О великой звезде русского шансона, о незабвенном Александре Николаевиче Вертинском... из книги Эльдара Рязанова " Первые встречи - последние встречи".
окончание.
Лидия Владимировна. В его гастролях было и такое: мороз пятьдесят восемь градусов. В зале сидят люди в полушубках, идет пар изо рта, а он стоит во фраке. Нетопленые номера, где невозможно согреться и где зуб на зуб не попадает… Он был в отчаянии. Но когда возвращался домой, то сбрасывал с себя то, что его угнетало в поездках. И сразу хотел веселья, устраивал веселый кутеж. Начинали печь пироги, делать салаты. Александр Николаевич очень любил салаты. И сам умел их делать. Приглашались гости, и тут он становился очаровательным рассказчиком, радушным хозяином, гостеприимным.
Гости были счастливы побыть с ним. Все были обласканы. Друзья получали огромное удовольствие и от рассказов Александра Николаевича, и от теплой атмосферы, которая царила у нас в доме.
Эльдар Рязанов. Вспомните какую-нибудь историю, байку из тех, что он рассказывал.
Лидия Владимировна. В Берлине собралось изысканное общество. Гости поужинали. Началась беседа.
«Когда я жил в России, то был губернатором», – поведал один.
«А я до революции устраивал роскошные балы в своем имении», – сказал другой.
«А я был раньше помещиком», – сообщил третий.
«А мой отец – председатель дворянского собрания в Туле».
Это были вечные темы эмиграции. Один из гостей молчал, сидел поодаль в кресле и гладил маленькую собачку. Александр Николаевич подошел к этому господину. И, чтобы сделать ему любезность, сказал: «Славный у вас песик. Какой он породы?» Человек спокойно посмотрел на него и ответил: «До революции он был сенбернаром».
Марианна. Между папой и мамой были очень нежные взаимоотношения. Мама скучала, тосковала без него, когда он был на гастролях. Отца просто невозможно было не любить, не обожать. И потом он ее безумно баловал. Делал ей бесконечные подарки. Помню, вечерами, когда он бывал дома, они брали бутылочку вина, садились в кабинете, начинались беседы, допоздна засиживались. Мама завороженно слушала его рассказы, он был потрясающим рассказчиком.
Помню, мы ходили на первомайскую демонстрацию с Суриковским институтом. И папа, когда бывал в Москве, тоже ходил с институтом. И нас, девчонок, мамины сокурсницы, студенты, по очереди таскали на плечах, потому что мы маленькие были. Когда мама была студенткой, помню еще такой случай: у нее в Суриковском институте был экзамен по марксизму-ленинизму. А у папы была пауза – месяц отпуска. Он сидел дома и писал шпаргалки по марксизму. Крупным понятным почерком. Бабушка нашила маме на блузку два больших кармана с изнанки, чтобы прятать эти шпаргалки.
Эльдар Рязанов. Вертинский писал шпаргалки? По марксизму-ленинизму?!
Марианна. И по марксизму-ленинизму тоже. Он всё проштудировал с мамой. А потом однажды в «Гастроль-бюро» читали лекцию по повышению «идейного уровня». Папа во время лекции с кем-то переговаривался. Ему сказали: «Александр Николаевич, вам что, неинтересно? Вы же этого не знаете!» «Нет, я это прекрасно знаю», – возразил он. Встал и, к изумлению лектора, что-то процитировал из этого марксизма. У него была идеальная память, слава Богу. Он всю эту ерунду запомнил, когда писал шпаргалки.
Эльдар Рязанов. А как он перенес смерть Сталина, развенчание культа личности?
Лидия Владимировна. Он вначале верил в него. Считалось, что с именем Сталина шли умирать, взрывали себя, бросаясь под танки. К этому нельзя было оставаться равнодушным. А вот что он писал из Иркутска двадцать седьмого марта тысяча девятьсот пятьдесят шестого года, после того, как услышал хрущевское письмо:
«Очень тяжело жить в нашей стране. Если бы меня не держала мысль о тебе и детях, я давно бы уже или отравился, или застрелился. Ты посмотри на эту историю со Сталиным. Какая катастрофа! И вот теперь на сороковом году революции встает дилемма: а за что же мы боролись? Всё фальшиво, подло, неверно. Всё борьба за власть одного сумасшедшего маньяка. Кто, когда и чем заплатит нам, русским людям и патриотам, за «ошибки» всей этой сволочи, доколе они будут измываться над нашей Родиной, доколе?»
Эльдар Рязанов. Настя, скажите, пожалуйста, – помогало вам в жизни то, что вы дочь Вертинского или, наоборот, мешало?
Анастасия. Когда я начинала свою актерскую карьеру, все говорили: «Ой, девочка, а ты дочка Вертинского?» Я сжималась, меня это коробило. Я хотела быть не дочкой Вертинского, а сама по себе. И так было долго. Где-то попозже уже говорили: «Ой, Анастасия, какая вы красивая!» И я опять вся сжималась. Лучше бы сказали: «Какая вы актриса!» Когда же я достигла чего-то в своей профессии, меня стало раздражать, когда говорили: «Какая вы актриса!»
Я думала: при чем тут – какая актриса? Я просто дочь своего отца! Это – самое главное! Хоть и рано он ушел, он все-таки дал мне то, что, может быть, предполагал дать!..

