"Я, любящая женщину, хочу подарить ей одежду, в которой она могла бы водить машину и быть подчеркнуто женственной; одежду из ткани, которая бы мягко ниспадала, очерчивая формы тела. Женщина должна казаться обнаженной, даже когда она хорошо одета." - Габриэль "Коко" Шанель

[390x500]

[527x740]
"Мода живет не только в платьях, мода витает в воздухе, её приносит ветер, мы предчувствуем её, дышим ею, она в небе и на дороге, она неотделима от идей, нравов, событий".

[663x740]
"Я не люблю, когда говорят о моде Шанель. Шанель - это прежде всего стиль. Мода может выйти из моды, а стиль - никогда".
[634x740]
[505x740]



[600x769]

[728x936]

[1017x761]

[871x1280]

[893x1280]

[853x1280]

[939x1280]

[867x1280]

[884x1280]

[850x1280]

[849x1280]

[922x1280]

[917x1280]

[936x1280]

[897x1280]

[851x1280]

[873x1280]

[873x1280]

[873x1280]

[873x1280]

[873x1280]

[873x1280]

[873x1280]

[873x1280]

[873x1280]

[873x1280]

[873x1280]

[873x1280]

[873x1280]

[868x1280]

[873x1280]

[873x1280]

[873x1280]

[873x1280]

[505x740] [505x740]

[873x1280]

[873x1280]

[873x1280]

[873x1280]

[505x740] [505x740]

[873x1280]

[873x1280]

[505x740] [505x740]

[505x740] [505x740]

[505x740] [505x740]

[873x1280]

[873x1280]

[505x740] [505x740]

[505x740] [505x740]

[873x1280]

[873x1280]

[873x1280]

[873x1280]

[505x740] [505x740]

[873x1280]

[873x1280]

[873x1280]

[873x1280]

[873x1280]

[873x1280]

[873x1280]

[873x1280]

[777x1280]

[809x1280]

[831x1280]

[820x1280]

[826x1280]

[817x1280]

[958x475]


[918x1024]

[968x1280]

[1024x745]

[896x1280]

[961x1280]

[928x1280]

[960x1280]

[996x1024]

[953x1024]

[991x1024]

[979x1024]



[748x1024]
A lace and chiffon LBD from Vogue Paris in 1927

[523x800]
Ad from 1921

[878x1024]
Marie-Helene in September 1959 for Marie-Claire

[789x1024]

[906x1024]

[721x1024]
From her comeback collection in 1954

[530x800]
Coco puts the finishing touches on a suit, worn by one of her favorite models, Odile de Croy

[396x575]

[914x1280]

[790x1024]

[792x1024]

[778x1024]

[785x1024]

[780x1024]

[975x1280]

[939x1280]

[911x1280]

[910x1280]

[941x1280]

[898x1280]

[898x1280]

[898x1280]

[898x1280] [897x1280]
[897x1280]

[897x1280]

[897x1280]

[897x1280]

[897x1280]

[1024x730]

[897x1280]

[1024x727]

[897x1280]

[897x1280]

[897x1280]

[897x1280]

[897x1280]

[897x1280]

[897x1280]

[1024x719]

[800x1126]

[708x1024]

[704x1024]

[1024x696]

[1024x682]

[1024x694]

[452x640] [452x640]

[452x640] [452x640]

[452x640] [452x640]

[452x640] [452x640]

[452x640] [452x640]

Афоризмы Шанель. Что она думала о жизни, о любви, о женщинах и о своей профессии.
Из книги Эдмонды Шарль-Ру "Время Шанель"

"Многие журналы, как и во Франции, так и за границей, в Англии, в Германии, в Италии и в других странах, публиковали краткие изречения Шанель. Стиль, тон, яркость и несомненное литературное достоинство этих афоризмов поражают читателя и сейчас, столько лет спустя, вызывают некоторые подозрения. Действительно ли их автором была Шанель? Тот, кто читал её письма и знает, как неуклюже она изъяснялась на бумаге, не может не удивиться такой внезапной вспышке писательского таланта.

