Любовь, как случайная смерть
Автор: Laas
E-mail: kiralaas@mail.ru
Бета: Malice
Фэндом: j-rock "Dir en Grey"
Пэйринг: Kaoru/Die
Рейтинг: NC-17
Жанр: Romance, Angst, Darcfic



Утро началось с дежурного плача ребенка, требующего себе воды. Каору, с трудом разлепив глаза, подтянулся на руках, отрывая свое отяжелевшее тело от кровати. Малышка сонно поморщилась, садясь в кроватке и впиваясь губами в кружечку с соком, вложенную в маленькие ручки заботливым отцом. Каору не удержался, проведя ладонью по темным волосам собственной дочери, которая никак не отреагировала на проявление нежности.
Тишину комнаты нарушало лишь сосредоточенное сопение малышки, которой уже не хватало воздуха, но она продолжала вливать в себя жидкость, вызывая умильную улыбку на губах мужчины, терпеливо ждущего, когда же сок в кружке закончится. Глаза закрывались, безумно хотелось спать, чтобы хоть как-то восполнить хронический недосып, который был обычным делом во время тура группы. Спать в автобусе мог только Ке, он вообще мог спать где угодно, а вот остальные члены группы мучались бессонницей, мечтая лишь о полноценном сне в своих постелях.
Вчера, когда автобус, наконец-то, въехал в родной Токио, никто даже не предложил посидеть, отметить удачный тур, все расползлись по своим квартирам отсыпаться.
Только Каору полноценный сон не светил, потому что, в отличие от других членов группы, он был женат и имел трехлетнюю дочь. И никак не получалось просто завалиться в квартиру и уснуть на первой горизонтальной поверхности. Он и так появлялся дома очень редко из-за своей музыкальной жизни. Поэтому, в праздничные мгновения, когда отец все-таки появлялся в доме не позже десяти часов вечера - семья требовала к себе внимания.
Каору устало посмотрел на занавешенные окна. Сквозь узкую полоску несомкнутых штор пробивался тусклый луч уличного фонаря. До рассвета было еще часа два. Оставалось надеяться, что Мияко проспит до утра, больше не требуя пить.
Малышка, тем временем, утолила жажду и негромко стукнула пластмассовой кружкой по кроватке, привлекая внимание к себе. Мужчина с умильной улыбкой посмотрел на сонное чудо. Привстав с кровати, он настойчиво уложил дочь, заботливо укрывая одеялом. Та лишь сладко чмокнула губками, послушно закрывая глаза, и уже через минуту снова безмятежно спала, приоткрыв ротик. Као склонился над детской кроваткой и легко прикоснулся губами к бархатной щеке, после чего облегченно упал на прохладные простыни. Нацуми заворочалась во сне, прижимаясь поближе к теплому боку мужа. Ниикура никак не отреагировал на это, блаженно закрывая глаза.
Сон накатил тягучей волной, подминая под себя, и Каору добровольно отдался в эти удушающие объятия, лишь бы забыться хоть на пару часов. Мышцы расслабились, тело растеклось по кровати, и мозг отключился. Но радоваться пришлось недолго. Из темноты полусна его вырвал звонок в дверь. Вздрогнув, мужчина поднял тяжелые веки и недовольно застонал. Раздражающий сигнал повторился, непрошеный гость не собирался уходить. Као тревожно посмотрел на ребенка, проклиная нерадивого, которому что-то понадобилось от его семьи в столь ранний час.
- Кто там?- хриплым голосом поинтересовалась Нацу, не открывая глаз. - Он разбудит Мияко...
Скрипнув зубами, глава семейства, уже в который раз за ночь, вынужден был покинуть нагретую постель и, пошатываясь от усталости, побрел в коридор, горя желанием послать непрошенного гостя, перед этим вылив на него ушат плохого настроения. Распахнув дверь, он поежился от пробившегося в открывшееся пространство сквозняка, но в следующую секунду уже забыл о холоде.
- Дай, - только и успел воскликнуть он, ловя падающее тело и сжимая в сильных объятиях. Невменяемый гитарист повис на руках лидера, сосредоточенно пыхтя, и что-то лепетал, стараясь встать, но ноги его не слушались. Каору поморщился от удушающего запаха алкоголя, казалось, даже кожа друга источала знакомый аромат виски.
- Какого черта ты тут делаешь?
Строгий голос лидера, отработанный годами, не возымел ровно никакого эффекта. Дай, скорее всего, даже не услышал его, значит, добиться ответа от невменяемого ритм-гитариста не представлялось возможным. Тяжело вздохнув, Ниикура потащил несопротивляющееся тело в сторону гостевой спальни. Не выставлять же за порог лучшего друга, а промыть ему мозг можно и с утра, когда к Андо вернется возможность соображать.
Свалив мужчину на постель, Каору задумчиво оглядел нешевелящуюся фигуру. Все же стоило его раздеть, хотя бы снять верхнюю одежду, что он и сделал. Дай даже не пошевелился, когда с него стянули ботинки, за ними куртку. Но, когда трясущимися руками Лидер взялся за ремень, с губ гитариста сорвался бессвязный шепот:
- Као... - руки замерли на пряжке. Этот голос - с ноткой безумия и неосознанности происходящего - от которого мурашки пробегали по телу, именно такой, который знал только один человек на земле, и этот человек сейчас расширившимся глазами смотрел на невменяемо пьяного мужчину, боясь сделать движение, опасаясь разрушить эти хрупкие воспоминания, одни на двоих.
- Каору? - более осмысленный голос, уже тот, который принадлежит тому Даю, которого знают все. Ниикура вздрогнул, утопая в темных, как безлунная ночь, глазах: Андо удивленно смотрел на него.
Стеклянный миг прошлого рухнул, как тяжелый занавес, рассыпаясь на миллиарды осколков. Уже ничего не было лишь на двоих. Была группа, была семья и мостик между ними по имени Ниикура Каору.
- Что ты здесь делаешь? - хриплый прокуренный голос окончательно вернул лидера в настоящее, заставляя возмущенно фыркнуть.
- Тебя, алкоголика, спать укладываю.
- А что ты делаешь здесь? - Дайске мутным взглядом обвел комнату.
- Я здесь живу, а о том, что ты здесь делаешь в таком состоянии, мы поговорим завтра, - тоном, не терпящим пререканий. Дай лишь снова оглядел комнату и тяжело вздохнул, толком ничего не соображая. Каору снова принялся расстегивать его джинсы, стараясь не смотреть на друга и мысленно хваля себя за то, что не додумался включить свет, иначе Андо бы увидел покрасневшее лицо.
Откинув джинсы, лидер повернул бесчувственное тело вдоль кровати и небрежно накрыл одеялом.
Дай больше не сказал ни слова, снова закрыв глаза. Было сложно сказать, спит он или нет, поэтому Каору не стал ничего говорить и молча направился к выходу, мечтами уже находясь в своей постели.
- Спокойной ночи, кои, - снова этот шепот. Ниикура замер, забыв открыть дверь. Его затрясло. Сердце на мгновение болезненно сжалось, забилось с бешеной скоростью, от чего бросило в жар, и на висках выступила предательская испарина. Он обернулся. Дай все также лежал с закрытыми глазами и, казалось, даже не понял, что сейчас произнес. Просто бред пьяного человека. Человека, от которого эти слова когда-то были привычны. Судорожный вздох сорвался с тонких губ лидера. Он поспешил ретироваться из комнаты, борясь с собственными чувствами.
Хоть тело и ныло от усталости, но глаза не смыкались. Каору лежал и думал. Думал о словах, спьяну сказанных Даем. Вспомнит ли он о них завтра? Зачем? Зачем он вообще сказал эти слова? Каору с таким трудом спрятал за семью замками эти воспоминания. Как тяжело ему далось это решение тогда, пять лет назад. Скольких нервных срывов стоил ему этот выбор. И ведь Дай принял, не ломал это хрупкое подобие равновесия, ценил жертву Ниикуры, обещал справиться, забыть... И снова эти слова, эта невыносимая боль, кислотой разъедающая мозг. Сколько нужно сил, чтобы забыть это навсегда? Никто, даже такой кремень, как Каору, не сможет. Человек, однажды любивший, никогда не сотрет это чувство из своей памяти, как бы того не требовал долг.
Тяжелые мысли, болезненно отзывающиеся в сердце, заполняли уставший мозг. Ниикура сам не заметил, как вновь провалился в подобие сна.

Проснулся Каору оттого, что кто-то отчаянно звал его, бессердечно склонившись над самым ухом. С трудом разлепив глаза, он сонно уставился на собственную дочку, радостно улыбающуюся ему. Посылать разбудившего моментально перехотелось. Все ночные переживания как ветром сдуло, как только он взглянул на круглое личико ребенка. Стоило пойти на любые жертвы ради этой улыбки. И Каору бы поступил так снова, ради этих маленьких ладошек, бережно сжимающих широкую ладонь отца и ласково целующих грубую кожу.
