Елена Шварц. Труды и дни Лавинии (I часть)
Два стихотворения, кончающиеся словом «слепой»
55
В иноке ухватка хороша
Ловкого борца, мастерового.
Знает,потрудясь, его душа
Хитрости, приемы беса злого.
Он твердит Исусову молитву
Так, как сеют,машут до заката.
И когда уснет –душа на битву
То ж твердя, идет,сменяя брата.
Четки приросли к его рукам,
Свечи зажигаются от взгляда,
На псалом плечом –как на таран
Он наляжет,бьет в ворота ада.
Бденьями,постом смирилось тело,
Служит ,тихое, как леснику топор,
Как крутящий жернова по кругу
Кроткий мул – двужильный и слепой.
56. Прощанье со Львом
Сказала я Льву, что метался по клетке
моей:
«И так мы ,люди, как звери,
Не хочу я помощи дикой твоей!
Пусть Ангел станет при двери».
«Ах так! –Лев сказал.-Пожалеешь еще.
Когда позовешь – приду ли!»
И, взрыкнув, когтями стуча,ушел,
А я , поплакав, уснула.
С тех пор мой Хранитель невидим мне.
Спрошу – да где ж он? Да вон где!
Как облако - на плече, на стене,
Как солнце сквозь веки в полдень.
Однажды во сне сказал:" Это я ".
Узнала- зерно,души водопой,
Тот, к кому я прильну в мраке небытия
Иероглифом кости слепой.
57. Частушка
Проглоти, душа, молитву.
Выучи - чтоб твердо знать,
Чтобы мне – как свет покину –
Сразу же ее сказать.
58
Выгоняли меня –говорили –иди!
Спасайся, сестра, где знаешь,
А нас ты, сестра, ужасаешь.
Разве вы петуха прогоняли,
Как , хрипя, по ночам орал?
Разве вы звезду уносили –
Когда луч ее страшно дрожал?
Как же я отсель уйду?
Я поволоку с собою,
Как ядро на ноге,
Как сурка на плече,
И лису под рубахой –
Монастырь весь.
Уйду – за мной по горам и долинам
Монастырь ваш на цепи поволочится,
А трястись весь тяжкий путь мой длинный
Сладко ли вам будет в нем, сестрицы?
Лягу в поле спать-
Под голову положу –
Хорошо ли вам будет на голой земле?
Нравится мне только два,
Только два жития мне привычны,
Схожие между собою весьма,-
Иноческое и птичье.
59
Стою ли на молитве или сплю –
Лукавый – он не дремлет – он бессонный.
И шепчет про забытую любовь –
Без имени, без облика, а вспомню.
Как будто бы меж ребер втиснут гроб –
Такой,что он и виден только в лупу,
А в нем – нагая жирная любовь
В твоих ботинках, с бородою глупой.
Чуть пошевелится любовь – я вниз
За плечи уложу покойницу уныло –
Лежи,лежи! Ты у меня проснись!
Ты – синяя, ты вся давно остыла.
60. Звезда в окне
Звезда, волнуясь, перешла
За крестовину переплета –
Как будто вынесла волна
Вверх колокольчик перемета.
Вся в каплях темной -ой!- воды,
Из забытья, из древней бездны,
За переплетом умерла,
В стекле неровном ты воскресла.
Звеня, лепечет мне: « Вонми-
Совсем не страшно, ты не бойся,
В колодце вечности умойся
И голову приподними».
61. Старица
Задумавшись, иголку проглотила
Я в супе. Может,Солнца лучик?
А может, просто волос поварихи?
Но что-то колет изнутри и мучит.
Я не заметила – а вдруг игла простая,
Нагая, острая – а вдруг? О ужас!
О старица врачебная златая!
К ней в келью я скорей метнулась.
Пахнет
В келье ее святой
Дустом, ладаном
И весной.
Она спала и тяжко простонала,
Должно, гоядущее влилось ей в сон,
И руку выпростала из-под одеяла,
Что не истлеет до конца времен.
Она проснулась вдруг и просияла,
Меня увидев,- будто с вестью ангел
Пред ней стоял. Мне стыдно стало.
Она мне меду наскребла из банки.
Заговорила как судья и грешник,
Как оксфордский профессор(Оксфорд –там,
Где тривиум преподают
Скользящим в небе школярам),
Как хоровод детей пророчущих, блаженных,
И голова кружилась – я ушла,
Поцеловав ей руку. Говорила
Мне вслед она: в обрезанное сердце льется
Жизнь,
Любовь и дух и царствие и сила,
А что-то колет –плюнь и веселись.
