Цитаты из СМИ:

 

"... Но народ ведь ходит по магазинам и своими глазами видит, как растут цены. А по ТВ ему говорят, что жизнь подорожала всего на один процент".

"… Опережающими темпами продолжили расти лишь цены на многокомнатные квартиры в домах..."

"... Растут цены и на мясо, только причина здесь другая. По словам главы Минсельхоза России, в стране сложился реальный дефицит говядины".

"... Картофельный бунт цен. Цены на картофель растут настолько стремительно, что напрашиваются подозрения о согласованных действиях участников рынка".

"... Стоимость нефтепродуктов снова начала расти. Рост цен связывают с сезонным подорожанием, а также дефицитом горючего, который может возникнуть в России уже в апреле из-за закрытия ряда крупных нефтеперерабатывающих заводов на ремонт".

 

Мне всегда думалось, что цены выставляют вполне конкретные люди, исходя из понятных им соображений. Они выставляют цены на товары в гипермаркете, цены в окошечках бензораздаточных колонок, цены на услуги…

Однако, постоянно слышу обезличенное: цены растут, ползут вверх, могут подскочить, в связи с тем, что… Да не могут они подскочить! Это кто-то может запросить большую цену за предлагаемый товар, если у него найдётся такая возможность.

Но люди словно бы исключены из процесса ценообразования, и сообщения СМИ звучат деликатно. Будто говорится о рельефе местности, или погоде. Что-то вроде "равнина здесь постепенно сменяется холмами, а в конце недели возможен снег…"

Так и видятся картинки из компьютерной игры ужасов про город, где нет людей, но пустые заводы то открываются, то закрываются, мука и гречка без производителей и покупателей оказываются в дефиците, ветер навевает сезонное подорожание горючего и все остальные ценовые страсти.

Почему не говорится, что человек по фамилии такой-то, с такого-то месяца вновь решил переписать ценники? Зачем обезличивание? Кто и кого защищает этим способом? Журналисты — нефтяников? А зачем?

 

Цены ползут вверх

 

Пролог

Цены росли. Ползли вверх. Время от времени подскакивали, кусались и взлетали.

Так происходило не первый год. И не десятилетие. Так происходило уже несколько десятилетий.

Люди этого не хотели. Но поделать ничего не могли. Они растили детей, ходили на работу, ловили рыбу, снимали кино — цены всё это время существовали сами по себе, и всегда только росли, кусались и взлетали.

 

1.

Я с утра лежал на диване и смотрел телевизор. Посмотрел фильм, затем новости, затем ещё фильм. Фильмы завершились победой добра, а новости оказались тревожны — в стране вновь росли цены на энергоносители, товары и остальное.

Когда с улицы донёсся специальный автомобильный сигнал, я понял что это приехали из правительства. Оттуда накануне узнавали по телефону, застанет ли меня дома их человек, если явится с деловым предложением.

Я сел на диване и нашарил ногами шлёпанцы.

Когда-то я занимался политической деятельностью, но устал доказывать очевидное, и с нею  порвал. С тех пор оставил себе только ведение блогов, а на людей правительства смотрел без   удовольствия. Но пищу для ума встречи с бывшими оппонентами давали. Вот и сегодня я не стал искать повода для отказа.

Включив в прихожей свет, я открыл входную дверь.

За лужайкой стоял представительский автомобиль с мигалками, возле него занимали позиции охранники. Ко мне шагал светловолосый мужчина в костюме. С ним когда-то мы встречались в Думе.

Я прислонился плечом к дверному косяку и стал ждать.

— Здравствуй, — нарочито приветливо улыбнулся он, приблизившись.

— Привет, — отозвался я.

Мы помолчали.

— Входи, — я оторвался от косяка и вошёл обратно в дом.

Он последовал за мной.

— Обувь можешь не снимать, — сказал я в гостиной, где смотрел телевизор.

Я указал гостю на диван, а сам уселся в глубокое кресло напротив и закинул ногу на ногу.