- Ну, и кто тут не дает папе спать? - наигранно возмущенным тоном, воскликнул отец, щекоча девочку, радостно визжащую и ерзающую на груди мужчины. Никакая музыка не сравнится с этим звонким смехом, который стал для Каору мелодией его сердца.
Тут в комнату быстрым шагом вошла Нацуми, застегивая на ходу сережку на ухе.
- Каору, меня срочно вызвали на работу. У тебя сегодня репетиция? - деловым тоном поинтересовалась она, не глядя на мужа.
- Нет. Я дал парням выходной, - спокойно ответил мужчина, наблюдая за хаотичными сборами.
- И они решили провести этот выходной у нас? - спросила Нацу.
- С чего это? - удивился Каору.
- С того, что в соседней комнате спит Дай, - недовольно бросила она.
- Просто он ночью пришел ко мне, - объяснил он.
- Пить надо меньше, - фыркнула девушка, поправляя юбку.
Каору предпочел не отвечать на подобные язвительные замечания. Нацу подошла к кровати, быстро чмокнула мужа в губы, обняла дочь и, помахав на прощание рукой, скрылась из комнаты. Мия равнодушно отреагировала на уход матери, будучи всецело занятой рукой отца, которую она продолжала увлеченно разглядывать и целовать. Ниикура не смог сдержать улыбки.
- Ты завтракала? - спросил он у девочки. Та на секунду задумалась, после чего утвердительно кивнула. Каору закатил глаза. Мия имела вредную привычку говорить неправду в подобных вопросах, а потом ходила и ныла, что хочет кушать. Упрекнув себя за то, что не узнал у Нацуми, лидер поспешил встать.
- А проснулась ты давно? - на всякий случай поинтересовался он.
- Только что, - судя по сонной мордашке, это действительно можно было назвать правдой.
- Тогда марш умываться, - скомандовал отец, поспешно заправляя кровать.
Через двадцать минут уборки в спальне и ванных процедур обоих, неполноценная семья сидела на кухне. Мия усердно раскрашивала партитуру Каору, а тот делал вид, что не замечает этого безобразия. Еще четыре года назад, если бы хоть кто-то просто капнул чем-нибудь на его ноты, он бы закопал этого человека на месте. Но дочери позволялось все, даже подобные вольности.
Каору сосредоточенно жарил шоколадные оладьи, когда в кухню буквально вполз Дайске, стеная от головной боли.
- Дааай! - истошно завопила Мияко, увидев мужчину. Побросав карандаши, она кинулась на еле стоящего мужчину и повисла на его ноге.
Андо выдавил из себя подобие улыбки, ласково потрепав малышку по густым волосам.
- О, проснулся, пьянь, - съехидничал Каору, ловко переворачивая оладьи в сковороде. - Не дыши на Мию! - грозно бросил он, заметив, что гитарист намеревается взять счастливого ребенка на руки.
- Тогда я в душ сначала, - с трудом разлепив губы, простонал Андо. - Мияко, отпусти Дая.
Девочка выполнила просьбу с явной неохотой. Когда Дайске скрылся в ванной, она повисла на отце. Тот не стал противиться и лишь улыбался, глядя в довольные глаза дочери. Она всегда столь бурно реагировала на приход Дая в гости. На него посмотришь и не скажешь, что от такого мужчины ребенок может придти в неописуемый восторг. Но Мия души не чаяла в гитаристе и любила его не меньше собственного отца. Стоило тому появиться на пороге дома, как проворная девочка брала его в оборот, тащила в детскую, демонстрируя новые игрушки и мультфильмы, радостно восторгалась любой мелочи, преподнесенной им. Впрочем, эта любовь взаимна. Андо часто приходил в гости к Каору просто для того, чтобы увидеть девчушку и побаловать ее новым подарком.
Дай выполз из ванны, когда семья уже завтракала. Заботливый лидер приготовил горе-алкоголику стакан с водой и таблетку от головной боли. Дай с благодарностью проглотил ее и плюхнулся на свободный стул.
Мияко тут же защебетала ломаным языком, что-то рассказывая Андо. Честно говоря, некоторых слов не понимал даже Каору, но Дай увлеченно кивал, улыбался и переспрашивал. Столь явный интерес к ее непонятному рассказу о недавнем походе в кафе-мороженое воодушевлял девочку на усиленный словесный поток, от которого бедного ритм-гитариста спас грозный голос Ниикуры:
- Мияко, ешь молча. Потом расскажешь.
Девочка послушно притихла, сверкнув на отца строгим взглядом, так похожим на его собственный, что вызвало у Дая умильную улыбку.
- Каору, извини, что сегодня побеспокоил вас, - принялся извиняться Андо.
- Дай, "ешь молча" тебя тоже касается, - перебил его лидер, и тот поспешил заткнуться, уставившись в собственный кофе.
Уже через пару минут глава семьи пожалел, что потребовал тишины. Память услужливо стала подкидывать события прошедшей ночи, этот будоражащий шепот любимых губ, так привычно говорящих о самом важном. Невыносимо больно. Старые раны так и не затянулись и периодически начинали кровоточить, стоило Даю сделать или сказать что-то, напоминающее о прошлом...О их совместном счастье. Каору невольно содрогнулся и испуганно взглянул на Андо, будто боялся, что тот заметит. Он даже не удивился, когда поймал на себе задумчивый взор карих глаз. Легкая паника, что, возможно, он все еще может читать его мысли, как раньше, заполнила сознание. Взгляд заметался, стараясь уйти от внимательных глаз ритм-гитариста.
- Что, Дай? - наконец, не выдержал Као, решив, что лучшая защита - это нападение.
Тот в ответ лишь удивленно вскинул брови и пожал плечами, вновь уткнувшись в остывший кофе. Повисло напряженное молчание, заглушаемое стуком двух сердец, находившихся так близко друг от друга, но не имеющих даже призрачной возможности воссоединиться вновь, потому что, когда-то давно, пять лет назад, так решил Ниикура Каору, поставив жирный крест на своем счастье.
- Я поела, - громогласно возвестила девчушка, одаривая мужчин очаровательной улыбкой. - Дай, пошли.
- Мияко, - снова подал голос Каору. - Дай ему поесть. Потом он к тебе придет.
Дайске только собирался возразить, но наткнулся на строгий взгляд и прикусил язык. Мия еще немного покрутилась возле гитаристов и поскакала в свою комнату, откуда тут же донесся грохот и ее радостные визги.
- Дай, - тихо произнес Каору, не отвлекаясь от оладьи. - Зачем ты так много пьешь?
Равнодушный взгляд был ему ответом.
- Разве это сказывается на деятельности группы? - холодно поинтересовался он.
- Это сказывается на твоем здоровье!
- Као, не начинай, я тебя умоляю, - закатил глаза Андо. - Это не твои проблемы. Ты нам не нянька.
- С каких пор это перестало быть моими проблемами? - медленно произнес лидер-сан, недовольно хмурясь.
- Пять лет назад! - ответил Дай, после некоторой паузы.
Каору как-то странно всхлипнул, будто подавился словами, и отшатнулся от своего гитариста.
- Дай, - дрогнувшим голосом. - Зачем? Мы же все решили. Долго ты будешь терзать меня?
Андо предпочел промолчать, уставившись на свои руки.
- Ты ведь мне обещал, - Каору неуверенно накрыл своей ладонью смуглую руку друга. Больше, чем друга, гораздо больше.
Дайске вырвал свою руку, прикрыв глаза.
- Это выше моих сил, Као. Ты хоть понимаешь, как тяжело сдерживать себя?! - в отчаянии воскликнул он, вскакивая со стула и подходя к окну. Дрожащей рукой он достал сигарету и нервно закурил. Ниикура слова не сказал насчет этого, хотя обычно начинал орать.
- Понимаю, - прошептал лидер, опуская голову.
В повисшей тишине раздался оглушающий треск - ладонь Дая со всей силы впечаталась в оконную раму, отчего задребезжало стекло. Плечи лидера дрогнули.
- Почему так, Као? Ты обещал, что мы забудем друг о друге. Прошло пять лет... Ты забыл? Я ничего не забыл! Помню все, вплоть до твоей родинки над лопаткой и особенного блеска в глазах. Я не видел этого пять лет, но до сих пор просыпаюсь в холодном поту от твоих стонов в моей голове. До сих пор вздрагиваю от твоих прикосновений, замираю от восторга, при виде твоей улыбки. Как избавиться от этого, Као-кун?
Каору молчал, обхватив голову руками. Все звуки глушило бешеное биение сердца, казалось, что даже футболка колышется от этих ударов. Дай развернулся к нему, несколько секунд он наблюдал за съежившейся фигурой, борясь с желанием сжать в объятиях. Руки дрожали от напряжения. Наконец, плюнув на все, он обхватил широкими ладонями хрупкие плечи и упал на колени, прислоняясь головой к спине.
