Сон принадлежит дружищу Сэнд-мэну (sand-man), жалко что он больше не пишет. Орфография, пунктуация и фольклорно- идеоматические выражения принадлежат автору (сам я стараюсь фольклорный идиомат не употреблять). Итак...
*********************
СОН
Вот такой вот мне сон со вчера на сегодня приснился.

Горы, каменистая площадка, небольшие орлы летают, сижу я и Вастёркин – вроде как военные альпинисты. Нас был целый отряд, но с остальными что-то нехорошее приключилось (я до описываемого момента очень смутно всё помню) и остались только мы вдвоём. Вастёркин при помощи обувной ложки мажет себе голову густым слоем ваксы. «Ты чё делаешь?» - спрашиваю. А он важно так: «Снайпера… Бликует здорово.» «Ну, – думаю – дошлый чувак Серёга, не пропадём». Вастёркин закончил гримироваться, вытер руки и говорит: «Слушай, Вань, дай-ка свой кителёк двубортный примерить». «На - говорю, а сам думаю: «Чего это вдруг?» Он, значит, китель мой одел и взбунтовался: «Теперь я отрядом командую. Хватай миномёт и будем спускаться.» Я кричу:

-Ты что же это, рядовой, субординацию нарушаешь?!
- В пиз..у субординацию – отвечает – у тебя вообще какая военно-учётная специальность?
- Да ты чё гонишь, мужик, я кадровый!
- Не еб..т – говорит – мы в горах!
- И чё?!

Но он уже свою лыжу к сапогам прикрутил, хвать оба автомата - и вниз заскользил, а я как? С миномётом? Отстегнул я плиту, сел на неё, ствол обхватил и… не еду ни х..я! Плита тяжёлая и скольжения не получается. А тут ещё немцы на соседней горе нас заметили, засуетились и давай строчить без устали из MG-34. Причём, при этом они орали: «Нихт шиссен! Нихт шиссен!».

«Ни хера себе! – думаю – «Нихт шиссен!», а сами поливают,

Вастёркин-предатель кричит: «Сам, сам прорывайся! Я на работу опаздываю!» А чем прорываться-то?! Оба автомата у него! Вдруг у немцев пулемёт заглох. Я уж думал пронесло, но фрицы достали свой миномёт и один из них полез куда-то выше, на самый пик горы. Я смотрю в бинокль: ах, суки! В качестве миномётной плиты хотят мемориальную доску памяти М. Хергиани использовать!

Тут вдруг я понял, что это сон, бросил свой миномёт и пошёл не проваливаясь вниз по склону. Добрался до середины, вижу – гуталиновый след и борозда в снегу широкая пропахана. Иду дальше, смотрю – Вастёркин в неестественной распластался. Лежит, стонет… Рядом лыжа поломанная, автоматов вообще не видно. «Так тебе и надо! –говорю – дезертиру!» И дальше пошёл.

Спустился вниз, а у подножия, на равнине – альпийский лужок, а на лужке… Мой родной гвардейский самоходно-артиллерийский дивизион! И у ближней машины до боли знакомый бортовой номер… Я подбегаю – ну так и есть! На броне Свеч сидит, батон точит.

«Свеч! – кричу – вы чего здесь делаете?!» Свеч: «Для огневой поддержки прибыли». Ах ты ж боже мой! «А где остальные? Где Лазарь?» - «Нету никого, я один остался».

Тут подходит Вастёркин. Свеч тянется за автоматом, но я его останавливаю: «Да это наш, из мобилизованных». «А-а… - говорит Свеч – а я думал – "дух"».

Я заставил Вастёркина вернуть китель и тут Свеч мне и говорит:

- Нам бы боеприпасом затарится. Ящики уже привезли.
- В чём проблема – отвечаю – рядовой Бреус!

Короче, Вастёркин напялил старый комбез и стал снаряды таскать. Свеч подавал ему болванку, он её хватал, прыгал вместе с ней в люк и ставил в боеукладку. Я залез в командирское кресло, справедливо рассудив, что раз уж Лазаря нет, то мне, как наводчику, быть теперь командиром самоходки. Сзади пыхтел-старался Вастёркин, я его похвалил и он мне назло стал стучать разводным ключом по казённику пушки. Пришлось одёрнуть, мол, заставлю со Свечом ствол банить. Он вроде утихомирился. Я же одел свой шлемофон, который кто-то подло облил солярой, приник к триплексу и проснулся.
------------------------
КЛЮШКИН: А ВОТ ТЕПЕРЬ ОВАЦИИ ЧИТАТЕЛЕЙ.