ЖЕЛТЫЙ АНГЕЛ
В вечерних ресторанах,
В парижских балаганах,
В дешевом электрическом раю
Всю ночь ломаю руки
От ярости и муки
И людям что-то жалобно пою.
Звенят, гудят джаз-банды,
И злые обезьяны
Мне скалят искалеченные рты.
А я, кривой и пьяный,
Зову их в океаны
И сыплю им в шампанское цветы.
А когда наступит утро, я бреду бульваром сонным,
Где в испуге даже дети убегают от меня.
Я усталый, старый клоун, я машу мечом картонным,
И в лучах моей короны умирает светоч дня.
Звенят, гудят джаз-банды,
Танцуют обезьяны
И бешено встречают Рождество.
А я, кривой и пьяный,
Заснул у фортепьяно
Под этот дикий гул и торжество.
На башне бьют куранты,
Уходят музыканты,
И елка догорела до конца.
Лакеи тушат свечи,
Давно замолкли речи,
И я уж не могу поднять лица.
И тогда с потухшей елки тихо спрыгнул желтый
Ангел
И сказал: «Маэстро бедный, Вы устали, Вы больны.
Говорят, что Вы в притонах по ночам поете танго.
Даже в нашем добром небе были все удивлены».
И закрыв лицо руками, я внимал жестокой речи,
Утирая фраком слезы, слезы боли и стыда.
А высоко в синем небе догорали Божьи свечи
И печальный желтый Ангел тихо таял без следа.
Анастасия. «Желтого Ангела» я считаю, пожалуй, самым гениальным произведением отца. Ему было свойственно потрясающее качество великого художника, артиста – опустить себя на дно и сказать о себе, что он падший человек, ничтожество, даже Ангел, даже Бог смотрят на него с сожалением. Это может себе позволить только очень большой артист. Потому что, как правило, артист пыжится и раздувает себя до состояния звезды. Но и лопается при этом. Вертинскому же не стыдно, ему страшно. И сразу вырастает значение жанра. А что касается звезды… Я знаю, Эльдар Александрович, что на небе существует звезда, названная вашим именем – «Рязанов».

«Доченьки, доченьки, доченьки мои…»

Эльдар Рязанов. Да, где-то летает.
Анастасия. У меня тоже есть международный сертификат – звезда, названная именем «Вертинский». Сначала я была уязвлена, что около концертного зала в асфальте нет звезды моего папы. Как можно было не начать с Вертинского? – говорила я.
Он же первый, в сущности, на эстраде. Он родоначальник всего. Шульженко рассказывала, что училась у Вертинского, и как он много ей дал. А потом вдруг я подумала: Боже мой, какое счастье, что его там нет. Представляете, в каком-нибудь асфальте, посвященном поэтам, лежали бы Блок, Гумилев, Цветаева, Фет. Какая пошлость!
Эльдар Рязанов. Как к вашему мужу относилось руководство страны? Сталин его два раза защитил, Молотов подарил рояль, Александр Николаевич стал лауреатом Сталинской премии… Был, значит, обласкан?
Лидия Владимировна. Да что вы. За все четырнадцать лет жизни Александра Николаевича в Советском Союзе у него ни разу не было ни типографской афиши официальной, ни одной – любой – рецензии. Вертинского замалчивали. Пластинки его не выпускали. Это его удручало, подавляло, угнетало. И он чувствовал себя оскорбленным. Одно время немножко воспрял духом, когда ему дали Сталинскую премию в пятьдесят первом году. Кстати, Сталинскую премию никогда до этого не давали за отрицательную роль. А Александр Николаевич сыграл отрицательную роль.