Ниикура даже не шевельнулся, чтобы скинуть руки. Так хотелось позволить себе быть слабым, забыть о своем решении пятилетней давности, просто снова отдаться в эти бережные объятья, вдохнуть этот удушающий аромат его любви.
- Као, - начал тихо Дай, обжигая кожу горячим дыханием. - Я все так же люблю тебя. Черт, я медленно умирал все эти пять лет. Я живу лишь надеждой... Надеждой, что когда-нибудь ты, все же, переступишь через свои принципы и снова станешь моим. Я готов делить тебя с ней, я готов смириться с мыслью, что засыпать ты будешь не со мной. Только за возможность снова касаться тебя, целовать, любить... Я буду повторять тебе это снова и снова, пока ты не согласишься. Я проживу еще десять лет, но с надеждой, что когда-нибудь ты снова согласишься быть моим.
Каору не мог произнести ни слова. Горький ком перекрыл путь кислороду, и он лишь рвано вдыхал короткие порции воздуха, силой воли заставляя свое сердце биться. Дай чуть дрогнул сзади, с трудом поднявшись с колен. Он быстро склонился, оставляя легкий поцелуй на нежной коже шеи, после чего отпустил плечи и, не оглядываясь, вышел из кухни, а потом и из квартиры.
Ниикура остался сидеть, даже не подняв глаза и, лишь после того, как хлопнула входная дверь, руки подогнулись, и он упал головой на стол, позволяя слезам тихо скатываться по бледным щекам. Сколько можно терпеть эту боль? Он так долго давил ее в себе, чувствуя некую поддержку со стороны Дайске. Он был ему так благодарен, что тот принял условия еще тогда, не став спорить и умолять, что поступил как мужчина, вовремя подставив твердое плечо, а не стал истерить как баба, разбивая тарелки о голову своего лидер-сана. Как же долго они терпели, умея в нужный момент скрыть свои страдания. Каору уже почти поверил в семейное счастье, смог, выстоял, выжил. Как долго молчал Дай, лишь бросая жадные взгляды на лидера, но, видимо, даже его терпению пришел конец. И для Каору это стало последней гранью, тонким стеклом, которое еще сдерживало его чувства. Его уверенность всегда подпитывалась незримой поддержкой Дая. Но теперь не осталось даже этого. Все стены и преграды рухнули за одну секунду. Как он мечтал снова услышать эти короткие три слова и как же ему теперь плохо после них. Это начало конца. Сердце снова рвется к любимому, тело снова жаждет нежных прикосновений, он снова съедает себя изнутри, прожигая кислотой сознание и затягивая тугую петлю на шее. Удушающее состояние безысходности. И снова решение пало на его плечи, потому что Дай свой выбор сделал.
Сейчас он проклинал тот злосчастный день пять лет назад, когда он напился до невозможности, проклинал тех друзей, которые в шутки подложили под него его фанатку, которая косплеила Дая. Проклинал Андо, что тот заболел и не пошел с ним на эту вечеринку. Проклинал себя, что по-пьяни не смог отличить поначалу девчонку от своего любимого, а когда понял - было уже поздно. Проклинал судьбу, которая распорядилась так, что девчонка залетела.
Тихий, едва различимый стон, сорвался с губ. Каору закрыл глаза руками, вдавливая пальцы в нежную кожу век до кругов перед ними.
Неожиданно его ладони коснулись маленькие холодные ручки. Ниикура вздрогнул от неожиданности и растерянно взглянул на собственную дочь. Большие янтарные глаза смотрели на отца с удивлением.
- Папа, - тонкий девичий голосок.
Каору с трудом сглотнул и посадил ребенка на колени, прижимая маленькое тельце к своей груди. Малышка испуганно притихла, вжимаясь в отца. А он не мог заставить себя сказать хоть слово, лишь тихо плакал, не в силах успокоиться.
- Я люблю тебя, папочка, - тихо прошептала Мияко, отчаянно сжимая ручками руку отца.
- Я тоже люблю тебя, милая...
- А почему Дай ушел? - тут же спросила она.
Каору напрягся, судорожно выдохнув.
- Ему срочно надо было уйти. Он обязательно придет к нам скоро, - с трудом выдавил из себя мужчина.
Они помолчали. Девочка с интересом рассматривала большой палец на руке отца, выводя на нем какие-то узоры.
- Я люблю Дая, - тихо прошептала она.
Горькая слеза скатилась по гладковыбритой щеке.
- Я тоже... Люблю его...

***

Каору недовольно посмотрел на собственный телефон, который разрывался на пассажирском сиденье. Но стоило увидеть имя на дисплее, как сердце начало учащенно биться. Дрогнувшей рукой он схватил мобильник.
- Да, - не отвлекаясь от дороги, тихо молвил в трубку.
- Каору? - сорвавшимся голосом спросил Дай.
- А ты кому звонишь? - раздраженно бросил лидер.
- Мне нужна твоя помощь, - теперь в голосе слышалось некое отчаяние.
- Что случилось? - замерев, спросил мужчина и проскочил на красный, чудом избежав аварии.
- Этто... - неуверенно протянул Дайске. - Я тут подарок выбираю Мияко и не знаю, на чем остановиться.
Каору облегченно выдохнул и слабо улыбнулся.
- Где ты? - лишь спросил он, подавив желание высказать гитаристу все, что он о нем думает.
- В торговом центре, который недалеко от моего дома, - отрапортовал собеседник на одном дыхании.
- Я буду через пятнадцать минут, - коротко ответил лидер и сбросил, выворачивая руль и перестраиваясь в другой ряд.
С того утра на кухне прошла неделя. Неделя украдкой брошенных взглядов, полнейшего молчания и, насколько это возможно, изоляции друг от друга. Они сталкивались только в студии и упорно молчали, отводя глаза. Видимо, Дайске ждал решения Каору. А Каору все эти ночи плохо спал, все думая и думая, буквально разъедая свой мозг и сердце собственной нерешительностью. Все чувства рвались наружу, желая вылиться лишь на одного человека, тело требовало забытых прикосновений, поцелуев, трепета. А мозг упорно гнул свою линию о том, что теперь он - женатый человек, которого с супругой связывает не только штамп в паспорте, но и маленький ребенок. Хождение мыслей по кругу приводили к раздражительности, недосыпу и расшатанным нервам.
Звонок Дайске его, несомненно, сильно удивил. И он был так рад вновь просто услышать этот приятный голос, понять, что от него требуется помощь. Они увидятся так близко за пределами студии.
Перед центром он припарковался даже раньше обещанного. Созвонившись с гитаристом еще раз, Каору уточнил, в каком именно магазине тот находится. Без труда найдя нужный, он поблуждал между стеллажей с игрушками, в поисках согруппника. Оный отыскался в разделе с тетрадками и альбомами для рисования.
- Дайске, моя дочь еще читать не умеет, ты промахнулся разделом, - наставительно произнес Каору, останавливаясь рядом.
Андо вздрогнул от неожиданности и растерянно уставился на своего лидера.
- Я здесь уже битый час ошиваюсь, еще немного и я подарю ей свою акустику, чтоб не мучиться, - пробурчал он.
- Гитар ей и моих хватает, - отмахнулся Ниикура. - Удивлен, что ты вспомнил про ее день рождения за неделю.
Ритм-гитарист испепелил его взглядом.
- Я о таком не забываю, - процедил он сквозь зубы.
- Ты о своем-то дне рождении вспоминаешь только потому, что тебе Тошия о нем напоминает постоянно, - фыркнул Каору.
Дай предпочел проигнорировать подкол и снова вперил взгляд в разноцветные тетради.
- Ладно, - сжалился лидер-сан. - Между чем ты там выбирал?
- Между велосипедом и машиной, - выдал Андо. Каору, уже было направившийся вдоль стеллажа, резко остановился.
- Так что ты тогда в этом отделе делаешь? - удивленно спросил он.
- Хожу, - односложно ответил гитарист. - Так первое или второе?
- Велосипед у нее есть, - серьезно задумавшись, протянул Ниикура.
- Значит, машину, - радостно выпалил Дай.
Каору лишь кивнул, и они направились в нужный раздел. Видимо, там Дай до приезда лидера провел много времени, потому что при виде них продавец как-то странно дернулся в другую сторону, но потом благоразумно передумал, натянув улыбку. Каору дернул рукава кофты, опуская их как можно ниже, чтобы скрыть татуировки, впрочем, идея изначально была провальной, потому что черные линии вились и по пальцам, а длины рукава на них не хватало.
- Мы за машиной, - издалека сообщил Дай.
Консультант облегченно выдохнул, поняв, что больше мучить вопросами его не намеренны.
Поспорив из-за цвета, они остановились на фиолетовом и пошли расплачиваться.
- Здравствуйте, - девушка на кассе лучезарно улыбнулась, по большей части только Андо. Впрочем, тот не обратил на нее никакого внимания. Рассчитавшись за покупку, они понесли ее на улицу. Дайске целенаправленно устремился к автомобилю Ниикуры, который приметил среди всех остальных.