— В стране растут цены, — сказал он озабоченно, как только уселся.

— Знаю, — я указал ногой со шлепанцем в телевизор.

— Надо разъяснить народу, что нельзя обуздать их рост, — Светловолосый придал своему виду ещё большую озабоченность.

— А вы это ещё не разъясняли? — я изобразил издевательское удивление.

— Мы разъяснили, — терпеливо кивнул Светловолосый. — Но лучше, если всё это подтвердит человек, не занимающий государственный пост. Например, принципиальный блоггер, вечно всех критикующий. Человек, которому народ верит. Вроде тебя.

— Вроде меня? — я был польщён и не сдержал ухмылки. — Вспомнили, значит…

— Ну не лезь ты сразу-то в бутылку… — укорил Светловолосый. — Ты не о нас, если держишь какую обиду, ты о стране подумай. Социальный взрыв это разве хорошо?

— Это опасно, — сказал я.

— Вот! — обрадовался он. — И ты мог бы провести независимое расследование. Выяснить, что люди на цены никак не влияют. А в правительстве ведь те же люди… Что они могут?

— Выяснить, значит… — я сделал вид, что задумался над его словами. — Что правительство ничего не может?

— Ну да! А мы через СМИ подали бы это результатами твоего  расследования.

— А чего же вы меня отовсю­ду гнали-то? — я покачал ногой со шлёпанцем. — Изо всех комиссий, изо всех фракций… Я больше не веду политическую деятельность.

— Да ладно тебе! — подкупающе заулыбался Светловолосый: — Бывших рыцарей не бывает, верно? Ты же плащ и шпагу сохранил?

— А бляха? — я ощутил, что очень нужен правительству, и захотелось повредничать. —  Вы же отняли у меня бляху, ребята. Кто без неё станет меня бояться и отвечать на вопросы?

— Да вернём тебе бляху! — радушно отмахнулся Светловолосый. — Проблема что ли?

Я пожал плечами, давая понять, что этим предложением не особо меня купишь.

Светловолосый подался вперёд:

— И привилегии вернём. Хоть переходи улицу на красный, пей из горлышка, и обнимайся с голыми женщинами. Никто не будет делать из этого компромат.

— Даже так? — шлёпанец едва не сорвался с ноги, но я успел его поправить.

— Только нанеси удар по ценам, — подтвердил Светловолосый. — Нанеси по ним удар и объяви, что это бесполезно. Ты Кунг Фу занимался, у тебя правдоподобно выйдет.

— Удар по ценам нанести нельзя, — возразил я. — Это просто фигура речи такая.

— Вот, вот! — ухватился Светловолосый. — Это и надо всем разъяснить. Что просто фигура такая.

— Не. Тут надо подумать, — твёрдо сказал я.

— Подумай. Но время не тяни. Завтра мы хотели бы уже получить твое согласие. Или отказ.

— Ладно! — я хлопнул рукой по креслу. — Получите вы завтра согласие или отказ!

— Тогда всё, — Светловолосый поднялся с дивана. — Не стану больше утомлять.

***

Жена, когда я всё рассказал, не обрадовалась:

— Тебя же отовсюду уволили. Изо всех комиссий, изо всех фрак­ций. И вдруг нужен стал? Им надо, вот пускай сами и выясняют.

— А если это надо мне? — возразил я.

Мы легли спать, а я всё вспоминал телевизионные выпуски новостей.

«… Лишь в крупных сетевых гипермаркетах ещё как-то могут сдерживать рост цен. Да и то, лишь на ряд товаров и в небольших пределах…

… Цены на многие продукты определяются рыночными механизмами сезонного подъёма и взлёта …

… В секторе недвижимости цены выросли за полгода очень значительно, до сих пор многие аналитики в этом секторе не берутся ничего объяснить …

… Даже сами бизнесмены говорят, что заранее трудно угадать, как поведут себя цены, что продиктует Рынок…»

 

2.