Да, он сыграл в фильме Михаила Калатозова «Заговор обреченных» католического кардинала. У его персонажа есть монолог, вернее, проповедь, где он клянет большевиков, воздевает руки и стращает всех этими нелюдями. Надо сказать, Вертинский это сыграл очень страстно и убедительно. Думаю, внутри он был согласен со своим персонажем. А в пятьдесят четвертом году лицо Вертинского узнала широкая публика. На экраны вышел нашумевший фильм «Анна на шее» по рассказу Чехова, поставленный режиссером Исидором Анненским. Александр Николаевич сочно сыграл русского вельможу, понимающего толк в женской красоте. Думается, его личный жизненный опыт позволил ему быть предельно достоверным в этой роли. Его партнершей была молодая и ослепительная Алла Ларионова.
Рассказывая о Вертинском, невозможно не вспомнить его письмо к Кафтанову, бывшему тогда заместителем министра культуры СССР. Это крик души. Написано оно было в 56-м году, в эпоху «оттепели», за год до кончины. Вот оно: «Где-то там наверху все еще делают вид, что я не вернулся, что меня нет в стране. Обо мне не пишут и не говорят ни слова. Как будто я не существую. Газетчики и журналисты мне говорят: «Нет сигнала». Вероятно, его не будет. А между тем я есть и очень есть. Меня любит народ, простите мне эту смелость, 13 лет на меня нельзя достать билета. Я уже по 4-5 раз объехал нашу страну, я был везде: и на Сахалине, и в Средней Азии, в Заполярье, в Сибири, на Донбассе, не говоря уже о центре. Я заканчиваю уже третью тысячу концертов. Не пора ли уже признать, не пора ли посчитаться с той огромной любовью народа ко мне, которая, собственно, и держит меня, как поплавок, на поверхности, не дает утонуть.
Я хочу задать вам ряд вопросов. Почему я не пою по радио? Разве Ив Монтан, языка которого никто не понимает, нужнее, чем я? Почему нет моих пластинок? Разве песни, скажем, Бернеса, Утесова лучше моих по содержанию и качеству? Почему нет моих нот, моих стихов? Почему за 13 лет нет ни одной рецензии на мои концерты? Сигнала нет? Я получаю тысячи писем, где меня спрашивают обо всем этом. Я молчу. В декабре исполнилось 40 лет моей театральной деятельности. И этого никто не знает. Верьте, мне ничего не нужно. Я уже ко всему остыл и глубоко равнодушен. Скоро я брошу всё и уйду из театральной жизни, и будет поздно. И у меня останется горький осадок. Меня любил народ и не заметили его правители»…