- Зачем ты тащишь ее к моей машине? - поинтересовался Каору.
- Потому что сюда я приехал на такси, - ответил Дай, сгружая покупку у багажника.
- Я должен отвезти тебя домой? - догадался Лидер.
Ритм-гитарист довольно кивнул и выжидающе уставился на мужчину. Тот с тяжелым вздохом открыл багажник, а сам уселся за руль. Андо, кряхтя и матерясь, засунул подарок и тоже забрался в салон.
Напряжение, умножаемое обоюдным молчанием, заполняло салон, пока они ехали. Дайске беспрерывно курил, нервно выдыхая дым через открытое окно, смотря на проплывающий город. А Каору попросту не знал, о чем говорить. Будто два незнакомых человека сидели в машине, которых не связывало пятнадцать лет общения и несколько лет бурных отношений. Впрочем, именно этот факт и сковывал их, не позволяя даже свободно выдохнуть.
- Останови у этого ресторана, - вдруг нарушил тишину ритм-гитарист, указывая на маячившую неподалеку вывеску.
- Зачем? - не понял Каору.
- Я голоден.
Автомобиль аккуратно свернул на обочину, выехав на небольшую стоянку.
- Почему нельзя поесть дома? - поинтересовался лидер, выключая зажигание.
- Дома надо готовить, - поморщился Дайске, выпрямляясь.
- Поехали ко мне, - предложил Каору, которому отчаянно не хотелось появляться в таких заведениях. Он вообще не любил рестораны.
- Не хочу.
- Почему?
- Потому что твоя жена не обрадуется, - буркнул Дай и раздраженно дернул плечом.
- С чего ты взял? - удивился лидер.
- Каору, не прикидывайся идиотом, ты сам прекрасно знаешь, что из группы меня она не любит больше всех.
- Откуда такие выводы? - деловито поинтересовался Каору, следуя за гитаристом.
- Я это вижу, - через плечо бросил тот.
- С чего бы ей проявлять такую предвзятость именно к тебе?
Андо неожиданно остановился, из-за чего на него налетел Као, и развернулся, внимательно глядя в шоколадные глаза:
- Потому что я люблю тебя.
Каору даже моргнуть не посмел в этот момент, лишь рвано выдохнул, утопая во взгляде напротив. Дайске еще мгновение смотрел на него, а потом развернулся и направился дальше, коротко кивнув охраннику, любезно открывшему перед ними дверь.
Они сели за дальний столик. Дайске снова закурил, Каору последовал его примеру. Подошел официант и принял заказ.
- Когда мы уезжаем в Осаку? - поинтересовался Дай, сосредоточенно стряхивая пепел.
- Завтра, - на выдохе произнес Ниикура.
Ритм-гитарист посмотрел на него, как на идиота.
- Аноо, я в курсе, что завтра, я имею в виду во сколько!
- В девять нас заберет машина в аэропорт, - Каору нахмурился, затянувшись. - Поэтому сегодня не пей много.
- Это уж как получится, - буркнул тот.
Лидер промолчал, заметив приближающегося официанта с заказом.
- Я пойду, - неожиданно произнес Ниикура, вминая окурок в пепельницу.
- Куда? - испуганно спросил его собеседник.
- Домой, - односложно ответил Као.
Дайске как-то странно дернулся, и в следующее мгновение его холодная ладонь легла на руку лидер-сана.
- Останься, - с отчаянием прошептал он, но, увидев официанта, убрал руку, опустив глаза. Каору так и сидел, замерев и затаив дыхание, во все глаза глядя на своего гитариста.
Подошедший официант ловко расставил между ними тарелки и, поклонившись, ушел.
- Останься, - снова повторил Андо, с надеждой заглядывая в любимые глаза. Каору сомневался лишь мгновение, но просто не мог отказать, когда Дайске так на него смотрел. Поэтому он, тяжело вздохнув, откинулся на спинку стула, доставая новую сигарету.
- Заодно проследишь, чтобы я много не пил, - улыбнулся Дай той особенной улыбкой, которая принадлежала только ему, Каору. У лидера сжалось сердце.
- Мне проще не следить, а завтра отчитать тебя за безалаберность, - хмыкнул Ниикура, при этом пряча глаза под челкой. Андо заметил это, потянулся через небольшой стол и убрал темные пряди с лица, заправив их за ухо.
- Что ты делаешь? - возмутился гитарист, подаваясь назад и отталкивая руку. - Здесь же люди!
Дай тихо рассмеялся.
- Ты оттолкнул мою руку только потому, что здесь люди?
- Конечно! - Каору был возмущен и не заметил подвоха в вопросе.
- Значит само прикосновение тебе приятно.
- Что? - у лидера вытянулось лицо. Андо победно улыбнулся.
- Признайся хотя бы себе, Каору, я нужен тебе также, как и ты мне, - улыбка стала грустной. Захотелось закричать, чтобы избавиться от этой раздирающей боли. Так близко самый любимый, самый нужный, но нельзя... Или...
Каору со стоном упал на руки, сложенные на столе, звякнув столовыми приборами, которые случайно задел. Дайске тут же подскочил к нему, упав перед ним на колени и уткнувшись головой в горячий бок.
- Као, прости, - сдавленно прошептал он. От всего остального ресторана его скрывал Каору с одной стороны, стена с другой и непонятное растение с третьей. Присутствие Андо столь близко лишь ухудшило ситуацию: по телу прошла сладкая дрожь от дыхания гитариста.
Собравшись, Ниикура оторвал голову от рук и бессмысленным взглядом осмотрел стол. На глаза попался коньяк. Схватив графин, он от души плеснул в стакан и, не задумываясь, опрокинул в себя все содержимое. Спиртное огненным вихрем пронеслось по организму, заставляя жадно вдохнуть воздух. Глаза распахнулись, зато в голове стало яснее. Решение пришло мгновенно, и, пока оно не подернулось дымкой ответственности, Каору резко встал со своего места. Поспешно достал бумажник и кинул деньги, даже не посмотрев на выложенную сумму.
- Поехали, - резко выплюнул он.
- Куда? - Дайске непонимающе моргнул. Резкая смена поведения лидера привела его в ступор.
- Поехали, я сказал, - почти приказал Каору и первым направился в сторону выхода. Ритм-гитарист кинулся за ним. Растерянный администратор сумбурно попрощался с ними, музыканты даже не обратили на него внимания.
Когда оба оказались в машине лидера, Дайске снова попытался выяснить, куда они едут, в ответ получил только обжигающий взгляд, поежился и замолк, положившись на судьбу и здравомыслие водителя. Хотя, в последнем он сейчас сильно сомневался. Каору гнал по вечернему Токио, будто отрывался от погони, круто заходя в повороты, под визг тормозов. До Андо не сразу долшло, что они направляются в сторону его дома, и окончательно он в этом убедился, лишь когда автомобиль резко остановился перед его подъездом, оставив после себя черные разводы на асфальте и отчетливый запах жженой резины.
- Вылезай, - снова приказным тоном выдал Каору, выпрыгивая из авто первым. Пискнула сигнализация в удаляющиеся спины. Андо все еще покорно следовал за своим лидером, пытаясь справиться с туманом непонимания в голове. Он уже перестал надеяться на разумное объяснение и следовал по течению.
Они зашли в лифт, Каору нервно теребил ключи от машины, которые до сих пор не убрал в карман. Его всего трясло от предвкушения, от собственной наглости и безответственности. Но сейчас ему было наплевать даже на свои принципы. Он сам не мог понять, что с ним вдруг случилось.
Уже оказавшись в квартире, Дай, все же, снова попытался выспросить, что же случилось. Только повернулся к гитаристу лицом, как был тут же впечатан в стену с такой силой, что вместо слов лишь рвано выдохнул, захлебнувшись воздухом. Вдохнуть он не успел, горячие губы накрыли его собственные, по инерции раскрывшиеся навстречу. Еще ничерта не соображая, он жадно отвечал на поцелуй, с остервенением кусая податливые губы. Дыхания не хватало, легкие сокращались, требуя воздуха. Но гитаристам было не до этого, они сминали друг друга в грубых, почти удушающих объятиях, оставляя синяки, следы зубов и царапины на телах. Сумасшествие бушевало в комнате, наполняя ее удушающими парами, смешиваясь со страстью и пылающими волнами растекаясь от двух тел с такой силой, что, казалось, трещали стены.
В внезапный проблеск сознания, странно закравшийся в помутненный рассудок, Дайске на рваном выдохе смог лишь простонать:
- Каоруу, - больше ни на что сил не хватило, а губы были вновь пленены губами любимого.
Дыхание снова соскользнуло со рта, когда под спиной неожиданно оказалась кровать, а сверху самое любимое тело. Губы хаотично исследовали накаченную грудь ритм-гитариста, а тот лишь податливо выгибался, желая оказаться ближе. Звук рвущейся рубашки, разлетающихся во все стороны пуговиц и громкого стона разорвал тишину комнаты. Губы припали к оголенному торсу, язык описал кубики пресса, задержавшись на сосках.