Ну я и плюнула – у ног лежала
Игла, светясь мертво и ало,
И с нею в лес я, к змейкам, побежала:
«Где нищая? Я подарю ей жало».
62. Без вдохновенья и труда
Без вдохновенья и труда –
А просто- жилы развязала,
Веселой рыбой в неводах
Я на хвосте,хвосте плясала.
Вода – фонтаном из ума,
И пролилась – в дрожащий ум,
Я в ней плясала до утра
Среди двора – ни чувств, ни дум.
Живая, страстно-ледяная
Вода – из глаз и из ушей,
И изо рта – как бы из бездны,
Сейчас поднимет Божье имя
Со дна глубокого морей –
Все закружится и исчезнет.
63. Кошка
Пред пышною болезнью лета,
Пред тем, как зеленеть,- бывает
Такая ночь –все замирает.
Земля как будто зажигает
Фитиль расцвета – а сама,
Зажмуриваясь,отбегает.
Всю ночь визжала под окошком
Надсадно Мурка, наша кошка,
Хоть я ее увещевала-
Она мешала и орала.
«Зачем кричишь так страстно,низко?
Уймись!
Ты монастырская же киска –
Молись!»
В нее и камнями швыряли,
А все орет как одалиска,
Как будто валерьянку в миску
Ей подмешали.
Как будто помыслы греховные,
Когда мы рыбу ей ломали,
Скользнули с пальцев и упали
В ее доверчивую пасть.
64. Последние минуты Страстной
Страстная идет по ступеням тяжелым,
По каменным – в человечий рост,
И вдруг исчезает она – под гуденье
Разбивчатое – у звезд.
Быть может, и дальше идет – не видно.
Обидно. Но глаз мой плох.
Монашкой закутанной шла – на вершине
Все скинула – видно, что Бог.
65. Сестра-яблоня
Кипарис в Гефсиманском саду
Не так печален, как ты,
Сестра моя бедная, Яблоня.
Белея средь темноты,
Как в пост ты худеешь. Сушеешь,
Как ветки крестами ломаешь,
Не раньше ты лист выпускаешь,
Как звякнет высуко – воскрес.
Мы долго с нею стояли,
Вздыхали и громко молчали,
Так громко –как будто стучали
Внутри сторожа в колотушки.
Поправила я ей солому,
Погладила ствол и пошла,
Псалмы распевая,
Не вдруг понимая –
Что вижу рассеянным зреньем,
Что рядом кто-то идет.
Смотрю –
Это яблоня рядом
С усилием скачет на ножке
На белой и длинной, и плачет.
«Увидят!Нельзя!Обидят!
Пойдем, я тебя провожу».
И тихим покорным животным
Она поспешила обратно,
На руку мою опираясь,
На место свое у ограды
И прыгнула крашеной ножкой
В замерзшую темную лунку.
Поправила сбитые ветки
Я ей, корешки утеплила,
Шепнула:»Не делай так больше.
Обидят». Она мне кивнула.
Блаженная!Замерзшая! Не век же так!
Ты скоро расцветешь цветами мягкими,
Где крестик золотой внутри качается.
66. О ней же
Я ей просфоры приношу,
На ветку вешая, а утром
Уже я их не нахожу –
Должно быть, птицы их уносят.
Стоит – как будто на бегу,
Стоит, чудесная,в снегу –
Смоковницы ли антипод?
Раз в Рождество в мороз пришла
Я к ней, вдруг –стук!-
Упало что-то на клобук –
Зеленый тонкокожий плод.
67. Дурачок
Привезли убогого –
Излечить в монастырь,
Чтоб от жизни промоленной, строгой
Сошла его дурь.
Будто свечки втыкает в плечи –
Так он крестится, дурачок,
И из глаз его синие реки
К Богородице наискосок,
Он ей шепчет тихие речи
Все бочком, как побитый щенок.
Будто Бог его манит –он билже,
Вот, шатаясь. Встал на порог
Дома царского.»Благослови же!»
«Дурка,дурка,ведь то ж дурачок»
68. Далекие старцы
Вот я лежу на дне колодца
Самоиграющею лютней-
Святые, видите меня,
Вы на горах своих лиловых?
И шопотом, но бестелесным,
И световым таким шуршаньем
Они мне отвечают:»Видим
Чрез шар летающий хрустальный
И даже иногда играем
На струнах мы твоих
Иной раз».
69
Дни перед Пасхой, дни Поста
Гармошкой со-разводятся,
То становлюсь я как черта,
То все во мне расходится.
Вот-вот совсем я растворюсь,
Заброшусь в неба чан тряпицей,
И облаками разбегусь,
И клювом размешают птицы.
70
Прости,Господь – Ты был Фазан,
А я – охотник, стынущий в тумане.