Всё становится ясным из письма, которое написал Шанель её друг, поэт Пьер Реверди. Габриэль постоянно прибегала к его советам. Он также предоставил ей образцы, которыми она должна была вдохновляться: "Характеры" Лабрюйера и знаменитые "Максимы" Ларошфуко. "Принимайте их, как лекарство, - писал он. - Время от времени, по несколько штук, на ночь". Ясно также, что Шанель, желая улучшить материальное положение одного из самых одаренных, но не самых известных писателей Франции, предложила ему вознаграждение за помощь. Обработав немногочисленные афоризмы Шанель, посвященные её профессии, Реверди добавил к этим "шанелизмам" размышления более общего характера - о жизни, о вкусе, о привлекательности, о любви.

• Говорят, что женщины одеваются ради женщин, что их вдохновляет дух соперничества. Это правда. Но если бы на свете больше не осталось мужчин, они перестали бы одеваться.
• Так называемый хороший вкус губит некоторые истинные достоинства человека - например, вкус вообще.
• У моды две цели: удобство и любовь. А красота возникает, когда мода добивается этих целей.
• Элегантная женщина должна ходить на рынок в таком виде, чтобы над ней не смеялись домохозяйки. Те, кто в подобных случаях смеется, всегда правы...
• Художники по костюмам работают карандашом. Портные - ножницами и булавками: это совсем другое.
• Однажды я сделала эскизы украшений. Сем (прим. - иллюстратор) увидел их и сказал: "Теперь у нас стали делать имитацию подделки". Как правильно сказано. Невозможно носить много настоящих драгоценностей, если вокруг не оказывается женщин, увешанных поддельными.
• Следы подлинной моды прошлых лет можно найти на картинах и в семейных альбомах.
• Кокетство - это победа разума над чувствами.
• Настоящее великодушие - это когда прощают неблагодарность.
• Бывает такой момент, когда до произведения искусства не стоит больше дотрагиваться - это когда его нельзя сделать еще хуже.
• добство принимает определенные формы. Любовь обретает определенные цвета. Юбка создана для того, чтобы можно было класть ногу на ногу, а пройма - для того, чтобы можно было скрестить руки на груди.
• Мода - это и гусеница, и бабочка. Днем будьте гусеницей, а вечером - бабочкой. Нет ничего удобнее, чем облик гусеницы, и ничей облик не подходит для любви больше, чем облик бабочки. Женщине нужны платья ползучие и платья летающие. Бабочка не ходит на рынок, а гусеница не ездит на бал.
• Переодеваться в чужой наряд восхитительно; позволять себя переодевать - печально.
• Моду нельзя назвать модой, если её не носят на улице. Мода, которую можно увидеть только в гостиных, это не мода, а костюмированный бал.
• Драгоценности - это целая наука! Красота - это грозное оружие! Скромность - это верх жлегантности!
• Если женщина изменяет, не надо искать тут разумных причин: всё дело не в разуме, а в чувствах.
• Сначала сшейте платье, а потом уж подбирайте отделку.
• Платье - не одеяло. Оно создается для того, чтобы его носили. Оно держится на плечах. Платье должно висеть на плечах.
• Однажды я слышала, как старая портниха говорила молоденькой швее: "Не может быть пуговицы без петлицы". Это чудесная и сжатая формула модет стать девизом кутюрье, но также и архитектора, и композитора, и живописца.
• Неудачное нововведение - это удручающе; неудачное воспроизведение прежнего - это ужасно.
• Мода должна выпархивать у вас из рук. Сама мысль оказать поддержку профессиям, которые создают продукцию на один сезон, - полная чушь. Нельзя поддержать то, что может прожить лишь мгновение.
• Красивое платье может красиво выглядеть на вешалке, но это еще ничего не значит. О платье надо судить, когда оно на женщине, когда женщина двигает руками, ногами, изгибает талию.
• Наши дома - это наши тюрьмы; но мы обретем в них свободу, если сумеем украсить их по нашему усмотрениею.
• К безобразию еще можно привыкнуть, к неряшеству - никогда.
• Мода - всегда отражение эпохи, но если это глупая мода, о ней забывают.
• В двадцать лет у вас лицо, которое дала вам природа; в тридцать лет у вас лицо, которое вылепила вам жизнь; а в пятьдесят у вас лицо, которое вы заслуживаете.
• Ксли вы родились без крыльев, не старайте помешать им вырасти.
• Роскошь - это необходимость, которая начинается там, где заканчивается необходимость."
  

