Это цитата сообщения непослушник Оригинальное сообщение

"Меня не интересует обмен, я принял решение, долго его обдумывал, я тот человек, который идет до конца".


Все мы умрем. И я, к сожалению, не исключение. Всем хотелось бы пожить подольше, и тут я тоже, к счастью, не исключение. Нет, мне не хотелось бы продлить свою жизнь, дожить до ста лет и последнюю четверть из них влачить дряхлое существование своего организма на различных стимуляторах и препаратах. Я хотел бы больше пожить молодой, полноценной жизнью, получать от жизни удовольствие или дарить его другим, ходить или лучше бегать, спать по ночам или не спать, и чтобы решать это должен был бы я, а не мой организм вкупе с моим врачом.

Такой жизнью я хотел бы пожить подольше. Но это невозможно. Все мы умрем. Все мы после смерти превратимся в кусок гниющего мяса, зарытого на глубине пары метров. Нас будут есть черви, а наши добропорядочные родственники будут приходить на наши могилки, делать грустные лица, стоять напротив креста или памятника и смотреть на наши портреты, совсем позабыв, что кресты ставятся в ногах у усопших и теперь вся скорбящая братия стоит дружно на голове покойного, и умиленно смотреть на его портрет на граните. Затем достаются припасы с выпивкой, угощают всех, в том числе и покойного, от которого время уже мало что оставило, а цветочки все цветут. Пафос и предрассудки, ненужные церковно-языческие обряды и схоластика.

Я не хочу, чтобы у меня топтались по голове, даже после моей смерти, не хочу в памяти своих потомков остаться портретом на куске гранита, чтобы на моей могиле устраивали тризны, я вообще не хочу привлекать к себе внимание, ни сейчас, ни тем более после смерти. Я не хочу, чтобы у меня была могила.

В детстве, в четыре года, я побывал на похоронах своего деда. Обычно в столь юном возрасте дети не помнят себя и крайне редко помнят самые яркие события. Но я запомнил эти похороны. Я помню очень мало. Но я помню главное: как я стою на краю могилы, на куче земли вместе с другими родственниками. А потом, после похорон, было откровение, когда мне сказали, что деда не будут выкапывать обратно, что он умер и это навсегда. Все детство меня преследовал кошмар, по ночам и вечерам я видел черную могилу в разрезе и опускающееся в него тело в белом саване. Это было тело деда, но я представлял и понимал, что рано или поздно это буду я. Никогда не водите своих детей на похороны.

В детстве я боялся, что умру. Теперь я не боюсь — теперь я точно знаю, что умру. В детстве я боялся черной могилы, теперь я просто не хочу в ней лежать.

Все мы умрем. Каждый умрет по-разному. Кто-то тихо и спокойно, как закрывают дверь в детскую, в которой только что заснули дети. Кто-то — в криках и мучениях, как при рождении. Я не знаю, как умру я, но точно не хотел бы умереть глубоким старцем в постели, в окружении позевывающей родни.

Одного человека однажды спросили, как бы он хотел умереть, он ответил: «С криком «Ура!», с автоматом наперевес и со ртом, полным крови». Я тоже бы так хотел, это — красиво, это — по-мужски. Но так не получится. Красиво герои уходят только в кино и книжках. В жизни они мочатся под себя кровью, орут от боли и вспоминают маму.

Я не хочу, чтобы у меня была могила. Я хочу, чтобы меня сожгли. Нет, не на костре инквизиции, а в простом крематории. Сожгли, а пепел развеяли над морем. Желательно над Черным, желательно летом, и чтобы светило солнце, и чтобы дул свежий ветер. Но если будет осень и дождь, то тоже неплохо. Но не ждать же до лета, если я окочурюсь в ноябре? А то придут гости и спросят: «Что это у вас в этой вазочке?» «А это наш дедушка лежит — лета дожидается!» Вазочку, кстати, тоже в море — не надо делать из нее фетиша. А то будет — та же комната, год спустя, другие гости: «А что это у вас за вазочка?» «В ней наш дедушка лежал», — торжественно и стоя ответят родственники. Ну, тогда давайте еще мои носки с трусами по дому развесим — те, которые любимые, и те, которые в последний раз надевал.

Я хочу, чтобы меня сожгли. В пепел. И пепел развеяли. Над морем. Лучше летом, если я, конечно, умру летом. Только вейте с наветренной стороны борта, чтобы пепел отнесло в море, а не рассеяло по палубе, и чтобы какой-нибудь особо языкастый и наглый в деда внучек не прокомментировал выметание моих останков фразой: «С этим старым всегда было много хлопот!»

И пусть дует ветер и унесет прах в море. Но если будет дождь, то тоже ничего — все скажут: «Вот, человека хорошего хороним, раз дождь идет». Не хороним — сеем, то есть веем, товарищи!

И если будет дождь и пепел немного прилипнет к урне, то тоже ничего. Правда, все тот же нахальный внук заглянет в урну, увидит там немного прилипшего праха и скажет: «Да, дедушка все еще цепляется за края жизни!» Но это ничего — вы ее тоже в море. Чтобы не осталось. Ничего не осталось. Только память. И дела. И друзья. И вы. И тогда я всегда буду с вами.

Олег Сенцов.

***************

Вот сегодня окончательно осознал, почему я боюсь писать о Сенцове.
Боюсь написать не так, как он этого заслуживает.
Почему никак не могу сложить слова, создать структуру, текст.
Потому, что требование освободить Сенцова - равнозначно требованию к путину покаяться и сдаться в суд.
Ну вот бесполезно пытаться убедить людоедов в пользе вегетарианства.
И бесполезно требовать спасения одной жизни у банды уголовников, убивающих тысячами.
Они о морали и нравственности вспомнят только под дулом, направленным именно в их, в конкретно их тупую и жадную голову.
Они сделали всё, для невозможности тактической игры, они уже отрезали себе пути отхода, отрезали кровью даже не нашей, кровью тысяч и тысяч украинцев отрезали.
На все требования наши, на все пикеты и митинги - им плевать, потому что они банда, в самом плохом смысле этого слова, банда мокрушников, перешедшая все границы человеческие.
Мы сейчас выходим на площадь только с одной целью - самим себе доказать, что мы есть, что мы Люди.
Только Олег за это готов умереть, а большинство из нас, здравомыслящих - нет.
Вот как только сломается психология тысячной толпы пленных, которую ведут на расстрел десять вооружённых вертухаев, как только большинство из нас поймёт, что ведут, действительно, на расстрел, как только большинство, нет, не народа, а именно разумных людей, что сейчас в оппозиции - осознают всю глубину и отчаянье пропасти, в которой мы находимся - тогда у нашей с вами страны появится шанс.
Пускай слабый, стараниями путина - почти илюзорный, но шанс.
А ежедневная констатация факта поедания людоедом Человека, без прямой попытки его спасти - это не для него, не для Человека, это только для успокоения нашей собственной совести.
Для Олега и многих других нужно другое.
И надеюсь, будет.

Филипп Артуа
СЕНЦОВ ГОЛОДАЕТ С 14 МАЯ. ВСЕМИРНАЯ АКЦИЯ ПОДДЕРЖКИ.