 .........Моя подруга Надюшка решила изменить свою внешность.
А что? Возраст 55+ - самое время,
чтобы начать новую жизнь.
Дети выросли, а личного счастья хочется.
Что бы такое предпринять, чтобы и красиво было,
и чтоб в глаза сразу бросалось, и чтобы все ахнули
от восторга. А особенно он, Герман Валентинович,
вдовец с пятого этажа,
одинокий интеллигентный мужчина, кандидат наук
каких-то, каких неважно, потому, что не это
в мужчине главное.
Главное – это забота и уважение к женщине.
Герман Валентинович как раз этими качествами и
обладал- всегда здоровался, раскланиваясь,
при входе и выходе открывал дверь,
пропускал даму вперед, в лифт наоборот входил
первым, выходил последним.
Очень галантный мужчина.
И Надюшка положила на него глаз.
Но поскольку себя она считала не очень привлекательной,
а читать стихи в лифте чтобы раскрыть свой внутренний
мир, Надюшка не осмеливалась, вдруг спугнешь,
поэтому она решила слегка изменить свою внешность,
чтобы Герман Валентинович обратил на нее внимание
не как на соседку с шестого этажа, а как на женщину,
которая хочет любви, несмотря на свой пенсионный возраст.
За советом она приехала ко мне, аж за 60 км от Питера.
Тут же нарисовался сосед Жора,
у него просто нечеловеческий нюх на такие мероприятия.
Какие будут предложения, бросила Надюшка клич,
и мы наперебой с Жорой стали предлагать:
- Проколи пупок.
- А как он увидит?
- А ты войди с ним в лифт…
- С кем? С пупком?
- Нет, с Германом твоим, расстегни пальто,
подними блузку и покажи ему жемчужину в пупке.
- Совсем ку-ку что ли. Он воспитанный человек, кандидат наук.
- Тогда татушку можно наколоть. Надя+Гера=
- Где, на лбу что ли? Мне же надо чтобы видно было…
- Побрей брови или голову, или то и другое одновременно.
Точно мимо не пройдет, обратит внимание.
- Да уж - улица, асфальт, кеды и трико, бритую башку видно далеко.
- А что? Броско- ярко, точно заметит.
- Не, это все не то.
И тут Жоре приходит гениальная мысль:
- У Танюшки полно картошки, везешь в город килограммов пять-семь,
и у себя в подъезде как бы нечаянно рассыпаешь пакет с картофелем ,
он в силу воспитания точно кинется помогать собирать,
а ты ему стихи Цветаевой –
«Быть нежной, бешеной и шумной, так жаждать жить!»,
или Ахматову – «Сердце бьется ровно, мерно. Что мне долгие года!».
И все. Дальше вы идете к тебе, чай с блинчиками, или вареники
с картошкой, и он сражен твоим гостеприимством,
вкусным кормом и уютным домом.
- Это вариант, конечно, тем более блинчики с творогом у меня
вкусные получаются, только как мне его подкараулить,
да еще с пакетом картошки не оплошать впопыхах?
- Это вопрос разработки и планирования, – сказал Жора,
и они весь день чертили схемы, разрабатывая планы А, В и С.
К вечеру сценарии были готовы и утром Надюшка уехала
разыгрывать спектакль по одному из трех сценариев.
Одним словом, как пойдет…
Несколько дней от нее не было никаких вестей,
а потом вдруг звонит и спрашивает нет ли у меня агента по
недвижимости чтобы квартиру сдать.
А как картошка, спрашиваю я.
Так вот в картошке то все и дело.
Короче, вернувшись от меня, она стала претворять в жизнь Жорин план.
Положила в сумку из Призмы килограмм семь картошки
и стала ждать в кустах, когда выйдет Герман.
Как только открывалась дверь парадной
(в Питере, кто не знает- парадные, а не подъезды),
она неслась с мешком картошки наперевес,
чтобы как бы невзначай столкнуться с Германом,
рассыпать картошку и пока он будет помогать ей
собирать рассыпавшийся картофель,
она добьет его стихами Цветаевой ,
Ахматовой или своими собственными.
Но каждый раз из парадной выходил кто- то другой.
Так продолжалось несколько дней.
А вот вчера все-таки они встретились.
Надюшка в очередной раз сидела в засаде и как только
стала открываться дверь, рванула туда на всех парах,
по дороге столкнувшись с каким-то велосипедистом.
Картошка выпала у нее из рук и рассыпалась,
из парадной вышла незнакомая женщина, помогла все собрать,
а одну подгнившую они в сумку не стали класть, мол,
нафига она нужна, гнилушка эта.
И тут из парадной вышел Герман, в костюме, при галстуке, ну и…
Поскользнувшись на гнилой картофелине,
Герман навернулся с высоты в метрвосемьдесят и подвернул ногу.
Надюшка вместо запланированных стихов успела произнести
одно единственное слово – бл@ть, и инстинктивно рванула с места,
но споткнулась о сумку с картошкой,
и семеня в воздухе ножками,
приземлилась аккурат на сидящего на асфальте Германа,
который, как истинный джентльмен, успел подставить руку,
чтобы смягчить удар, повредив тем самым еще и запястье.
Надюшка, к счастью, отделалась легким испугом и рваными колготками.
Вспомнив лекции по травматологии на военной кафедре
Ленинградского Университета, она тут же поставила диагноз
- сочетанная травма, не совместимая с жизнью.
Перед ее глазами промелькнули последние секунды жизни Германа,
и она чуть не расплакалась, представив его похороны и себя
в траурных одеждах, сидящей на его могилке.
Увидев ужас в ее глазах, Герман неожиданно стал
читать стихи Бродского.
-Не выходи из комнаты, не совершай ошибку.
-Только в уборную — и сразу же возвращайся.
-Не будь дураком! Будь тем, чем другие не были.
Надюшка просто обожала Бродского,
поэтому одной рукой она подхватила сумку с картошкой,
другой – Германа, и они, наперебой читая Бродского,
скрылись за металлической дверью парадной.
В квартире у Германа она оказала ему первую медицинскую
помощь и отварила картошки.
Когда она давила пюре, Герман спросил,
зачем ей столько картошки?
Мол, несколько дней он наблюдал из окна своей квартиры,
как она носилась туда-сюда по улице с огромной сумкой картошки
и часами стояла в кустах.
Надюшка произнесла всего лишь одно слово – люблю.
Герман ей ответил – я тоже люблю.
А потом они долго смотрели в окно, ели пюре с котлетами,
которые Надюшка притащила из своей квартиры,
и смеялись, вспоминая ее пробежки из кустов к парадной
с мешком картошки… И читали стихи…
А сегодня она позвонила мне, чтобы я помогла сдать её квартиру.
Татьяна Ферчева
|
|