Анри Гидель. "Коко Шанель"
Отрывок из книги об отношениях Шанель и поэта Пьера Реверди.
"В том же 1930 году она пригласила к сотрудничеству солемского отшельника Пьера Реверди, с которым она поддерживала переписку, – ей нужно было некоторое количество афоризмов для публикации в различных журналах, с которыми она сотрудничала. В 1930-е годы в ряде периодических изданий, как, например, «Ле мируар дю монд» («Зеркало мира»), уже появлялись статьи – кстати, очень гладко составленные – за подписью «Габриель Шанель», на такие темы, как «Женщина и спорт» или «О новой роскоши»… Но ей хотелось бы, чтобы в ее публикациях было больше литературы, нежели журналистики. И в самом деле, разговоры с писателями и художниками, у которых она бывала в гостях – как, например, Кокто или Сэм, – не однажды позволили ей оценить блеск иных формулировок, меткость которых – особенно тех, что касались человека, общества, отношений между людьми, – сражала ее наповал. Приближаясь к своему 50-летнему рубежу, пережив столько самых разнообразных форм бытия, она сочла, что накопила достаточно жизненного опыта, чтобы, в свою очередь, выразить свои собственные взгляды на человечество в форме афоризмов. Остальное она найдет в своей библиотеке, в частности, труды Ларошфуко и Шамфора, которые она перечитывает по нескольку раз, когда выпадают краткие мгновения досуга. Она нисколько не претендует соперничать с классиками, не собирается строчить перлы своего остроумия целыми томами – ей достаточно скромных серий афоризмов для журнальных публикаций. Но, сознавая, что литературного опыта ей явно недостает, она сочла за необходимость обратиться за помощью к такому признанному мастеру стиля, как Реверди: уж он-то поделится с ней литературным опытом! И она не ошиблась.
Но как сложилась судьба поэта после 1926 года, когда он, охваченный мистическим кризисом, порвал и бросил в огонь часть своих рукописей и удалился в добровольное изгнание в Солем? Сперва он вроде обрел душевный покой, живя одной жизнью с монахами-бенедиктинцами на правах «брата из мирян» – в пять утра подъем, в семь – месса, затем – работа дома, возвращение в аббатство на торжественную мессу, потом – вечерни… Жена поэта Анриетт следовала по параллельной тропе.
Однако через несколько лет Реверди вдруг обнаружил, что утратил веру (чего не произошло с Анриетт). «Вера, – говорит он, – это стоп-кран на пути к Правде». Но как быть дальше? Возвратиться в Париж? Но это было бы невыносимым признанием своего поражения, унизительно было показаться смешным… Нет, на такую уступку он не пойдет! И кстати, здесь, вдалеке от светских соблазнов столицы, он мог бы целиком посвятить себя – пусть не господу, но по крайней мере творчеству, не покидая при этом жену. После 1926 года он опубликовал только два сборника своих стихов: «У истоков ветра» и «Стеклянные лужи» (1929). Но он выпустил также ценный сборник неизданных записок, получивших название «Волосяная рукавица» (1927), и готовил к печати записки, которые позже войдут в «Мою бортовую книгу». Все эти записки по своей лаконичности очень сближались с теми эссе, которые хотела написать Габриель. Реверди был всем сердцем готов помочь той, к которой, несмотря на прошедшие годы, он испытывал нечто большее, чем просто дружба…