Эльдар Рязанов. Кафтанов что-нибудь ответил на это письмо?
Лидия Владимировна. По-моему, нет.
Эльдар Рязанов. Какое горькое письмо!.. Какое у нас нелепое государство! Ну да Бог с ним, с этим государством.
Лидия Владимировна. Вертинскому не простили, что уехал, покинул родину. Он говорил про себя: «Я как публичный дом. Все ходят туда, но говорить об этом неприлично. Вот все и молчат».
Эльдар Рязанов. А вот еще выдержка из письма: «У нас народ абсолютно невоспитан, а кто его воспитывал? Когда им занимались вплотную? Кроме того, он страшен, наш народ. Я думаю, он одинаково способен как на подвиг, так и на преступление. Это показала война и ежедневно показывает быт. Но это ни на йоту не уменьшает его величие».
Написано в пятьдесят четвертом году. А как верно! Как современно звучит!
Лидия Владимировна. В последние годы он хотел бросить сцену, мечтал открыть свою школу. Иметь учеников. Учить их, как надо выходить на сцену, как держать себя на сцене, как петь, как владеть русской речью. Он был влюблен в русское слово. В русскую речь. У него же самого изумительная речь. Он обожал русскую поэзию, знал ее прекрасно.
Анастасия. Я думаю, самым, может быть, неизвестным является его поэтическое творчество, оно не опубликовано целиком. Есть дороги русской поэзии – Пушкин, Лермонтов, Блок. Но также есть и тропы русской поэзии. И Вертинский – это одна из таких небольших троп. Он в первую очередь поэт. Надо издать его стихи, а с кем об этом говорить? Правительству не до этого, ему вообще ни до кого. Те, у кого деньги, так они от нас от всех уже устали. От тех, кто просить приходит. А культура тем временем уходит под воду. Некогда погибла Атлантида, величайшая цивилизация, теперь так же тонет наша культура…
Эльдар Рязанов. Ничего, потом наймут водолазов за валюту. Будут какие-то черепки поднимать со дна.
Марианна. Мне всю жизнь не хватало отца. Он рано ушел, и все время гнетет щемящее чувство; хотелось бы с ним поговорить. Что-то рассказать, спросить совета. Взрослая я уже, очень взрослая. И все равно на сердце тоска, тоска.
Эльдар Рязанов. Лидия Владимировна, вы стали вдовой, когда вам было тридцать четыре года. Почему вы потом не вышли замуж? Наталья Николаевна Гончарова все-таки через несколько лет после смерти Пушкина вышла замуж за генерала Ланского.
Лидия Владимировна. Ну, ей Пушкин велел долго не вдовствовать.
Эльдар Рязанов. Вы думаете, поэтому? А почему вы не вышли?
Лидия Владимировна. Ну, потому что я не Гертруда.
Эльдар Рязанов. Вы имеете в виду гамлетовскую Гертруду?
Лидия Владимировна. Конечно. Как я могла представить, что вот в этом кресле Наполеона, за этим столом, за которым работал Александр Николаевич, будет сидеть кто-то другой? Вы можете себе это представить? Он был король, патриций. Он был потрясающий человек. Вы даже себе представить не можете, какой он был добрый. Он был друг. А разве можно предавать друга?

«Я понял. За все мученья,
За то, что искал и ждал, –
Как белую птицу Спасенья,
Господь мне её послал…»