Он слышит голос, щупает колчан
И сам себя нашел в колчане.
И выстрелил. Лечу так высоко,
Стрелой звенящею зеленою, как птица –
О если б мимо! Если б в молоко!
Сломаться бы! О уклониться!
Но вот – Фазан, охотник и стрела
Стремительно меняются местами.
О встречи миг –когда она вопьется –
Все закричит, все разобьется,
Исчезнет все под небесами,
И сами небеса, и сами.
71. Ночь на Великую Субботу
В поварне красят яйца
И молчат,
Я краски разотру
И выйду в сад –
Мне руки черными
От краски показались.
Как тонок иней на земле,
Деревья сжались.
Глядит в сторонке Марс,
Забравшись на насест,-
К утру все звезды
Станцевались в крест.
Затихло все – от ангелов
До малых сих,
И даже мира Князь
Я чувствую, затих.
Две тыщи лет назад
Он ранен был,
Как треснул ад-
Он так вопил,
И мечется – ведь раны злее
С годами, злоба тяжелее.
Сегодня же и он уполз,
И грех примерз.
Весна. Мороз.
От тихости и скорби
Этих мест
К утру все звезды
Станцевались в крест.
72. Воскрешение апостолом Петром Тавифы
и попытка подражания.
-Ты, Петр, слышал?
Тавифа наша умерла.
Так хорошо она пряла,
И вот –не дышит.
Она – как точка, девы- крэгом,
И Петр среди ее подруг
Глядит на корни своих рук
С испугом.
Он сомневался:
Природы чин! Я не могу!
А огненный язык в мозгу
Лизался.
„Ты можешь!" –Сила распевала,-
Ну в первый и последний раз!"
Он поднял руки и потряс,
С них Жизнь упала.
Как пред рассветом неба склянь,
Он белый был, как после тифа,
Он прокричал:"Тавифа,встань!
О встань, Тавифа!"
„Тавифа,встань",-он прошептал.
О благодати холод,милость!
По векам трепет пробежал,
Глаза испуганно открылись.
И дева вновь живет. Жива.
Но уж она не вышивала,
И никого не узнавала,
И улыбалась на слова.
Ее слезами моют,жгут
И нежно гладят. Все без толку.
Такие долго не живут.
Да ведь и Лазарь жил недолго.
… Я это видела в мечтаньи
В дали отчетливо-туманной,
Когда на службе мы стояли.
Покойника мы отпевали.
Скаталось время в дымный шар,
В шар фимиамный.
И в дерзновеньи и пыланьи
К покойнику я подошла,
Руками я над ним трясла,
Ему крича:"О встань!О!"
Тень пробежала по глазам,
И кончик уса задрожал,
Но он не захотел. Он сам!
И, потемнев еще, лежал.
„Сошла с ума! Вон,вон скорей!
Сошла с ума! Мешает пенью!"
И вытолкали из дверей.
Что ж, хорошо – оно к смиренью.
Он сам не захотел! Он сам.
Он дернулся, как от иголки.
И вытянулся – лучше там.
Из света в тьму? И ненадолго?
73. В трапезной
Тень от графина с морсом. Скатерть
Краснеет веще. Пейте. Ешьте.
Когда уж надобно заплакать,
То и чик-чик скворца зловеще.
И мясо черной виноградинки
Как сонный глаз, как в детстве Жизнь,
А я и ягодки не съела,
И жизнь видением чужим
Смотрела.
Что-то есть не хочется,
А уж тем более под пенье.
Я хлеб крошу и вспоминаю
Свои протекшие рожденья.
Не дай Бог птицей –свист крыла
Как вспомню и ночевку на волне,
Боль в клюве и как кровь текла
Скачками. Птичьего не надо мне!
Была я пастором и магом,
Мундир носила разных армий,
Цыганкой…Больше и не надо!
Сотлела нить на бусах Кармы.
74
О небо!Небо!Грустно мне!
И вот ты вынесло, умильное,
И выставилона окне
Все серебро свое фамильное.
Денницу я и Веспер знаю,
Блеск летний, зимний мне знаком,
Кассиопея на сарае
Присела крупным мотыльком.
Но за крыло ее магнитом
Потянет в подземелья тьму.
Как умирают деловито,
Ложась к народу своему!
А хорошо ль прилечь к народу
И с кровью тесною смесить
Свою просторную свободу,
Блаженство с Богом говорить?
Я книгу Жизни прочитала,
Касаясь кожаных доспехов,
Но я могу начать сначала
Внимательней,теперь не к спеху.