— Правильно, что согласился, — Светловолосый протянул мне металлическую бляху, размером с удостоверение депутата. На одной стороне был выполнен чеканный профиль моего лица, на другой — чеканный фас. Мне понравилось.

— Бляхой тряси смело. Если кто возразит, звони, пришлём бойцов, его схватят и утащат. — Светловолосый взял мобильный телефон: — Машину с мигалкой я выделю. Что ещё дать?

— Да что-нибудь, чем нанести удар по ценам.

Светловолосый откатил дверь огромного шкафа.

— Выбирай.

Шкаф был наполнен ударными приспособлениями: молотками, боксёрскими перчатками, теннисными ракетками, бейсбольными битами.

— Та двухметровая палка, — указал я. — Крепкая?

— Конечно, — заверил Светловолосый. — Она китайская, очень крепкая.

Я выдернул приглянувшийся шест, взвесил в руке, и улыбнулся человеку правительства:

— Бывает, что и ты, брат, не врёшь.

***

На парковку универсального гипермаркета меня привезли, когда репортёры уже приготовили на ней аппаратуру.

Оператор заснял, как я с палкой иду к автоматическим дверям магазина.

Девушка репортёр озвучила тему репортажа в микрофон с эмблемой телеканала.

«… Лишь в крупных сетевых гипермаркетах ещё как-то могут сдерживать рост цен. Да и то, лишь на ряд товаров и в небольших пределах… Как и что происходит, мы попробуем разобраться вместе с… »

Я прошёлся среди фруктов, овощей, зелени, рассматривая цены. Внешне они выглядели как человечки с лисьими мордочками. По некоторым продуктам они ещё только карабкались вверх. По некоторым уже взобрались на вершину и сидели там, свесив ножки.

Несколько цен взлетели очень высоко, к самому потолку. Но сколько я туда не глядел, не увидел ни регуляторов сезонного подъёма, ни рыночного механизма роста. Одни только профили из металла, вентиляционные рукава, болты и растяжки.

Отметил ещё и такой факт. Размер и характер цен менялся в зависимости от того, кто подходил к товару. Ес­ли то был материально обеспеченный покупатель, цены будто бы уменьшались в размере и выглядели вполне себе незлобиво. А если к ним приближался малоимущий человек, то цены словно раздувались в размерах и злобно оскаливались.

Я всё примеривался ударить по ценам палкой, как просил Светловолосый. Но так существовал риск повредить товар, а на испорченном товаре цена, естественно, окажется внизу. Это не годилось. Следовало найти другое место, где удар по ценам не вызвал бы столь негативных эффектов.

Так я осмотрел отделы трикотажа и посуды, садовый инвентарь, полки с консервами. Цены были везде. Механизмы роста, сезонного подъёма и регулирования на глаза не попались ни разу. Создавалось впечатление, что и не было в магазине ничего из этих механизмов. Оставалось лишь получить тому ещё официальное подтверждение. Хотя бы официальное. 

Я вошёл в кабинет Директора и важно показал бляху.

— Директор ты?

— Я, — сразу же встал из-за стола и съёжился Директор.

— Ты должен оказывать содействие, — конец моей палки ненароком стукнул о напольный ламинат.

— Да-да, я знаю, — Директор съёжился ещё более.

— Отвечай, — я упёрся кон­цом пал­ки в пол, и она скрипнула. — Может ли быть такое, что цены сами принимают решения? Как живые существа? Расти им, подпрыгивать ли, взлетать, ползти вверх и всё такое.

— Думаю, что им всё Рынок диктует. Понимаете? Свободный рынок, — понизил голос Директор, словно на что-то намекая.

— А механизмы роста и взлёта у вас где? — я игнорировал намёк.

— Так это не у нас! — совсем запротестовал Директор. — Это всё у Рынка. Это ж его механизмы то!

— А вы сами их видели?

