Случай в Сейюне

  Лагерь нашего контракта «Нижний Хаджар» находился в семидесяти километрах от портового города Эль-Мукалла, в поселке Аль-Суфаль, но не в самом поселке, а в его пригороде, на пустынном месте,  где камни и песок. В пятистах метрах от нас был Аденский залив Индийского океана. Мы жили так сказать почти на экваторе, где сорокоградусная жара Аравии смешивалась с влажностью испарений океана, поэтому мы чувствовали себя как в бане. Рубашки и брюки меняли два раза в день, пока стиранное белье сохло,  ходили в свежем, и так без конца.

   Наш маленький поселок мы собрали из спаренных металлических вагончиков типа ИЗК. Каждая такая секция имела три комнаты, кухню и ванную комнату. Все секции были подключены к нашей дизельной электростанции, вода поступала из единой металлической емкости, а стоки уходили в емкость, выкопанную в песке в стороне от поселка. Как вы понимаете,  при такой положительной температуре воду греть было не надо, ее надо было охлаждать, поэтому емкость для воды защитили навесом из шифера.  Всего домиков было двенадцать, в том числе столовая, красный уголок с телевизором, офис. В каждом помещении было по два кондиционера типа БК-150 или  БК – 500. Эти вагончики изготовили какие –то ахломоны, потому что они накалялись как сковородки, пока мы не догадались заглянуть под их обшивку, а там была пустота, видимо минвату положить забыли, поэтому как только останавливался энергоблок через десять минут все жители этих сковородок выскакивали на «свежий» влажный воздух. Кроме бытовых вагончиков и общего душа, была еще и промбаза с навесом из шифера, где были установлены станки: токарный, сверлильный, сварочный агрегат, и станок для обработки древесины. Рядом с промбазой был бетонный узел, гравийная сортировка, и полигон для изготовления железобетонных конструкций. Когда технадзор из Венгрии перестал подписывать акты выполненных работ, ссылаясь на отсутствие актов испытания материалов, наш полу уважаемый начальник стал чесать затылок и все не мог сообразить, как этот вопрос уладить. В Союзе это у него получалось, а здесь никакие подачки никто не принимал. Пришлось мне с моими товарищами построить помещение для строительной лаборатории, смонтировать пресс, подключить пропарочную камеру и начать работы по определению качества используемых материалов. Ежедневно в шесть часов утра мы выезжали с арабскими рабочими на строящиеся гидротехнические сооружения, находящиеся в трех – пяти километрах от нашей промбазы. Наша повседневная форма одежды состояла из светлой рубашки с длинными рукавами, светлых брюк,  ботинок, на голове панама и темные солнцезащитные очки. Все это было придумано не нами, а администрацией контракта с непосредственным участием нашего военврача, капитана медицинской службы. На объектах строительства под каждым камнем могла быть змея или скорпион, поэтому надо было быть очень внимательным. Наши йеменские рабочие ходили по своим правилам: в юбках, под названием фута, на голове амаме – платок, рубашка на выпуск и сланцы на босу ногу. Но какое они проявляли проворство, если замечали змею или скорпиона, они тут же поднимали камень и точно попадали в гада.   

  Наше пространство передвижения было ограничено между базой и объектами строительства, да еще выездом раз в неделю в город Эль – Мукалла на сук. Сук, это базар, рынок, где продают и продукты и товары. После Союза с его дефицитом на все, здесь первое время у нас глаза разбегались от изобилия джинсов, маечек, батников, рубашек, магнитофонов, в том числе и видео, всевозможной бижутерии и прочего.  Платили нам совсем не много – 360 долларов, но еще надо было платить за питание, и вот на эти рыночные расходы оставалось не так  уж и много. После рынка мы иногда заезжали в порт, когда там швартовались корабли нашего торгового флота и обменивались с моряками видеокассетами. Последние новости нам привозил наш парторг, как мы его звали партайгеноссе, записанные на кассете. Вечером, когда спадала жара, мы ставили скамейки напротив одного из окон нашего красного уголка, выдвигали в это окно телевизор и смотрели новости из Москвы. Однажды, наш балагур Костя поменял кассету и поставил видимо специально, фильм под названием «Автобус». Начало фильма разворачивалось на остановке автобуса, пассажиры проходили в салон, рассаживались и ехали по красивой местности, но вот потом, когда они все вышли и зашли в какой-то дом, началось такое порно шоу, что начальник вскочил и стал кричать: «Костя, ты что включил?!» Все требовали продолжение сеанса, но Костя уже куда-то исчез.

