И жизни летней слишком срок недолог.

                                                                                             Шекспир

                                   Ночь любви с Джиной

 В том году зима выдалась снежной, морозной, ветряной. В поселке дороги чистили бульдозеры, единицы которых остались в ПМК бывшего объединения «Канал». Это объединение  было создано специально для строительства канала Волго-Дон, но не того существующего судоходного, а нового, оросительного, воды которого должны были пополнить мелеющий Дон. В поселке Ерзовка была создана мощная база этого строительства с многочисленными ПМК - строительными передвижными механизированными колоннами, оснащенными необходимой техникой. Начало девяностых годов двадцатого века ознаменовалось тихой буржуазной революцией с установлением демократии и грандиозным экспериментом Гайдара - шоковой терапии. В результате этого эксперимента за считанные годы все ПМК были обанкрочены, техника распродана, а оставшиеся строительные организации влачили жалкое существование. Ни кто, ни чего не строил, все чего-то ждали, может быть, все образуется и опять будет госзаказ на строительство. Время шло, но ничего не менялось, работы не было, наступила морозная, снежная  зима с сильными ветрами. Женщины нашего ПМК приходили на работу, а шли они от поселка до конторы за полтора километра, с красными лицами, на глазах у многих выступали слезы, толи от мороза, толи от этой экспериментальной жизни. Их день, как и день рабочих, начинался с сугрева водкой, и только потом все садились, не раздеваясь, так как температура в помещении была не более +15,   за свои столы и что-то пытались читать и считать. Период этой шоковой терапии был ужасным, а зимой превращался просто в пытку. После советской плановой системы, организации были брошены на произвол судьбы рыночной экономики дикого капитализма, где все сводилось к купи-продай. Руководство строительных  организаций, обремененное ответственностью перед рабочими, не знало, как дальше жить, что делать. Рабочие, не получавшие месяцами зарплаты, стали выживать сами, как могли, и понесли они родимые все, что плохо лежит: лес, металл, запчасти, даже срезали электрокабели, обжигали их и сдавали на металлолом. Вскоре появилось слово «бартер». С чем его едят этот бартер, мы узнали, когда приехал к нам председатель соседнего разваливающегося колхоза с просьбой вычистить бульдозером базы на животноводческой ферме. Базы – место складирования навоза, за эту работу он предлагал нам мясо и навоз по сходной цене или тоже бартером менял на нужные запчасти для тракторов. Конечно, мы согласились и погнали свой бульдозер по заснеженным полям за 15 километров в его колхоз. Из инженерного персонала тогда в ПМК осталось четыре человека и все мы каждый день ломали головы, где найти работу. Наши женщины предлагали заняться торговлей, печь в нашей столовой пряники, пирожки и торговать ими на городском базаре, но наше советское воспитание этого просто не позволяло, и мы упорно искали строительные работы. Наконец мы нашли ее у энергетиков, которые в то время жили припеваючи так – как им было чем торговать, рядом крутила генераторы огромная Волжская ГЭС, построенная советским народом, который выживал в этот период кто как может. Нам дали построить производственный цех, но на кабальных условиях, но и эта работа нас не спасала, так - как наша задолжность по диким налогам с каждым месяцем увеличивалась.

  Намотавшись целый день на холоде, решив множество неурядиц с материалами, запчастями, горючим, мы с механиком с тоски от такой жизни напились до чертиков и стали петь песню:

                            Барвиночке зелененьки

                            Стелется низенько

                            А ты милый чернобривий

                            Присунься близенько.

                            Зелененький барвиночку

                            Стелиться все низче

                             А ты милый чернобривий

                             Присунься ще близче.

После этих вокальных выступлений я не помню, как пришел домой, который мы еще не успели достроить, где еще не было газа,  и мы отапливались печкой, а когда в доме было +15, говорили что это уже Ташкент.  Я лег, не раздеваясь на ковер рядом с обогревателем, и меня никто больше не тревожил. Утром я проснулся от того, что мне стало жарко и страшно хотелось пить. Слева от меня стоял обогреватель, а справа, плотно ко мне прижавшись, как тот червобривинький, лежала моя любимая овчарка Джина.