Оттоманское правительство не без основания видело в армянах орудие европейских империалистических держав, жаждавших поделить между собой Оттоманскую империю. После войны 1877-1878 годов, давшей свободу Болгарии, русские присоединили к себе большой кусок территории бывшей Турецкой Армении, добавленной к Кавказскому наместничеству. Присоединенные таким образом районы включали в себя стратегические крепости Карс и Ардаган, контролировавшие подходы к Эрзруму и далее, к Анкаре и Средиземноморью.
Летом 1894 г. армяне высокогорного района Сассун отказались налог османским властям и предводителям местных курдских племен. Активисты «Ганчака» решили превратить эту стихийную акцию протеста в общеармянское восстание. Однако, несмотря на отдельные вспышки вооруженного сопротивления, серьезного выступления не получилось. Тем не менее, это не помешало Абдул-Хамиду бросить против сассунских армян свои нерегулярные войска.
В поисках защиты армяне обратились к европейским державам, настаивая на том, чтобы гарантией для исполнения условий Берлинского договора стало представление ограниченной автономии шести армянским вилайетам. Поведение армян повлияло на разгневанного султана, и он развязал компанию террора против армянского населения. В октябре 1895 г. произошла резня в Трабзоне на понтийском побережье, которая затем перекинулась в горные селения.
Несмотря на большое количество жертв и провокационную роль правительства, армянские погромы 1894-1896 гг. – в отличие от событий 1915 г. – нельзя назвать геноцидом, поскольку преследуемая цель заключалась в суровом наказании, но не истреблении. Резня 1894-1896 гг. была вызвана стремлением поставить армян на место, в то время как в 1915 г. младотурецкое правительство преследовала цель создания такой системы, в которой армянам не было места вообще.
Армяне жили на Османской территории в течение веков. С одной стороны, они подвергались определенной дискриминации по религиозному признаку, как христиане, но незначительно. С другой стороны, в большинстве своем выделялись богатством или
зажиточностью, потому что занимались только торговлей и финансами, отказываясь или избегая работать на производстве или в сельском хозяйстве страны. Турки не могли торговать на многочисленных рынках, так как сфера этой деятельности была практически полностью армянской. Армяне и диктовали закупочную цену на продукты и товары, которая зачастую не совпадала с ожиданиями крестьян и производителей товаров. Всё это в итоге пораждало недовольство коренного населения.
Хрупкое равновесие было нарушено в 80-е – 90-е годы XIX века, когда в армянской среде образовались подпольные политические организации националистического и революционного толка. Самой радикальной была партия «Дашнакцутюн» – местный аналог российских эсеров, причем социалистов-революционеров самого левого крыла.
Своей целью они ставили создание независимого государства на территории Османской Турции, а методы достижения этой цели были простые и эффективные: захват банков, убийство чиновников, взрывы и тому подобные теракты.
Понятно, как реагировало на подобные действия правительство. Но ситуация усугублялась национальным фактором, и за акции дашнакских боевиков – они называли себя фидаинами – приходилось отвечать всему армянскому населению. В разных уголках Османской империи то и дело вспыхивали волнения, которые заканчивались погромами и массовыми убийствами армян.
Ситуация еще больше обострилась в 1914 году, когда Турция стала союзником Германии и объявила войну России, которой естественным образом симпатизировали местные армяне. Правительство младотурков объявило их «пятой колонной», а потому было принято решение об их поголовной депортации в труднодоступные горные районы, как потенциальных предателей Турции.
Можно представить себе, что такое массовое переселение сотен тысяч торговцев и работников интеллектуального труда в места, где торговли как таковой нет. Многие погибали от лишений, так как что либо производить или выращивать в большинстве своём не могли, других убивали, совершались массовые казни.
Точное число жертв так и не было официально посчитано, но погибло никак не меньше миллиона человек. Более 300 тысяч армян укрылись на территории Российской империи, так как Николай II приказал открыть границы.
Территория Турецкой республики к 1919 году была практически полностью очищена от армян.
Первая волна массовых убийств армян на территории Османской империи прошла в 1894−1896 годах. Открытое сопротивление армян попыткам курдских вождей обложить их данью обернулось массовыми расправами не только над теми, кто участвовал в протестах, но и над теми, кто оставался в стороне.