- Ка-каору, что мы... Ах... Делаем? - все же выдавил из себя Дайске, желая лишь одного, чтобы это никогда не прекращалось.
- Не важно что, - сбивчиво прорычал Каору, рванув на себя пряжку ремня. - Главное, что мы оба этого хотим.
Ремень поддался, и джинсы слетели на пол вместе с бельем. Дай уже не задумывался над происходящим, все мысли утонули в обжигающей волне наслаждения, когдя мягкие губы обхватили пульсирующий член. Столь забытые ощущения эйфории и полнейшего экстаза затянули в бездну наслаждения. Всепоглощающее желание: еще, больше, глубже, бесконечно долго. Перед глазами полыхнула белая вспышка, затопив волной оргазма. С губ сорвался безмолвный крик, пальцы до хруста ткани смяли простыни. Губы пропали, вновь появившись на губах Дая, отдавая свой собственный вкус, делясь ощущениями. Этого было мало, хотелось еще и еще. Каору был бесцеремонно перевернут на спину и подмят под Андо. Теперь он дарил наслаждение и счастье, целуя каждый сантиметр, сминая в руках рельефные бедра, оставляя на них следы своих прикосновений. Выгнувшееся влажное тело лидера, закусившего губу, чтобы сдержать стон. Но ведь стоны - это такое наслаждение. Горячий шепот на ухо о желании слышать, чувствовать, о любви, о том, что только мой и больше ничей. И Каору подается, срывается на крик, когда тонкие скользкие пальцы оказываются в нем. Так привычно и так ново. Невыносимо приятно задыхаться от собственного восторга, от его дыхания и ощущения его в себе. Сбивчивое дыхание, громкие стоны, слезы радости, мокрые тела, безумие во взглядах, беглые поцелуи, абсолютно неритмичные движение. Общее безумие, единый порыв страсти. Имена друг друга, сорвавшиеся с пересохших губ, когда ослепляющее наслаждение потоком прокатывается по всему телу, выливаясь горячей влагой на живот и разливаясь внутри.
Расслабленные гитаристы лежали на смятых простынях, глотая вязкий воздух, еще наполненный их криками, стонами и обоюдным сумасшествием. Переплетенные пальцы рук и немного измученные улыбки. Легкий поцелуй куда-то в уголок губ. Дайске уткнулся носом в шею Каору. По его щеке стекла слеза, затерявшись в ткани наволочки.
- Спасибо, - сдавленно шепнул он.
- За что? - выдохнул Каору.
- За это безумие... Вновь.
Свободной рукой Ниикура перебирал влажные волосы.
- Я люблю тебя, - прошептал он и закрыл глаза, понимая, что его правильный мир рухнул, погребенный под незыблемостью истины.
Тихий всхлип и едва заметный кивок. Дай сильнее прижал к себе своего любимого.
- Я тебя тоже, - выдавил из себя он, думая, что свет в конце тоннеля разгорелся еще ярче. Его надежда воплотилась в реальность - они снова вместе. И ни о чем больше не хотелось думать, просто любить. Они оба это заслужили.
Глаза медленно закрылись, и через пять минут ритм-гитарист спал, крепко обнимая самого дорогого человека в своей жизни. Саму жизнь. Ее смысл.
Решительность лидера рассеялась вместе с оглушительным оргазмом. Рой ненужных мыслей вновь ворвался в голову, разметав отголоски наслаждения. на плечи снова упал этот противный груз ответственности. Он уже не мог просто наслаждаться нежными руками и надежными объятиями. Каору чувствовал себя грязным и ненавидел свою мягкотелость. Презирал за то, что не может сделать этого выбора до сих пор. Если бы не дочь, он бы уже давно вновь отдался Даю. Да, если бы не дочь, он бы и не терял свою любовь, не мучился эти проклятые пять лет.
Так, терзаемый подобными мыслями, Каору провалился в непонятную пелену, даже скорее, полудрему со странным туманом вместо сна. Разбудил его звонок собственного телефона, отдаленным эхом отдающийся в комнате. Открыв глаза, он сначала даже не понял, где находится, но тяжелая рука Андо на собственном животе говорила больше тысячи слов. Пошевелившись, Као не дождался реакции мужчины, который, видимо, спал слишком крепко. Поэтому Ниикура аккуратно приподнял его руку и выскользнул из любящих объятий.
Телефон отыскался в коридоре, сиротливо лежащий в углу. Как он там оказался, Каору так и не вспомнил. Пропущенным вызовом оказался звонок жены. Новая волна сожаления прокатилась от сердца к голове и прочно там засела. Лидер нажал на повторный вызов и ушел на кухню.
- Као, где ты? - без приветствия выпалила Нацуми.
- Извини, я заснул в студии, - не задумываясь, соврал Ниикура.
- А предупредить ты мог, что останешься там? - прошипела женщина.
- Было два часа ночи, когда я уснул, - спокойно произнес Каору, доставая сигареты из пачки Андо, лежащей на столе. - Я не хотел тебя будить.
- Твоя работа была всегда важнее для тебя, нежели семья, - не унималась Нацу.
- Нацуми, я не намерен ругаться, потом поговорим, - немного неразборчиво сказал Као, зажимая сигарету зубами, и отключился. Потом, немного подумав, вообще выключил телефон. Он стоял и курил, глядя, как растекается рассвет по светлому небу. Было еще совсем рано, когда Каору оделся и тихо вышел из квартиры, аккуратно прикрыв входную дверь. Сердце вырывалось из груди, требуя сейчас же вернуться назад, в объятия Дая, остаться с ним. Но он упорно шел вперед, к своей машине, сам себе не в состоянии объяснить, от чего же именно бежит. Ведь Нацуми он не любил никогда, а дочь он не будет обожать меньше только потому, что в его сердце вновь займет место Дай. Да, и что скрывать, Дай никогда и не покидал его сердца. Так что же тогда он так старательно старается сохранить?
Каору припарковался на свое привычное место возле студии и еще постоял на стоянке, выкуривая очередную сигарету и бездумно глядя в голубое небо. Потом, вздохнув, двинулся в сторону входа, где его поприветствовал охранник.
Студия, как и ожидалось, встретила его закрытыми дверьми и темными коридорами. Довольно зловещий антураж. Не зря Тошия всегда шутил, что в этих катакомбах можно снимать их клипы. Пройдя по привычному маршруту, Ниикура уверенно толкнул дверь в репетиционную, уверенный в том, что он в здании один. Каково же было его удивление, когда он попал в мягкий ореол приглушенного освещения, разливающегося по всему пространству просторной комнаты.
К его немому изумлению там уже были Ке и Шинья. Первый развалился на диване, откинув голову на спинку дивана и рассеяно гладил светлые волосы ударника, чья голова покоилась на его коленях. Шинья, без сомнения, спал, а по Ке всегда было сложно определить, спит он или бодрствует. Впрочем, он лениво поднял голову, когда тихо хлопнула дверь и безучастно осмотрел гитариста, подняв свободную от волос барабанщика руку в приветственном жесте. Каору лишь кивнул, решив не будить спящего и прошел за ширму, отгораживающую зал от небольшого кабинета, который оборудовал себе.
Через пару минут к нему, все же, присоединился Ниимура, освободившийся из плена тонких рук Терачи. Он устало плюхнулся на диван рядом с Каору, положив руку на колено лидеру. Подобный жест Ке можно было расценить только как дружественный и ничего не значащий, так как все прекрасно знали, что истерзанное им же самим сердце безраздельно принадлежит тихоне Шинье. По мнению Каору - это был самый дикий союз неподходящих друг другу людей. Спокойный уравновешенный абсолютно всегда Терачи, отчасти безразличный к жизни. И сумасшедший, не всегда адекватный солист, любящий боль в любых ее проявлениях. Впрочем, таким он был только на сцене, в жизни же, чем-то напоминал Терачи - столь же спокойный и равнодушный ко всему происходящему. Однако, они нашли друг друга и непоколебимо вместе уже более пяти лет.
А еще Шинья, Ке и Каору были соседями и за это они все благодарили Дая, потому что он когда-то отдал соседнюю с лидером квартиру друзьям. Это было около трех лет назад. Каору с семьей только переехал в этот дом. Вся группа пришла в восторг от его просторных апартаментов и не без зависти в один голос сказали, что тоже бы хотели такие хоромы. А через месяц Каору сообщил всей группе, что соседняя с ним квартира освободилась и ее срочно продают. Дайске откликнулся первым, не дав никому и слова сказать. Через неделю эта квартира принадлежала ему, но, однажды, случайно подслушанный разговор между Терачи и Каору, заставил его передумать. А говорили они о том, что Ке и Шинье попросту надоело ютиться в их старых квартирах, и они бы хотели переехать. Разговор случайно затронул и новоприобретенную квартиру Андо. Тогда-то Дай и сделал то, что сделал - он подарил эту квартиру Ниимуре и Терачи на их негласный юбилей двухлетних отношений. Конечно, подарок произвел фурор. Растерянное лицо Ке, сжимающего ключи, смущенный ударник, молча стоящий рядом, выкатившиеся глаза Хары и расстроенный Каору, всячески старающийся натянуть улыбку. С тех пор прошло уже три года, а влюбленная парочка все продолжает благодарить ритм-гитариста. Дай был искренне счастлив, что смог порадовать друзей, но вот теперь они всегда были рядом с Каору, что порой раздражало Андо.