Как Книгу книг раввин читал
В местечке Богом позабытом,
Со свечки не снимая гарь,
И каждый знак пред ним сиял
И как подъем, и как провал,
Как ангел,цифра, храм разбитый
И как вертящийся фонарь.
75. Воспитание тихих глаз
О монастырские глаза!
Как будто в них еще глаза,
А там еще,еще… И за
Последними стоят леса
И на краю лесов – огни.
Сожжешь платочек, подыми.
Они горят и не мигают,
Они как будто составляют
Бок треугольника. Вершина
Уходит в негасиму печь,
Там учатся томить и жечь.
Окатные каменья вроде,
От слезной ясные воды.
В саду очес, в павлиньем загороде
Они созрели, как плоды.
76. Сатори
Не было предчувствия
И памяти не будет.
Пришлое –птицам,
Будущее- стрекозам.
Пятница. Солнце. Дождь.
Леса, сияя, мылись,
И под дождем собор процвел -
Глазами,крыльями
Все стены вдруг покрылись.
Никто не увидал-все от дождя укрылись.
О сестры! Духи!
С туманом я играю!
Духи! Мне весело,
Я умираю.
Душа моя – ты стала чашей,
В которую бросает нищий,
Слепой,живущий при кладбище,
Пятак и дождь и фантики пустые,
Обломки солнца золотые-
Объедки херувимской пищи.
77. Медведь
Я хозяйка себе
(А не плоть, а не персть).
Вот вскопала себя
И посеяла шерсть.
Вся от глаз до пят
Мехом поросла
Густым и мокро-волокнистым,
В каждой волосинке – ость.
Дай мне знак!
О, теперь я заставлю Тебя!
Медведь! Страшный гость.
Вот я небом мчусь,
Реву, ищу.
Глазки медные смотрят внимательно.
О, теперь я найду.Я дождусь
От Тебя – хоть рогатины.
78. Кормление птиц
С тарелки блеклой оловянной
Я птиц кормила за оградой
В сосновом преющем лесу.
Печаль! –о, вдруг
Меня печаль пронзила,
Когда тарелку подносила
К несытым тяжким небесам,
Как будто край этой тарелки,
Полуобломанной и мелкой,
Вонзился в грудь мне
И разрезал,
И обнажил
Мою оставленность Тобою –
Всю,всю.
(А пятки пели и стучали
И тихо землю колотили –
Вот на тебе! Вот на тебе!).
О Боже, я тебе служу
Который век, который лик.
Кричу, шепчу – не отзвался
На писк, на шепот и на крик.
О, на кого меня оставил?
Мне холодно! Я зябну!Стыну!
На красноглазой злой земле –
Зиянье я , провал, пустыня.
А пятки землю отшвырнули
И полетела к облакам
Я вдруг с тарелкою протянутой,
С кусочком черствым кулича.
Мелькнула птицею в пруду…
Щетина леса, ноготь крыши –
Чрез облака и дальше, выше,
Куда-то к Божьему гнезду.
79. Скит
Куда вы, сестры,тащите меня?
Да еще за руки и за ноги?
Ну пусть я напилась…была пьяна…
Пустите!Слышите! О Боже,помоги!
Но раскачали и швырнули в ров,
Калитка взвизгнула и заперлась,
И тихо все. Я слизывала кровь
С ладони и скулила – грязь
Со мной стонала,пузырилась ночь,спекаясь,
Шуршали травы.
Лежала я ,в корягу превращаясь,
Господь мой Бог совсем меня оставил.
Мхом покрываясь, куталась в лопух.
Вдруг слышу я шаги, звериный дух,
И хриплый голос рядом говорит:
„Раз выгнали, пойдем поставим скит".
„Ох, это ты! Ты,огненный, родной!
Меня не бросил ты, хмельную дуру!"
Мы в глухомань ушли, где бьется ключ,
Лев лес валил и точас его шкурил.
Мы за три дня избенку возвели
И церковь –полый крест, как мне,-
приснилось-
В мой рост и для меня, чтоб я вошла,
Раскинув руки в ней молилась.
Пока работали – к нам приходил медведь,
Простой медведь,таинственный, как сонмы
Ночных светил,-
И меду мутного на землю положил,
Он робкий был и так глядел – спросонья.
Лев мне принес иконы,свечек, соли,
Поцеловались на прощанье мы,
Он мне сказал:"Коль будет Божья воля,
Я ворочусь среди зимы".
Встаю я с Солнцем и водицу пью,
И с птицами пою Франциску,Деве,
И в темный полый Крест встаю,
Как ворот,запахнувши двери.
Текут века – я их забыла
И проросла травой-осокой,
Живой и вставшею могилой
Лечу пред Богом одиноко.
1984