— Нет, но… — Директор помялся. — Нам самим не выгодно, что цены растут! Вы не думайте...

— Вам не выгодно? — искренне удивился я.

— Да-да. Мы стараемся даже как-то сдерживать рост некоторых из них. Но это получается со­всем в небольших пределах, и толь­ко на ряде товаров.

— Каким же способом вы сдерживаете их рост?

Директор указал на дверь:

— Пройдёмте на склад, я покажу.

Мы вышли из кабинета. Директор торопливо двинулся по коридору, я с шестом сурово зашагал следом. Попадающимся сотрудникам директор жестом объяснял, что занят. Так мы и добрались до склада.

Директор открыл дверь.

— Вот этим способом и держим, — сказал он, пропуская меня внутрь.

Я вошёл в помещение, где стояли ящики с товаром. На некоторых ящиках безрадостно сидели мужчины в униформе, придавливая собой крышки.

Директор хотел что-то пояснить, но тут раздался треск, и один из работников вцепился в ящик, сильнее прижимая задом крышку. Она чуть приподнялась, из под неё послышалось сердитое сопение.

Работники на других ящиках покосились на это, но остались на своих постах.

Директор вышел в коридор и кого-то позвал.

— Цена растёт, — пояснил он мне, вернувшись. — Но так ещё можно сдержать. А вот если подскочит, то всё равно крышку поднимет или разломает ящик.

— И что тогда? — нахмурился я.

— Измерим её рост, — развёл руками Директор, — перепишем ценники. Сколотим ящик побольше, снова усадим человека. Снова какое-то время подержит цену.

Из коридора с топотом вбежали ещё три работника. Первый сразу же запрыгнул на проблемный ящик, дополнительно нагружая крышку, а двое прижали её с боков. Она больше не приподнималась, хотя потрескивание и сопение внутри продолжались.

— И сколько времени удаётся так держать? — спросил я.

— Месяц, два, три, полгода, как уж получится… — Директор вздохнул. — Не все цены ведут себя одинаково. Какие-то вообще не растут. Иногда спрос на товар падает, так ящик откроешь, а цена в нём совсем маленькая. Лежит, свернувшись колечком, без движения, как спит. На такой товар человека и не сажаем.

Я задумался, насколько всё это враньё?

— И это всё им диктует, значит, Рынок…

Он кивнул.

— Спасибо, вы мне  помогли, — я решил закончить допрос.

Директор с облегчением раскланялся.

 

3.

Следующим пунктом расследования я выбрал новый коттеджный посёлок. Он был ещё не полностью заселён, и на каждом пустом доме стояла цена, ожидая покупателя. Здесь я рассчитывал познакомиться с ценами лично, без посредников.

Остановить машину я попросил возле шлагбаума на въезде в посёлок. Здесь вылез, вытащил палку, и дождался телевизионщиков.

Они подъехали. Оператор быстро изготовил к работе камеру. Девушка-репортёр взяла свой большой микрофон, вошла в кадр и сказала примерно следующее. 

“… На не­дви­жи­мость це­ны вы­рос­ли за пол­го­да очень зна­чи­тель­но, до сих пор мно­гие ана­ли­ти­ки в этом секторе не бе­рут­ся ничего объ­яс­нить в этом сек­то­ре… Но известный общественный деятель Илья решил составить личное мнение на этот вопрос. Мы постараемся держать вас в курсе и своевременно информировать о … ”

Я солидно кивнул в камеру, уложил палку на плечо и двинулся по улочке.

На крышах продающихся домиков загодя были видны цены. Фигурами, да и мордами  они не отличались от собратьев из гипермаркета. Толь­ко размерами превосходили значительно. Намного превосходили. С меня, наверное, размерами были. А то и больше.

Я свернул с дороги к одному из таких коттеджей.

Цена вовсе не стоял на дому примитивно, как флюгер. Совсем даже нет. Он расхаживал по свежеуложенной кровле и увлечённо измерял свой рост хозяйственной рулеткой.