- А тебе чего не спится? - спросил вокалист, закуривая.
- Кошмар приснился, - ляпнул Ниикура первое, что пришло в голову. Они посмотрели друг на друга и тут же прыснули со смеху, уткнувшись кто куда, лишь бы не разбудить Шинью своим гоготом. - Потом расскажу, - коротко бросил гитарист, кое-как успокоившись и снова становясь серьезным. Все в группе были в курсе их отношений с Андо, но только Ке Каору мог рассказать подробности и рассчитывать на понимание.
- А вы? - в свою очередь поинтересовался лидер.
- Да эта дурацкая собака у наших соседей, - раздражено фыркнул Ке. - Я-то и так не спал, а вот Ши рвал и метал, я уж испугался, что он на шашлык пустит пса. Кстати, Нацу просила, чтобы ты после репетиции ей позвонил, - как бы между прочим произнес Ке. - Я так понял, ты не ночевал дома.
- Давно она звонила? - устало спросил гитарист.
- Минут двадцать назад.
- Что ты ей сказал?
- Что ты спишь в студии, - пожал плечами Ниимура, эффектно затянувшись.
- Спасибо, - благодарно кивнул Каору.
- А у кого ты ночевал на самом деле? - поинтересовался вокалист, внимательно глядя на друга.
Каору немного помедлил с ответом, разыскивая свои сигареты, потом прикуривая. В молчании он сделал пару затяжек и лишь потом выдохнул:
- У Дайске...
Ке закашлялся, подавившись сигаретным дымом. Ниикура бросил на него хмурый взгляд и продолжил курить.
- Ты с ума... Сошел, - покраснев от натужного кашля, прохрипел Тоору.
- Много лет назад, - пожал плечами лидер группы.
- Каору, зачем ты это делаешь? Ведь, если ты здесь, значит, ты попросту сбежал от него! Изменил жене и с Дайске тоже не остался - молодец, вышел из положения! - эмоционально выдал Ке.
Ниикура устало закрыл глаза и откинулся на спинку дивана.
- Тоору, сделай милость - заткнись, - протянул он немного раздраженно.
Ке и заткнулся, увидев, в каком жалком состоянии пребывает его лучший друг. Тоже откинувшись на спинку дивана, он спросил:
- И что будешь делать?
- Повешусь, - простонал Каору, поднося сигарету к губам.
- От этого никому легче не станет, - рассудил Ниимура.
- Мне.
- Ты эгоист!
Каору фыркнул, чуть сам не подавившись дымом.
- Поговори с ним хотя бы, - тихо молвил Ке.
- Он и так прекрасно все понимает, - вздохнул лидер.
- Но, в отличие от тебя, он эмоции сдерживать не умеет. А когда Андо плохо - плохо всей группе.
- Так и скажи, что за Шинью беспокоишься. Потому что, когда Дай бушует тебе откровенно на это пофигу. Тошимаса сам кого хочешь заткнет. Один Шинья хоть как-то еще реагирует на выпады.
Тут дверь в студию тихо хлопнула. Каору напрягся, опасаясь, что это Дай. Он еще не был готов к разговору. Ширма чуть отодвинулась и показалась голова помощника звукорежиссера.
- Ниикура-сан, можно вас, - вежливо произнес он.
- Да, конечно, - откликнулся Каору и с трудом поднялся с дивана.

Звукорежиссер делился своими рассуждениями по поводу записи нового сингла. Каору честно пытался его слушать, но мысли уплывали в квартиру Дая, к моментам их близости. Пришлось насильно заставить себя собраться, потому что работа была всегда прежде всего и от его решений зависело слишком многое, чтобы он мог позволить себе думать о чем-то еще. Впрочем, Аки был понимающим человеком, да, выглядел он ничем не лучше невыспавшегося Ниикуры, поэтому разговор из рабочего перетек в неофициальный. У Аки была дочь одного возраста с Мияко, и они ходили в один садик. Двое мужчин сидели, пили кофе, принесенный помощником, и обсуждали предстоящий праздник - день рождения Мияко. Когда речь заходила о дочери, Као забывал обо всех проблемах.
Уже через час он шел обратно к ребятам. По времени уже все должны были собраться, ведь в девять их должны забрать в аэропорт, а время было почти восемь.
Зайдя в студию, Каору застал интересную картину: вся группа сидела на двух диванах, расположенных один напротив другого, и, отвернувшись друг от друга, молчали. Ке сосредоточенно ковырял занозу, пытаясь вытащить ее из пальца с помощью перочинного ножа. Напротив него сидел Дай, исподлобья глядя куда-то поверх плеча вокалиста. Рядом с ним, скрестив ноги и руки, расположился Тошия. Лицо его выражало крайнюю обиду и, судя по тому, как он периодически поглядывал на ритм-гитариста, виноват в его настроении был именно он. Дай тактично не замечал испепеляющих взглядов Тошимасы. Рядом с Ке, в идентичной басисту позе, сидел Шинья, безотрывно смотря в пол. Каору чуть не подавился густым напряжением, витающим в воздухе.
- Что случилось? - спросил он, закатив глаза. - Я вышел на час, а вы успели поругаться?
Тошия снова сверкнул глазами в сторону ритм-гитариста.
- У Дая спроси, - бросил он.
Лидер шумно выдохнул, оглядывая группу. Конечно же, он знал причину плохого настроения второго гитариста и чувствовал отголосок вины за то, что так поступил с ним. Но, в отличие от Дая, у него были обязательства. Каору перевел печальный взгляд на Андо. Тот, видимо, почувствовал его, потому что его плечи дрогнули, но он не повернулся, гордо вздернув подбородок. Ниикура был не вправе судить его. На месте Дайске он бы поступил аналогично, и полный игнор - лучшее из того, чем мог наказать его гитарист.
- Я с вас фигею, - фыркнул лидер, отметая гнетущие мысли. - Уже четвертый десяток пошел, а все детский сад разводите. - Он тоже сложил руки на груди. - Так, работу никто не отменял. Быстро встали и собрали инструменты в дорогу!
Дай поднялся первым и, не глядя на лидера, прошел мимо. Каору на секунду оказался охваченным столь знакомым запахом, от которого вздрагивали все струны души и подгибались колени. Скрипнув зубами, он постарался задержать дыхание, дабы не провалиться в затягивающую пучину.
Тошимаса не стал утруждать свое тело поднятием с дивана, он лениво протянул руку и зацепил ремень своего баса. Протащив его по полу, он подхватил его на колени.
Шинья легко поднялся со своего места, но, вместо того, чтоб сесть за установку, снял с высокого стула, на котором иногда сидел Ке, свой пиджак и стал что-то искать во внутренних карманах. Каору, настраивающий гитару, краем глаза наблюдал за действиями ударника, искренне недоумевая, из-за чего же могли поссориться Шинья и Ке, которые, в принципе, ссорились очень редко. Наконец, найдя в недрах пиджака то, что искал, Терачи небрежно бросил его обратно на стул, а сам вернулся к дивану. Молча он оттолкнул руку Ке, в которой тот сжимал ножик и склонился над второй, разглядывая занозу, уже изрядно испачканную кровью от старательных усилий вокалиста. В руке ударника Каору заметил булавку, видимо, именно за ней он и лазил в пиджак. Ловко поддев занозу, Шинья без труда вытащил ее. Ке все это время, замерев, наблюдал за происходящим, чувствуя себя последней сволочью из-за того, что посмел упрекнуть Шинью в чем-то. Не выпуская теплой ладони Тоору, ударник перегнулся через низкий диван и вытащил бутылку коньяка. По студии пронесся возмущенный писк Тошии - это была его заначка. Но писк тут же осекся, стоило басисту наткнуться на испепеляющий взгляд лидера, не предвещающий ничего хорошего.
Шинья, не скупясь, вылил часть алкоголя прямо на руку вокалисту. Янтарная жидкость пролилась на пол под печальный вздох басиста. Ке даже не дернулся, продолжая с надеждой глядеть на Шинью. Тот, избегая его взгляда, на мгновение прикоснулся губами к ранке, которую уже успел расковырять Ниимура.
