В фотоателье

Работая по контракту в Йемене, в горной ее местности, под названием Верхний Хаджар, провинции Хадрамаут, мы каждый четверг к вечеру, приезжали в портовый город Эль-Мукаллу отдохнуть, искупаться в Аравийском море, купить продуктов на следующую неделю. Четверг у арабов как маленькая суббота, а выходной – пятница, но в четверг рабочий день. В этом небольшом городке нас уже многие знали: в магазинах, госпитале, на базаре, в фотоателье, куда мы ходили за своими проявленными пленками и фотографиями. Однажды, прихожу я в это ателье и прошу молодого садыка показать мне пленки и фотографии, которые мы ему оставили неделю тому назад. Пока он искал мой заказ в своей картотеке, вошла молодая женщина в красивых очках, спросила можно ли ей пройти на съемку и зашла в соседнюю комнату. Потом, через некоторое время зашла другая молодая женщина, и тоже спросила можно ли ей пройти на съемку, и так повторялось раз пять. Я принимал этот звездный парад и не понимал в чем дело. Получив свои пленки и фотографии, расплатившись риалами (местная валюта), я так, между прочим, спросил хозяина ателье: - Что это за женщины заходят в ту комнату, почему их так много? Он улыбнулся и сказал, что все они пришли сделать групповую фотографию на память. Они все приехали сюда на каникулы, а учатся они в Каире, все эти девушки из состоятельных семей. – Постой, - говорю я ему, - как они могут запечатлеть себя, если они все с головы до ног в черном, да еще лица закрыты, лишь глаза блестят? Он улыбается и говорит мне шепотом – Они все черное снимут, и будут как европейские женщины. – Но ведь ты туда войдешь, а это харам! (Грех) Он опять улыбается и так хитро, что ему поверить трудно и объясняет, что это допускается. – Ох, что-то ты мне баки забиваешь, - хотел я ему сказать, но у меня не хватило моего запаса арабских слов. Тем временем мой фотограф зашел в ту же комнату и пропал там. Я ждал чем это дело кончится, но потом меня взяло такое любопытство, как посмотреть на этих студенток, что я позабыл о всех харамах, пошел к двери и открыл ее. Только я появился, как там поднялся такой визг-писк, что аж жуть. Я выждал паузу, а потом произнес: - Афон, мумкин айна шуф, айна русси, что означает: извините, можно я посмотрю, я русский. Как ни странно, они успокоились и стали о чем-то переговариваться. Все они теперь были одеты в европейские одежды, красивые их волосы были распущены по плечам, и все они были симпатичными созданиями. Я сказал им спасибо и вышел в приемную комнату. Одна из девушек была особенно красива той восточной красотой: волосы каштановые, глаза миндалевидные, над ними строчки бровей, маленький ротик с пухлыми красивыми красными губками, маленький носик и овальный подбородок. Когда она вышла уже опять вся в черном, я спросил ее, может ли она мне подарить их фотографию, а я подарю ей нашу? Она мне сразу не ответила, только я узнал, что она приехала сюда на каникулы к тете и дяде, фотографии будут готовы в следующий четверг, вот тогда и договоримся. Через неделю я опять зашел в это фотоателье с новыми заказами и спросил Саида, так звали фотографа, не оставляла ли мне та девушка Айша фотографии? Из эмоциональных объяснений Саида я понял, что подружки Айши раструбили этот случай на весь город и ее дядя хочет меня поколотить, как только меня встретит. – Да, строгие нравы – подумал я и быстро покинул это заведение.