Эльдар Рязанов. Скажите, а были какие-то предложения выйти замуж, ухаживания?
Лидия Владимировна. Да, конечно, были. Были и ухаживания, и какие-то романы. Я не помню ничего. Мне неинтересно это вспоминать.
Эльдар Рязанов. В общем, Вертинский главный и единственный мужчина в вашей жизни?
Лидия Владимировна. Конечно. Единственный! Только я не знаю, как будет на том свете? Я умру, а он вдруг встретит меня там с какой-нибудь другой дамой?!
Эльдар Рязанов. Как вы попали в кино? Свою первую роль вы сыграли в «Садко»?
Лидия Владимировна. Кто-то сказал режиссеру Александру Птушко: «Вы ищете сказочное лицо на роль птицы Феникс? Пригласите жену Вертинского». Птушко мне позвонил. Стали делать грим. Хотели мне лицо покрасить золотой краской. Я категорически запротестовала. Я знаю, как для праздника во Флоренции покрасили мальчика бронзовой краской. А к ночи он умер, ведь поры не дышат.
С гримом и костюмом была большая волынка. В Большом театре заказали корсет. Купили в зоопарке двух несчастных павлинов, убили. Из их перьев сшили одеяние. Ужасно мне было жалко этих павлинов.
Эльдар Рязанов. Как ваш кинодебют оценил Александр Николаевич?
Лидия Владимировна. Как-то помалкивал. Мы приехали на просмотр фильма с опозданием. Вошли в зал на «Мосфильме», и Вертинский замер, обалдевший. На экране была голубая комната, и я сидела в виде птицы Феникс на веточке. Это было сказочное зрелище.
А потом я еще снималась у Григория Козинцева в «Дон Кихоте». Играла герцогиню. Александр Николаевич эту картину посмотрел в свой последний вечер. Он был на гастролях в Ленинграде, а я была в Москве. Вертинскому устроили специальный просмотр на студии «Ленфильм». С ним были администратор, пианист и двоюродный брат.
Эльдар Рязанов. Вы не разговаривали с ним потом по телефону, в этот последний его вечер? После просмотра фильма?
Лидия Владимировна. Нет.
Эльдар Рязанов. Почему он не позвонил вам?
Лидия Владимировна. Он не мог. По дороге в «Асторию» они заехали в магазин. Александр Николаевич сказал: «Я хочу купить бутылочку коньяка. Мы сейчас посидим, поговорим про фильм. А завтра я встану, первым делом буду писать Лиде письмо. Она замечательно сыграла. Вы тоже напишите ей, выскажите свое мнение…» А через полчаса он умер. Успел только надеть пижаму и сказать: «Плохо, плохо!» И всё! Сказали, что никакая бы «Скорая помощь» не помогла. Удар был очень сильный.
Эльдар Рязанов. В конце жизни он написал страшные строки:
«У меня пропал аппетит к жизни. Я разлюбил природу, музыку, искусство, даже свое искусство. Потом я разлюбил людей, детей, цветы, стихи, книги, театр и многое другое. Наконец женщин – это последнее, что я разлюбил. Сужается круг, сейчас у меня остаются дети, семья, жена, дом. Немного тщеславия еще кое-как тлеет. Не горит любовь к искусству, к актерству, к мастерству. Самое страшное, что женщины ушли из моей жизни…»
Анастасия. Я вам уже рассказывала, Эльдар Александрович. У меня всегда было чувство, что мы с ним рано расстанемся. Мне было двенадцать с небольшим лет, когда раздался звонок из Ленинграда. Мама счастливая, в ночной рубашке, зажгла свет и села ждать у аппарата. Ведь тогда не сразу соединяли с междугородней. Я выбежала в коридор и спросила: «Что? Папа? Что, он умер?» Еще ничего не было известно, а я так сказала. Мама рассердилась: «Да ты что?! Что ты говоришь? Ну-ка иди отсюда». А на следующее утро мама нам сказала, что он умер. Мы плакали. Потом привезли гроб с телом. Папу везли из Ленинграда, поэтому он был в цинковом гробу. Панихида состоялась в здании, где впоследствии был «Современник», теперь оно снесено. И когда рушили здание театра, то строители нашли этот цинковый гроб. Представляете? Я помню, нас не пустили на кладбище. Уже был предел слез. Мы так рыдали, что нас просто решили не брать туда.

Л.В. Вертинская в фильме «Королевство кривых зеркал»

Марианна. После его смерти был сделан памятник, мама посадила две голубые ели около могилы, как бы две доченьки.
Анастасия. У него пристанище было только в Москве, в России. Он родился, по-моему, под кочевой звездой. Его путь был бесконечным. Он рано потерял родителей, рано ушел из дома, был на войне, странствовал по России, стал петь, покинул родину, объехал весь мир. Он как пастух, который не указывает стаду путь, а просто пускается туда, куда бредет само стадо в поисках своей травы…

ПРОЩАЛЬНЫЙ УЖИН
Сегодня томная луна.
Как пленная царевна.
Грустна, задумчива, бледна
И безнадежно влюблена.
Сегодня музыка больна.
Едва звучит напевно.
Она капризна, и нежна,
И холодна, и гневна.
Сегодня наш последний день
В приморском ресторане.
Упала на террасу тень,
Зажглись огни в тумане.
Отлив лениво ткет по дну
Узоры пенных кружев.
Мы пригласили тишину
На наш прощальный ужин.
Благодарю Вас, милый друг.
За тайные свиданья.
За незабвенные слова
И пылкие признанья.

На Тверской улице на доме, где квартира Вертинских, открывают мемориальную доску памяти великого Артиста.
Настя, Марианна и Лидия Владимировна Вертинские.