- Прости меня, - разлилось по студии под мелодичное треньканье гитары Дая, единственного, кто еще пытался собираться, остальные наблюдали за развернувшейся сценой примирения. Терачи лишь кивнул и выпустил из своих ладоней пострадавшую руку. Вокалист улыбнулся, рассеяно наблюдая, как тонкая фигура удаляется от него, направляясь к привычному месту работы - за барабанную установку.
Через полчаса все были собраны. Тошия уже забыл о перепалке с Даем и увлеченно рассказывал Шинье о чудно проведенных выходных со своим мальчиком. Басист уже год жил с парнем, которому совсем недавно стукнуло семнадцать. Хара привез его с собой из их прошлогоднего тура по Европе, точнее, тот сам увязался за своим кумиром и, в рекордно короткий срок, ему удалось завоевать сердце любвеобильного Тошимасы, привязав того к себе.
Ке мирно спал на диване, укрытый курткой ударника. Каору просматривал документы. А Дай сидел рядом с Ке и курил, игнорируя всех присутствующих. Он первым встал, подхватив одну из своих гитар, и вышел, когда сообщили о том, что за ними прибыли. Каору грустно посмотрел ему в спину и скомандовал всем остальным выдвигаться.


***

Концерт прошел просто кошмарно. Такого провального выступления от Диру не помнили уже очень давно. Фанаты, конечно, по большей части не заметили промахов, но музыканты чувствовали их прекрасно. Все началось с задержки рейса в Осаку на час. Соответственно, пришлось все ускорять. Чтобы вовремя попасть на саундчек, они отказались от обеда, решив перекусить по дороге. Вылезая из машины, привезшей их к концертному залу, Шинья умудрился споткнуться о ступеньку и вылетел из микроавтобуса. С молниеносной скоростью его поймал Тошимаса. Но сдержать не успел, и они оба упали на землю. Падение Терачи, конечно, смягчилось, потому что упал он на басиста, но расшибить колено он умудрился, что отнюдь не положительно сказалось на его больных суставах. Хара упал на спину неудачно - под позвоночником оказался внушительных размеров камень. Дикий крик из уст басиста убедил всех в том, что падение для него не пройдет бесследно, а он и так последние пару месяцев жаловался на больную спину. Обоих пострадавших сразу доставили в гримерку и осмотрели. Шинья мужественно заявлял, что с ним все в порядке, хотя Каору прекрасно видел, что хромать он стал сильнее и морщился при каждом шаге. Он лично отвел его в сторонку и спросил, точно ли тот сможет играть.
- И не с такими болями играл, - мрачно ответил Шинья, тяжело вздохнув. Он уперто отказывался от того, чтобы ему хотя бы обработали ссадину, пока Ке не вырвал из рук их личного врача мазь и сам не намазал больное колено, умело его массируя.
С Тошимасой дело обстояло хуже. Хоть тот тоже хорохорился, что с ним все в порядке, но стоило массажисту коснуться поврежденного участка спины, как из глаз басиста хлынули слезы. Тут в гримерку вошел Дай, как-то слишком бодренько улыбаясь и, при этом, пряча глаза. Каору подозрительно оглядел его чересчур довольную физиономию.
- Что с тобой? - Ке тоже насторожился, отрываясь от колена любовника.
- Все нормально, - пожал одним плечом Дай, вторую руку он старался держать прямо и не шевелить ею.
- А с рукой что? - не поверил вокалист, выпрямляясь и стараясь не обращать внимания на нецензурную брань с того угла, где массажировали Тошимасу.
- Все нормально, - повторил Дай и решил ретироваться из помещения, пока его не стали допрашивать с пристрастием.
Каору сразу схватил его за эту самую руку. Дай тихо взвыл, отдергивая ладонь.
- Что? - холодея, выпалил Ниикура.
Оказалось, что Андо умудрился вывихнуть запястье, когда помогал выгружать их аппаратуру.
- А зачем ты туда полез вообще? - бушевал лидер, срываясь на крики, которые перекрывали даже мат басиста. - Мы стаффу начерта платим?! Чтобы они работали!
Дай ничего не говорил, лишь слушал до тех пор, пока Ниикура не сорвал себе голос. Так они лишились одного бэк-вокала.
Добил всех кто-то из стаффа, тихо постучавшийся в дверь гримерки, где, к тому времени, была масса народа, сбежавшаяся помогать Тошимасе, хотя, в принципе, помочь они не могли и только раздражали музыкантов.
- Да, - рявкнул осипший Каору.
- Пошли все вон! - неожиданно рявкнул не выдержавший Ке, которому это мельтешение перед глазами попросту надоело. Вокалист вообще редко повышал голос, поэтому всех сразу как ветром сдуло, кроме тех, кто действительно мог помочь басисту и все того же испуганного мальчишки в дверях.
- Ниикура-сан, - почти прошептал молоденький парнишка. - Тут такое дело...
Он замялся, опуская глаза в пол.
- Что? - этот вопрос за сегодняшний день вошел в привычку.
- Мы не можем досчитаться одной из ваших гитар, - на одном дыхании выпалил парень.
- Какой? - содрогнулся всем телом лидер, вылетая за дверь.
Повторный поиск не принес результатов - гитары не было. Трэклист составлялся в соответствии с настройками гитар и бас-гитары. А тут не хватало одной из них. Спасибо, что всегда брались с собой запасные. Оставив настройщикам заниматься своей работой, наорав на стафф и без того севшим голосом, Каору, будучи на взводе, влетел обратно в гримерку.
- Ке, скажи, что за время моего отсутствия с тобой ничего не случилось, - с мольбой в голосе попросил Каору, устало падая на диван.
- А почему у меня должно что-то случиться? - искренне удивился вокалист, стоящий рядом с постанывающим Тошимасой, которого все еще пытались привести в рабочее состояние.
- У тебя единственного пока все в порядке и с микрофоном, и с конечностями, - заметил Шинья, опускающий джинсы обратно, которые закатал до этого Ке, чтобы смазать колено.
- И не надейтесь даже, я живучий, - оскалился Ниимура.
Саундчек прошел отвратительно. Каору всего трясло от негодования и бессилия. Дай морщился от каждого движения рукой - поврежденной, как назло, оказалась левая. Шинья не жаловался и старался даже виду не подавать о том, что ему больно, но слишком часто сбивался с ритма. Хара играл как обычно, но стоял на одном месте, будто кол проглотил, что было абсолютно несвойственно басисту. Ке все это время сидел в зале и мрачно наблюдал за происходящим.
- Нас бы на наглядное пособие по инвалидности, - пошутил он во время паузы. Все криво усмехнулись, хотя Тошия, скорее, скорчился от боли.
На концерте было не лучше. Их обкололи всякой дрянью, еще и заставили наглотаться непонятных таблеток, от которых мир представлялся в розов цвете. В Каору была лошадиная доза успокоительного. Только Ке отказался от всех этих допингов, отпев концерт как обычно. Только его харизма спасла группу от полного провала.
После концерта, молчаливые и неестественно спокойные, музыканты решили, что лучше остаться на ночь в гостинице. Не хотелось появляться перед родными в таком состоянии, да, и не имелось никакого желания куда-либо ехать. Проще было всем вместе доехать до отеля и разбрестись по номерам.
Каору не спалось, он метался по комнате, как загнанный зверь в клетке, и не мог успокоиться. только сейчас, когда успокоительное выветрилось вместе с адреналином из крови, он понял, что, в первую очередь, все это время, переживал за Дайске. Ему было невыносимо больно видеть, как тот незаметно для толпы, отворачиваясь, кривится от боли. Но еще больше боли ему приносило молчание Дая. За весь день он обратился к Каору от силы пару раз и то по работе, все остальное время он попросту игнорировал лидера.
О том, что он ушел, Ниикура пожалел уже сидя в машине, но, решив, что поступает правильно, уехал. Только чем ближе подъезжал к студии, тем больше понимал, что это ребячество и что Ке прав, бегством он проблему не решит. Поэтому сейчас, приняв душ, Каору целенаправленно вышел из комнаты и решительно пошел по коридору, в сторону номера ритм-гитариста. Заткнув, наконец, этот здравый смысл, он полностью положился на зов сердца. Сколько можно упорствовать перед самим собой и отказываться от очевидного - он любит Дайске. Любит так, как не любил и не полюбит больше никогда. И сердце сейчас безжалостно билось о ребра, захлебываясь от радости принятого решения.
Каору уверенно постучал в дверь и прислушался . В номере было сначала тихо, но вот, раздались тихие шаги и дверь распахнулась, в проеме показался Дай в одних джинсах на еще мокрое тело. Лидер нервно сглотнул, сразу растеряв свою уверенность.
- Что? - довольно грубо спросил ритм-гитарист.
- Можно, - Каору кивнул на дверь, прося его впустить.
Дай нехотя оттолкнулся от косяка и отступил, пропуская его.
- Так что тебе? - все тем же неприветливым тоном спросил Андо, стараясь не смотреть на растерянно стоящего любимого посреди комнаты. Он отошел к бару и плеснул себе виски.