Принято считать, что убийства 1894−1896 годов не были напрямую санкционированы властями Османской империи. Тем не менее их жертвами, по разным оценкам, стали от 50 до 300 тысяч армян.
Периодические локальные вспышки расправ над армянами происходили и после свержения в 1907 году султана Турции Абдул-Хамида II и прихода к власти младотурков. Со вступлением Османской империи в Первую мировую войну в стране всё громче стали звучать лозунги о необходимости «единения» всех представителей турецкой нации для войны с «неверными». После разгрома, учинённого русскими войсками турецкой армии в январе 1915 года под Сарыкамышем, один из лидеров младотурков Энвер-паша заявил в Стамбуле, что поражение стало результатом армянской измены и что настало время депортировать армян из восточных областей, которым грозит русская оккупация.
24 апреля 1915 года реализация плана началась со Стамбула, где были арестованы около 800 представителей армянской интеллигенции, которые были убиты в течение нескольких дней.
30 мая 1915 года меджлис Османской империи утвердил «Закон о депортации». Тактика депортации заключалась в первоначальном отделении от общего числа армян в том или ином населённом пункте взрослых мужчин, которые вывозились из города в пустынные места и уничтожались во избежание оказания сопротивления. Молодые девушки из числа армянок передавались в качестве наложниц мусульманам или просто подвергались массовому сексуальному насилию. Стариков, женщин и детей гнали колоннами под конвоем жандармов. Колонны армян, зачастую лишённых еды и питья, гнались в пустынные районы страны. Практически сразу депортации превратились в массовые убийства армян в местах их проживания.
Общее число жертв геноцида армян по сей день окончательно не установлено. Наиболее часто звучат данные о том, что в период с 1915 по 1918 годы в Османской империи были уничтожены от 1 до 1,5 миллиона армян. Те, кто смог уцелеть в бойне, в массовом порядке покидали родные земли. По разным оценкам, в Османской империи к 1915 году проживали от 2 до 4 миллионов армян. В современной Турции проживает от 40 до 70 тысяч армян.
[800x585]
24 апреля 1915 года. Стамбул.
* * *
«Моя умирающая бабушка Элмон взяла меня за руку и сказала:
— Доченька, моя мечта осталась неисполненной, если тебе повезет, прошу тебя осуществить ее… Всегда мечтала перерезать глотку турецкому солдату , и его кровью пометить у себя на лбу 5 крестов.
Почему у бабушки были такие жестокие мечты? Летом 1915 года (по рассказам бабушки), примерно 500 армян (стариков, детей, женщин), куда-то гнали по полю. Через некоторое время, один из турецких аскеров заметил среди каравана высокую девушку, подошел к ней и стянул с головы косынку. Под ней скрывался парень. Караван остановили и всем нам приказали сесть. В поле было одно дерево, которое стало проклятьем для Тиграна (переодетого парня).
Тиграна повесили на дереве вниз головой, после чего его мать и всех нас побоями усадили вокруг дерева. Шесть турецких аскеров на наших глазах изнасиловали 14-летнюю сестру Тиграна. Если кто то не мог видеть этого и отворачивался, то турки, схватит его за волосы, заставляли смотреть на это страшное зрелище.
Полумертвую девочку бросили к нам и продолжили мучить Тиграна. Два аскера начали сдирать кожу с Тиграна от лодыжек и вверх. Его крики до сих пор звенят у меня в ушах. Тигран кричал нечеловеческим голосом и после того, как содрали кожу с его ног, он не выдержал и умер. Ему было всего 17 лет……Я считала его своим пятым умершим ребенком, я так чувствовала. Моих четырех детей похоронили в поле, выкопав могилки руками, а Тигран так и остался висеть на дереве. Его не позволили хоронить…»
* * *
«Воспоминания моей бабушки настолько впечатлили меня, что иногда мне кажется, будто я видел ее маму-красавицу Сатеник. В тот день, когда красивая женщина подошла к своему мужу, она была не похожа на себя.
— Сатеник, ты должна выдержать, я никому тебя не отдам…
И муж раскаленной кочергой изранил лицо Сатеник.
— Красивая армянка, намеренно изранили ее,- прошипел турок и потащил за волосы Сатеник.
