в искусстве.

  

 К банкиру Фюрстенбергу является посланник кайзера: Его Величеству хотелось бы как-то наградить банкира. Фюрстенберг категорически отказывается, посланник настойчиво его уговаривает. Наконец Фюрстенберг говорит:
— Ладно, одно желание у меня есть. Но я сомневаюсь, что Его Величество сможет его выполнить. Я хотел бы стать советником евангелической консистории.

 

О жене министра финансов, которая явилась на бал в глубоком декольте, Фюрстенберг отозвался так:
— Она напоминает мне своего супруга: тот тоже всегда приходит ко мне с незакрытым дефицитом.

  

Дама, заказывая знаменитому берлинскому импрессионисту Максу Либерману свой портрет, озабоченно спросила, будет ли портрет действительно похож на оригинал.
— Я напишу вас более похожей, чем вы есть! — пообещал Либерман.

  

Даме, которая слишком часто перебивала его во время сеанса, Либерман сказал:
— Еще одно слово, и я напишу вас такой, какая вы есть!

  

Художники Лессер Ури и Либерман некоторое время дружили. Потом они поссорились. Однажды Либерману передали, что Ури хвастается, будто автором нескольких работ, подписанных Либерманом, на самом деле является он, Ури.
— Покуда он утверждает, что написал мои картины, мне не из-за чего волноваться, — сказал Либерман. — Но если в один прекрасный день он заявит, что это я написал его картины, я тут же подам на него в суд!

 

Дирижируя оперой Рихарда Штрауса, Лео Блех внес в ноты некоторые исправления. Штраус возмущенно крикнул из зала:
— Кто это написал — вы или я?
Лео Блех:
— Слава Богу, вы!

 

Писатель Шолом Аш сказал однажды:
— Самый красивый в мире язык — это идиш.
— Почему это? — спросили у него.
— Потому что в нем каждое слово понятно. 

 

       Писатель Людвиг Фульда: «Чтобы драматург мог иметь успех в Берлине, ему нужно либо успеть умереть, либо быть извращенцем или иностранцем. А лучше всего — мертвым извращенцем и иностранцем сразу».

 

 Раввины в Восточной Европе носили одежду тамошних евреев позднего Средневековья: длинный лапсердак и бархатную шапку, отделанную мехом.
В Жолкеве, где служил знаменитый раввин Хайес, проповедь читал его коллега, одетый по-западному. Когда он закончил, Хайес заметил:
— Самым блестящим в вашей проповеди был, несомненно, цилиндр.

 

Философ и врач Маркус Герц услышал, что его бывший пациент начал заниматься самолечением, читая медицинскую литературу.
— Он еще умрет от опечатки, — съязвил Герц.

  

Это случилось в Вене в начале XX века. Государство хочет получить большой заем у барона Ротшильда, и вот барон приезжает во дворец Шенбрунн, где он должен подписать договор. К нему присоединяется шеф полиции и говорит доверительно:
— Господин барон, предостерегите вашего сына Морица! Он вращается в кругах социалистов. Мы больше не сможем безучастно наблюдать за этим со стороны.

Барон Ротшильд сидит в зале, перед ним на столе лежит договор. Ему протянули золотую ручку, но он сидит неподвижно.
— Господин барон не подпишет?
— Нет. Как я могу доверять монархии, которая боится моего сына Морица?

 

Известный берлинский актер Дессуа до крещения носил фамилию Дессауэр. Как-то в поезде он встретил знакомого, который все время называл его «господин Дессауэр». Актер строго поправил его:
— Меня зовут Дессуа!

На станции Дессуа вышел, чтобы зайти в известное местечко. Давнишний знакомец кричит ему что есть мочи:
— Господин Дессуа, господин Дессуа! Писсауэр за углом!

 

Дессуа перед выходом на сцену:
— Иисусе, борода не клеится!
Его коллега, христианин Деринг:
— При столь кратком знакомстве вам бы следовало говорить «господин Иисус»!

 

Философ Лазарус Гейгер как-то обедал в компании католического священника.
— Когда вы, наконец, откажетесь от древних предрассудков и перестанете есть строго по религиозным правилам? — спросил священник.
— На вашей свадьбе, ваше преподобие, — ответил Гейгер. 

 

Ротшильд погружен в дела. Приходит посетитель. Ротшильд, не отрываясь от бумаг:
— Возьмите себе стул.
Через несколько минут посетитель теряет терпение и говорит:
— Я — князь фон Турн-унд-Таксис.
— Возьмите два стула.

 

 К композитору Мейерберу пришла молодая девушка, чтобы он оценил ее способности к пению и танцам. Закончив просмотр, Мейербер сказал:
— Для танцовщицы вы поете вполне прилично и для певицы танцуете вполне приемлемо.

 

 Один сионистский деятель отвечал на вопрос интервьюера, понравились ли ему американские евреи.
— У меня создалось впечатление, — сказал он, — что Христофор Колумб был единственным американским евреем, начавшим свою карьеру не чистильщиком обуви и не разносчиком газет (Колумб происходил из маранов, насильственно крещенных испанских евреев.) 

 

Известный боксер-еврей едет со своим менеджером в Калифорнию на поезде. Какой-то верзила просовывает голову в купе и спрашивает:
— Есть здесь хоть один еврей?
Боксер вскакивает, чтобы осадить обидчика, менеджер его останавливает.
Через несколько минут тот же верзила опять открывает дверь и задает тот же вопрос. Боксер вскакивает и орет:
— Да, я еврей!
Верзила приходит в восторг:
— Слава богу! Мы в соседнем вагоне составляем миньян (совместная молитва, для которой требуется минимум десять взрослых мужчин), а у нас одного не хватает! 

 

http://evrofilm.com/luchshie-evrejskie-anekdoty-izvestnye-evrei.html