- Я хотел поговорить, - тихо произнес Ниикура, в свою очередь отводя взгляд от обнаженного торса с рельефными кубиками пресса.
- Если ты о том, что я лажал на концерте, так не утруждайся, я и без тебя знаю. Но, сам видишь, - Дай тряхул запястьем. - Восстановлюсь, буду играть нормально.
- Нет, - мотнул головой Каору. - Я не об этом. Кстати, как твоя рука?
- Я ее не чувствую, - буркнул ритм-гитарист отпивая спиртное. Дикая обида целый день безжалостно душила его. Это очень больно, когда ты, вроде, снова начинаешь верить в судьбу и в то, что вот оно - счастье - совсем рядом, стоит только руку протянуть. А наутро, с прискорбием и некой обреченностью, понимаешь, что пора перестать верить иллюзиям, он больше никогда не будет твоим, а эта ночь была временным помутнением рассудка. Собираешься в студию, как в тумане, глотая горечь обиды и с садистским наслаждением растерзывая все новые раны на сердце. Но еще больнее видеть этого человека. Лучше бы этой ночи не было вообще, после нее стало только хуже, хотя в процессе это волновало меньше всего.
- Дай, - прервал поток его размышлений Каору, все еще стоящий посреди комнаты и не знающий, куда ему посмотреть, лишь бы не цеплять взглядом его, Дайске. - Я хотел поговорить о случившемся.
Андо вздрогнул, отчего лед в стакане звякнул с тихим шипением.
- Не о чем говорить, - через силу произнес он. - Я все прекрасно понимаю. - Он немного помолчал, внимательно изучая янтарную жидкость. - Только... В следующий раз, когда тебе приспичит, найди себе кого-нибудь другого. Третьего удара я не переживу.
- Я не хочу, - вдруг выпалил Ниикура.
- Что ты не хочешь? - удивленно переспросил Дай, моргнув.
- Я не хочу никаких других мужчин, женщин или кого-либо другого, - отчеканил лидер, глядя прямо в почти черные глаза гитариста.
- Као, а я не хочу мучиться потом наутро, - воскликнул тот. - Ты хоть понимаешь, как это больно?
- Понимаю, - кивнул Каору.
- Так, какого черта...
- Я люблю тебя! - почти по слогам громко произнес лид-гитарист.
- Не надо... Као, я не хочу это слышать... Разреши мне просто ужиться с мыслью, что ты не мой, - простонал Дайске, закрывая глаза и опуская голову, будто признавая свое поражение.
- Но я твой, - продолжал гнуть свою линию лидер.
- Замолчи, - выкрикнул Дай, подаваясь назад и упираясь спиной в стену. Его трясло от подступающей истерики. Он отчаянно вжался в стену, когда нежные пальцы коснулись его груди.
- Уйди, прошу тебя, - взвыл Дай, когда сил отпираться уже не осталось.
- Не уйду, - настаивал на своем Каору, целуя любимое лицо. - Я твой. Я больше никогда не убегу, слышишь меня?
Андо слышал, но не хотел верить. Не хотел этого обмана снова.
- Дайске, я люблю тебя... Люблю, - шептал Ниикура, прижимаясь к содрогающемуся телу. Дай со стоном сполз по стене, Каору упал перед ним на колени, теперь обцеловывая безвольные руки. Они так и сидели на полу: Дай тихо плакал то ли от счастья, то ли от горя, а Као сидел рядом, все повторяя: "я твой", пока сердце Андо не вняло его словам и не поверило... Вновь. А потом они перебрались на кровать и просто лежали обнявшись, пока не уснули, тесно прижавшись друг к другу измотанные, но счастливые.

***

Просыпался Дай очень медленно и с отчетливым чувством, что на него кто-то смотрит. Ему очень не нравилось, когда за ним спящим наблюдают. Но этот взгляд, как луч солнца, стекал от глаз по лицу и вниз по груди. Гитарист не спешил открывать глаза, вспоминая вчерашний вечер и прислушиваясь к своему организму: обезболивающее отпустило и теперь рука неприятно ныла какой-то тянущей болью, почему-то болели глаза, наверное, из-за вчерашних слез. Слезы? Каору! Сон слетел мгновенно. Смуглая рука опустилась на то место, где Дай так отчаянно хотел нащупать присутствие тепла любимого тела, но постель была пуста, а простыни холодны. Слезы подступили к все еще закрыты глазам. Снова предательство. Он ушел... Сбежал... Опять...
- Не меня ищешь? - послышался мягкий голос.
Дай распахнул глаза, сощурившись от яркого солнца, заполняющего пространство гостиничного номера. На кровати, в ногах, сидел Каору и ласково улыбался, глядя на гитариста. Солнечные блики путались в его волосах и ресницах, придавая им золотистые оттенки. Он был замотан в белоснежную простыню, будто впитывающую сливочные оттенки утра. Казалось, что фигура лидера окутана ярким свечением - он напоминал ангела. Почему напоминал? Он и был ангелом. Его любимым, самым родным ангелом. На лице расплылась счастливая улыбка, когда Каору подполз поближе и улегся на Дая, при этом простыня сползла ему на бедра, а кожа засияла матовым блеском.
Губы коснулись губ любимого.
- Доброе утро, - тихо произнес Ниикура, потеревшись носом о скулу Андо.
- Доброе, - это все, что смог сказать тот. От переизбытка чувств не хватало воздуха, чтобы просто вздохнуть, не то что сказать. Он буквально пожирал взглядом лицо напротив, все не в силах поверить в реальность происходящего. Столько лет Каору был для него просто согруппником. Казалось, что вместе они были так давно, где-то в прошлой жизни. А Дай так боялся забыть, потерять из памяти хоть мгновение их совместного счастья. А теперь их линии жизни вновь переплелись. И эти новые мгновения стоили всех этих бесконечно долгих лет страданий, надежд, насмешливого одиночества.
Они смотрели друг на друга и не знали, что сказать. Да, и нужно ли было что-то говорить, когда глаза говорили за них все, когда от тел исходил пьянящий аромат нежности. Когда сердца взахлеб напевали друг другу о взаимной любви и о том, как им было плохо друг без друга.
- Ты не ушел, - наконец, произнес Дай, несмело касаясь шелка волос, будто боясь, что перед ним мираж - стоит коснуться, и он исчезнет.
- Я больше никогда не уйду, - Каору снова улыбнулся, и Дайске захотелось закричать от распирающей изнутри радости.
- Ты мой? - в голосе сквозила детская наивность.
- Всегда был только твоим, - ответил Као, уткнувшись носом в грудь любимого.
Дай, наконец, обнял своего лидера, зарывшись носом в его волосы и судорожно вдыхая сладкий запах.
Их идиллию прервал тихий стук в дверь. Андо чуть не взвыл от несправедливости.
- Что? - громко спросил он, сильнее прижимая к себе дернувшегося было Ниикуру.
- Дай, мне нужен Каору, - послышался приглушенный голос Ке.
- С чего ты взял, что он у меня? - Дай постарался придать равнодушия голосу.
- Если я стою под твоей дверью, значит, я в этом уверен, - голос был раздраженным, следовательно, спорить с ним дальше было опасно.
Каору, между тем, уже вывернулся из объятий гитариста и, замотавшись в простынь поплотнее, направился к двери.
- Доброе утро, - радужно улыбнувшись вокалисту, он впустил его внутрь. Дайске даже не удосужился встать, лишь лениво махнул Ке в знак приветствия. Тот в ответ кивнул, легко улыбнувшись. Он не выглядел удивленным, увидев Каору в номере Андо. Об этом они могут поговорить и позже.
- Так, что случилось? - спросил лидер.
- Ничего. Просто, заходил к тебе, а тебя там нет и, судя по заправленной постели, не было. Хотел было уже выйти, но зазвонил твой телефон, - Ке, встретив вопросительный взгляд гитаристов, поспешил добавить. - Нацуми.
Каору тяжело вздохнул, опустив голову. Дай снова испугался, что сейчас он передумает и похолодел.
- Я ответил на ее звонок, - продолжил, между тем, Тоору. - Она какая-то нервная. Я просто сказал, что все спустились на завтрак. Позвони ей, а то она дозвонится администратору отеля, и тогда я окажусь лгуном.
Впрочем, по лицу вокалиста было понятно, что его мало волнует, какого о нем мнения жена Каору.
- Спасибо, Ке, в очередной раз спасаешь меня, - улыбнулся лидер, забирая свой мобильный.
- Во сколько у нас самолет? - зевнув, спросил Ниимура и направился к двери.
- Через два часа, - ответил Каору, копаясь в своем телефоне.
Уже у выхода, вокалист обернулся и, глядя в глаза ритм-гитариста, сказал:
- Поздравляю, Дайске...
- С чем? - не понял тот.
- Дождался, - Ке кивнул на Ниикуру и, улыбнувшись, вышел, тихо прикрыв за собой дверь.
Дай покраснел, спрятав глаза, но выражение его лица было п