Затем на ее глазах началась жестокая резня. Годовалого ребенка подбросили в воздух и насадили на саблю. Молодого сына Сатеник зарезали, а старого отца заставили выпить кровь сына…. Ужас и боль, которые длились несколько часов, превратили Сатеник в раненого зверя: она набросилась на турка, откусив ему палец. Это заставило турка забыть про Сатеник, а когда боль приутихла, он нашел ее рыдающей на трупах родных...
Затем кровавый убийца избивал беззащитную женщину до тех пор, пока убедился, что она не дышит. Бабушка Сатеник и сама не знала, сколько времени была без сознания, только помнила, что когда пришла в себя, тела ее родных уже сгнили. Чудом выжившая бабушка Сатеник, после побоев турка, стала калекой и потеряла слух, но смогла добраться до Восточной Армении и создать семью. И каждый раз, вспоминая о Геноциде, говорила : “Будьте вы прокляты”».
* * *
«Новости о массовых убийствах доходили до деревни, и жители уже готовились покинуть свои дома. Но все началось внезапно. Однажды ночью, все турецкие пастухи и работники их дома пропали куда-то. Маму, которую все называли «Ханум», охватил ужас. Когда раздался стук в дверь, они услышали голос своего турецкого слуги:
-Ханум, не бойтесь, идите со мной, я вас спрячу.
Они пошли с турком и спрятались на кладбище. Я не буду писать о трудностях пути миграции, о том, как моя бабушка вздрагивала каждый раз, вспоминая те дни: лишь немногим удалось выжить. Вместе с сестрами, Ануш (Дде), Заре (Зарик) и мамой, 14-летняя девочка пережила неописуемые трудности на пути изгнания. Ее старшая сестра была очень красивой, и один из американских миссионеров влюбился в нее, предложив выйти за него замуж. Не имея других альтернатив, мать бабушки согласилась. Американец хотел увезти всех с собой, но моя бабушка и ее мать не согласились, так что он увез только свою жену и Зарик. Моя бабушка позже узнала, что Зарик заболела по дороге, и ее оставили в больнице в Краснодаре.Она отыскала Зарик и переписывалась с ней до начала Великой Отечественной войны, после которой получила два письма, и больше ничего
Моя бабушка потеряла мать: женщина, которая всегда угощала всех в своем доме, умерла от голода…
Бабушка Пайцар вышла замуж за человека с похожей судьбой в деревне Блануг в Муше и родила пятерых детей, одной из которых была моя мама.
Моя бедная бабушка умерла с тоской по родине. Она говорила: «Когда откроются дороги, я поеду и встану перед дверью отчего дома».
* * *
«Моя мама всегда вспоминала одну сцену: убегая, казалось, что их преследуют горящие ковры, которые ветер поднимал в воздух и уносил. Сперва моя мама попыталась найти свою тетю, которая жила на другом конце города. Придя к тете, они нашли ее убитой, с новорожденным ребенком лежащим у нее на груди . Затем мама со своим братом направилась в Баку, где жила их родная мать.
Через некоторое время после того, как они нашли мать, она погибла от взрыва керосинки и дети вновь остались одни. Вскоре мама оказалась в американском сиротском доме и потеряла брата, не думая, что встретит его лишь через 42 года…
Директор сиротского дома забрал маму к себе домой, но вскоре она оказалась в семье лидера меньшевиков в Грузии, который был мегрелом с фамилией Кутелия. Около 8 лет мама жила в их семье, вынужденно переезжая с места на место, спасаясь от преследований большевиков. Через некоторое время, втайне от семьи Кутелия, маму познакомили с молодым армянином и они поженились.
Мой отец – Егиш Аветисян в 1915 году мигрировал со своими родителями и братом из Карса в Тифлис, потеряв по дороге других членов семьи. Мои родители жили счастливо до 1941 года. В первый день Великой отечественной войны мой папа ушел добровольцем на фронт и вскоре погиб».
[640x480]
«Когда началась резня, дядя Саркиса — Арутюн приехал в деревню Айрапет из Ерзнка и помог детям спастись. Они пешком дошли до рек Тигр и Евфрат, где на мосту Кхргез на них напали курды.
Дяде удалось спасти лишь 15-летнего Саркиса, заплатив курду золотом. С этого дня Саркис потерял своих родных. Курды забрали его к себе домой, однако хозяин дома не позволил Саркису войти, сказав, что если собака пустит его в дом, то он станет их сыном, если нет — то на Саркиса спустят пса. Собака, обнюхав Саркиса, не напала и мальчика пустили в дом. Он стал пастухом у курдов. После двух лет проживания у курдов, Саркис решил убежать, однако, бежав, он вскоре попался в руки турков: его поймали и сдали в милицию, где один турецкий солдат выразил желание забрать его и убить.