  И все-таки это ограниченное пространство, одни и те же лица, дорога на работу, потом обратно, постоянный надзор кто где, отсутствие женщин, способствовали ностальгии по родине и дому. Многие наши механизаторы стали увлекаться спиртными напитками, а в основном самогоном, который мастерски гнали прямо на кухне. Для людей срочно требовалась разрядка, смена условий бытия и руководство, через год пребывания людей на контракте, в этом непривычном пекле, стало представлять отпуска. Отпуск дело приятное, но надо было лететь более девяти часов по маршруту Аден – Джибути – Каир – Ларнака – Москва и далее по своим городам. Во всех портах магазины беспошлинной торговли выкачивали из наших отпускников деньги и все, что в течении года было заработано в ужасных условиях быстро таяло, но никакие деньги не могли заменить тех прекрасных встреч со своими любимыми, близкими и детьми.

  Каждый приехавший из отпуска отчитывался перед всеми что видел, что нового, а нового было много – горбатый разваливал страну, передавал приветы и письма от родных и близких тем, кто еще ждал своего часа.

  Еще одной отдушиной было свободное время во время праздника мусульман Рамадана, когда работы останавливались на 10 дней, и мы совершали туристические поездки по ближайшим городам Южного Йемена.

  Однажды мы с главным инженером Василием Кирилловичем поехали в город Сейюн, где впервые созданные местные кооперативы занимались выращиванием овощей и пшеницы. Нам нужно было посмотреть, как люди этих кооперативов используют новую ирригационную сеть, как строят ее при помощи наших советских консультантов, делают водовыпуски, бетонируют каналы, и бурят скважины на воду.

  Не доезжая Сейюна два-три километра, мы заехали в одно придорожное кафе перекусить и выпить холодного шарапа, это тип лимонада. Это кафе, как и все заведения подобного типа, было расположено среди финиковых и банановых пальм. Столики стояли вокруг небольшого фонтана, струи которого создавали свой микроклимат. Советских специалистов – русси  хубора, местное население везде встречало очень приветливо, а здесь нас словно не замечали, на наши приветствия не отвечали, и это было очень странно. Наш запас арабских слов был мал и мы не могли понять что произошло, но вот к нам подошел человек одетый на европейский лад, то –есть в брюки и рубашку. Он нам объяснил причину такого не гостеприимства на чистом русском языке. Оказывается, он учился в Москве, и поэтому знает язык, а здесь произошло следующее: часом назад сюда заезжали советские строители и пили привезенную с собой водку. Пить водку при температуре близкой к + 40 градусов дело тяжелое, и вот один из них напился до того, что полез в фонтан купаться, то- есть осквернил источник, из которого пьют воду. Это очень не понравилось всем и люди стали кричать: «Муш тамам! Муш тамам!» - а это у арабов гораздо больше, чем плохо. Да, пьяная компания уехала, а впечатление осталось у местных садыков очень скверное, поэтому нас так плохо встречали. Наш переводчик объяснил всем кто мы, откуда, передал наши извинения за своих соотечественников, мы еще просили сказать, что даже на руке не все пальцы одинаковые, а за содеянное им еще воздастся. Конфликт был улажен.  Потом нам подали шарап, и мясо с овощами. Поблагодарив присутствующих, мы уехали. А как сейчас ведут себя наши туристы в других странах?  Почему нам не открывают многие страны безвизовый въезд? Может быть, есть причины?