Все в том же 1930 году поэт вернулся в Париж и направился к Габриель по улице Фобур-Сент-Оноре. Предупрежденный о ситуации, Вендор воскликнул со своим изящным акцентом: «Коко сошла с ума, она живет со святым отцом!» Порою Реверди выказывал попытки независимости и стеснялся злоупотреблять гостеприимством Шанель. Тогда Коко поручила Вере подыскать ему неподалеку мастерскую художника; последняя нашла таковую в квартале Мадлен, а Габриель принялась было обставлять ее мебелью; но тут в самый разгар переезда Реверди, охваченный непонятной паникой, бросился назад в Солем. Оттуда он написал, что вернется, когда не выдержит одиночества, в котором он пребывает в провинции, как теперь не в состоянии выносить разгул парижского общества. Он был в полном замешательстве. Такие метания туда-сюда, из Парижа и обратно, будут продолжаться у него полтора года. В Париже он возобновил отношения с друзьями минувших лет – такими, как Кокто, Макс Жакоб, Сандрар, Дерен, Леже, Брак, Лоран и фотограф Брассэ. Теперь он частенько проводит время на террасе кафе «Дом» или «Ротонды» за болтовней с друзьями и разными прочими завсегдатаями бистро, которых он так и называет «мои пьянчужки»; ничуть не колеблясь, он принимает горячее участие в их разгульных попойках, несмотря на строгие порицания Габриель, которая никогда не теряла в него веру. Вчерашний монах сделался теперь активным посетителем ресторанов и баров, как, например, «Клозери де лила», ночных кабаре вроде «Джимми» на рю Юиген на Монпарнасе или «Ле Сиро» на рю Дону. Одетый неизменно в безупречный двубортный костюм из серой фланели, он восседает на табурете со стаканом виски в руке и сигаретой в зубах. Сверкая глазами и потрясая непокорными прядями, он горячо спорит с остальными собравшимися обо всем и ни о чем. Он обожает также джаз, при звуках которого погружается в мечтания… Ночи напролет готов слушать французские и американские группы, пользовавшиеся в те годы огромным успехом. Под утро возвращается на рю Фобур-Сент-Оноре, изнуренный и… полный едкой желчи… Ибо все эти систематические загулы приносят ему только временное облегчение от снедающих его страстей, перемежающихся с депрессией, которую далее не могло успокоить его пребывание в Солеме.

Габриель редко сопровождала Реверди в его ночных похождениях; разве что их видели вдвоем или втроем танцующими в «Джимми». Ведь Коко – трудяга, которая ложится рано. «Более ничто не забавляет меня после полуночи», – напишет она в статье, которая выйдет в сентябре 1931 года в «Интервью» и в которой она пройдется на счет некоторых светских вечеринок: «Здесь воздух напоен пороком, угощенье несъедобное, напитки отвратительные… и бывают здесь одни тупицы, которые ночь за ночью рассказывают все те же бесконечные истории, истории прожитых жизней, с одною только целью – выговориться, но слушать их нет никакой пользы». Как видно, она не одобряет вечеринки, точнее сказать, ночные похождения Реверди. Ныне она старается как можно чаще приглашать его в «Ла Паузу», где ему приходится вести более упорядоченную жизнь, которая более достойна его самого и его большого таланта. Иногда они оставались на вилле вдвоем, без гостей, без посторонних – исключая, конечно, прислугу. Обедали во внутреннем дворике, затем отправлялись на прогулку среди оливковых рощ и голубой и сиреневой лаванды, особенно благоухавшей по ночам, словно желавшей вознаградить два столь близких друг другу сердца в эти особенные часы. Здесь, в Рокебрюне, она поделилась с поэтом своими размышлениями, которые хотела бы отточить в форме кратких сентенций. Позже она опубликует их в разных изданиях, как, например, в журнале «Вог» за сентябрь 1938 года. Бытует мнение, что иные из них отразили мышление Реверди; возможно, но таковых отнюдь не большинство, и все они слишком соответствуют личности и идеям Габриель, чтобы отказывать ей в авторстве.
Вот например: «Наши дома суть наши темницы; попробуем обрести там свободу, украшая их». «Можно привыкнуть к некрасивой внешности, но к небрежности – никогда».
«Слабым головой свойственно хвастаться преимуществами, которые способен дать нам только случай». «Природа наделяет нас лицом в двадцать лет, жизнь моделирует его к тридцати; но к пятидесяти годам оно у вас такое, какого вы заслуживаете». «Истинная щедрость состоит в том, чтобы не замечать неблагодарность». Или такое:
«Находки делаются затем, чтобы быть потерянными».

Продолжение текста здесь

ССЫЛКИ:

Габриэль Шанель. Бессмертный стиль.

Sharok Hatami

Marie-Helene Arnaud

The Little Black Dress. 1920-1960s

The Little Black Dress. 1970-2000s.

Коко Шанель, или Маленькое черное платье - аудиокнига, автор Анри Гидель

http://ana-lee.livejournal.com/248622.html