Отведя мальчика в глухое место, турок сказал Саркису, что он — Хасан и работал пастухом в их доме. Затем Хасан отвел Саркиса в дом знакомого езида и спрятал там. Саркису дали кусок хлеба и нож, а затем помогли дойти до станции и сесть на поезд до Ленинакана.
В Ленинакане его забрали в приют, и он пробыл там до своего 21-летия. Затем Саркис приехал в Ереван и случайно встретил деверя своей тети. Этот человек помог Саркису создать семью, познакомив с сестрой своей жены. Они поженились, у них родилось 6 детей и они жили в Норагавите».
* * *
Был 1915-ый год. Наша семья в те годы жила в деревне Сарамерик, что неподалеку от Салмаста (нынешняя территория Ирана). Несмотря на то, что Салмаст и вся Южная Армения были на тот момент территорией Персии, они находились близко к турецкой границе, a турки и курды всё чаще совершали набеги на приграничные христианские деревни. Поэтому жители деревень решили идти в сторону Басры, чтобы спастись от резни. Колонна шла день и ночь. Её сопровождали мужчины, в том числе отряд Гукаса. Дядя Гукас — легендарная личность нашей семьи. Он был дядей моего отца, братом его матери. Гукас в своё время был сотником в войске Андраника, а затем — гайдуком.
Дедушкины сёстры вспоминают, что помимо тягот и опасностей более всего они опасались быть украденными кочевыми курдскими разбойниками, даже больше чем заснуть в пути и остаться на дороге. Отстать от своих означало верную смерть, поэтому дядя Гукас ночью на своём коне следовал рядом и хлестал кнутом своих же родных и женщин-односельчанок, чтобы не те засыпали. Но уберечь всех не удавалось. В очередной набег курды увели одну из сестёр, Мариам. Осталось только оплакивать её. Прошло много лет, наступила Вторая мировая война, шёл 1945 год. Дядя Артюш, брат отца, работал водителем, он перегонял американские грузовики «Студебеккеры» — помощь союзников Советскому Союзу, из Ирака и Ирана в Армению и далее на Кавказ. Когда автоколонна собиралась выезжать из Багдада, дядя Артюш заметил, что какая-то женщина в чадре подаёт ему какие-то знаки. Он осторожно подошёл к ней. Она открыла лицо и спросила, не сын ли он Макруи, её сестры? Когда он удивлённо подтвердил, она призналась, что и есть та самая Мариам, которую в 1915-ом увели курды. У них было всего несколько минут, поэтому всё, что она успела — рассказать, как её продали или отдали замуж за обеспеченного иракца, что она живёт в Багдаде, есть семья, дом, всё нормально. Как она заметила его, как она узнала его, как они пересеклись?! Это был просто момент судьбы!»
* * *
«Моя мама — Макруи Товмасовна Микаелян, родилась в 1913 году в Ване. По рассказам ее старшего брата, когда маме было 2 года, турки зашли в их дом, вывели 17-летнего брата и отца, и убили на глаза у всех. Их мать была очень смелой женщиной и попыталась защитить мужа и сына, однако ее оттолкнули и пригрозили. Мать в страхе встала на путь миграции со своими 4 детьми, старшему из которых было 15 лет, а младшему — год. Не выдержав трудностей миграции, она умерла. Умер также и годовалый младенец. Присоединившись к своим соседям, моя мама вместе с братьями дошла до Армении, где маму сдали в американский приют».
* * *
«Отец дедушки – Смбат Марухян был кузнецом и ему помогали его три сына. В первый раз они вынужденно мигрировали в 1915 году. Однако, через некоторое время ситуация успокоилась, и они вернулись. Во второй раз турки напали неожиданно и убили мать. Дедушку били прикладом винтовки по лицу, голове и спине. Его отец успел спрятать двоих сыновей и дочерей, и ночью выжившие убежали. Дядя моего дедушки – Торгом Марухян, ночью пошел искать среди убитых своих близких и нашел моего деда, который чудом выжил. С большим трудом удалось привести мальчика к отцу.
Всю жизнь дедушка с горестью вспоминал, что не смог похоронить свою мать. Мои бабушка и дедушка не говорили о резне, поскольку не хотели, чтобы их потомки выросли слабыми».
* * *
«Вы когда-нибудь видели, как одним мечом расправляются с сотней людей?
— Вперед, хватит ныть, идите вперед, по — турецки говорили псы Талаата.
-Воды! Помогите! Мама, я пить хочу, мама, я голоден,- непрерывно повторял 5-летний Епрем. На его просьбы турки отвечали пощечиной, а иногда били ремнем невинного ребенка.
Армяне шли молча, понурив головы и вдруг, прямо на дороге, у местного турецкого магазина началась резня. Через мгновение все были убиты, кроме одного. 5-летний Епрем потерял сознание.
Чрез несколько часов он пришел в себя, но вокруг была тишина. Перед Епремом открылось ужасающее зрелище: сотни трупов, в том числе — его матери и отца. Все это было намного болезненней, чем те удары, которые мальчик получал час назад. Очнувшись, Епрем встал и подошел к телам матери и отца, и со слезами на глазах пообещал им: «Я отомщу за вас и заставлю турок встать на колени».
Епрем знал, что родители не слышат его. Он долго шел, и вдруг заметил женщину в черном – Саломе. Женщина сразу поняла, что мальчик армянин. Саломе забрала мальчика и помогла ему переправиться в Армению. Мальчик присоединился к группе людей, которые убегали от войска Энвера-паши. Они перешли реку Аракс, уводя с собой Епрема, а затем обосновались в нашей родной деревне Джанфида».
* * *
«Наши предки видели ужасы Геноцида, шли по дорогам миграции, чудом спасались и рассказали нам все увиденное и пережитое. Одним из них был дедушка Суко, который прожил 90 лет и унес тоску по родине в могилу. Он рассказывал: «На окраине города находились красивые зеленые огороды, на которых созревали арбузы, дыни и другие овощи. Осенью плодородная земля давала богатый урожай, радуя дедушку Суко. Женщины занимались прополкой грядок, а дедушка, стоя в тени огромного дуба, давал им какие-то указания.
Его лицо было загорелым, а руки – огрубевшими от работы. Многие знали о его храбрости, и о том, сколько семей и детей-сирот он спас. Они породнились, прошли через много трудностей вместе. Они вспоминали все пережитое, вновь и вновь пели «Келе Лао», вспоминали своих родителей и родных, которых потеряли на пути миграции, и проклинали турок.
Много семей спас от голода Суко. Он свободно говорил на курдском и турецком языках. Суко ходил в турецкие деревни по ночам и приносил мешки с пшеницей и мукой для беженцев. Но однажды его заметил турецкий солдат и пошел за ним. Подойдя к молодому армянину, турок отобрал мешок с пшеницей, высыпал все содержимое и с криками «Гяур, гяур!!» начал наносить удары кулаком. Придя в себя, Суко задушил турка своими сильными руками. Он вынужденно пошел за другим мешком и по пути встретил голодных и полуодетых сироток, двое из которых были его детьми. Его жену убили… Тогда ему было всего 27 лет».
* * *
«Я пишу то, о чем много раз слышала от своего отца, а ему рассказывала моя прабабушка Маргарит. Дед моего отца – Мелик Апре жил в Алджавазе. Он женился на моей прабабушке Маргарит, когда ей было 13 лет. У них было 3 детей – 2 мальчика и девочка. Мой отец был единственным ребенком в семье их старшего сына, который родился в 1910 году. Братья и сестры отца умерли по разным причинам, и он остался один. Узнав, что турки направляются в сторону их деревни, Мелик Абраам приказал переодеть всех мальчиков в женскую одежду и увез их на своем пароме на озере Ван и других транспортных средствах подальше от деревни. Когда турки во главе с Бшера Чато пришли в деревню, они нагло потребовали у прадеда женщин и девушек для развлечения. Но поскольку Мелик уже вывез всех женщин из деревни, он ответил , чтобы они привели своих женщин для армянских парней.
После этих слов турки озверели и начали поджигать деревню, в которой были лишь вооруженные мужчины, которые погибли в неравном бою с турками.
Погиб и мой прадед, который с честью защищал свою деревню. Он был замучен до смерти….
А моя мать – Вероника Григорян, со своей семьей мигрировала из поселения Джаник в Ванской провинции. Она часто говорила о городах Багдад и Бакуба. Мой дед – Тер-Ованес Григорьевич (Геворкович) Григорян (1872 года рождения) был священником и очень образованным и интеллигентным человеком. Под его ответственностью и при поддержке английского правительства 300 беженцев были перевезены в Армению. Моя мама рассказывала, что дочка ее дяди – Устиян, родила мальчиков — близнецов на пути миграции в телеге. Там был свидетель, который рассказал, что турки напали и начали убивать людей. Устиян только родила и не могла двигаться. Два турка подошли к телеге, в которой она находилась, и увидев женщину с детьми, затеяли драку, в которой один убил другого. Выживший турок уехал на телеге вместе с женщиной».
* * *
«Эту историю мне рассказала моя бабушка. В 1915 году арестовали всех мужчин и стали выселять женщин и детей. Узнав об этом, многие армянские семьи мигрировали. Часть из них на пути миграции убивали турки, а остальные либо умирали от голода, либо чудом спасались. Среди них была и Маргарит — бабушка моей бабушки. У нее было 7 детей — Аршак, Тигран, Липарит, Зинаида, Агуник, Анушик и 5-месячный мальчик. Во время миграции, увидев, как армян бросают в ущелье и убивают, бабушка приняла жестокое решение оставить своего малыша рядом с трупами убитых. Маргарит считала, что правильно поступила, поскольку малыш был грудничком и мог заплакать ночью, а турки, услышав плач, могли убить ее остальных детей и семью.
В дальнейшем, Зинаиду отвезли в сиротский дом Гюмри, а затем в Америку.
Бабушка Маргарит одна растила своих пятерых детей. Ее жизнь была трудной, она пережила много мучений. Во время Второй мировой войны Аршака и Тиграна призвали в армию и она их больше никогда не видела. Бабушка Маргарит умерла в возрасте 90 лет. В последние годы жизни она ослепла. Ей являлись видения. Бабушка говорила, что Бог наказывает ее за того брошенного малыша».
[861x576]
«В марте 1915 года в деревне Нор Гех Васпураканской губернии правительство осуществляло очередной запланированный геноцид. Они собрали всех мужчин и связали во дворе церкви. Утром, женщины деревни подняли шум и направились к дому, в котором тогда проживал курдский бей. Полад-бей был командиром турецких и курдских солдат, пользовался уважением среди жителей деревни. Выйдя из дома, он обратился к женщинам:
— Уважаемые матери и сестры, очень скоро в Ван прибудет Дзевдет-паша. Я обязан подчиняться его приказам и не могу спасти вас. Собирайте все свое имущество и уходите.
Затем он пошел в церковь вместе с женщинами, перерубил своим мечом веревки, которыми были связаны мужчины и освободил их. Мой дедушка — Галуст Зозанян (позже Нерсисян), со своим отцом, матерью, двумя братьями и сестрами, присоединившись к своим односельчанам, ушел в Восточную Армению».
* * *
«За несколько месяцев до массовой депортации, отец дедушки со своей дочерью Гюлхатир отправился в Болгарию – навестить сестру. Его мать – Анник, предчувствуя беду, отправила весточку мужу, чтобы те пока не возвращались. Так они спаслись от резни.
Мой дедушка, его мать Анник, ее сестра и брат дедушки Ованес, в сопровождении турецких солдат, встали на путь миграции. Дедушка рассказывал, что обессилев от невыносимой жары, голода и жажды, многие погибали на полпути, а остальные бросались к лужам со зловонной водой, которые образовывались от копыт лошадей турецких солдат, чтобы утолить жажду и продолжить путь. Так они шли много дней до того места, где турки должны были расправиться с ними. Мой дедушка упал в обморок… Очнулся от колющей боли, открыл глаза и увидел перед собой курдского солдата на лошади.
Солдат усадил дедушку в седло и стал расспрашивать. По дороге курд сказал: «С этого дня ты не Назарет, а Махмуд, найдешь дом такого-то человека и скажешь, что тебя прислал я». Дедушка нашел дом этого турка и некоторое время жил у него, в качестве слуги. В его доме прятались также две армянские девушки, одну из которых звали Гаяне.
Через несколько месяцев дедушка убежал оттуда. Сиротство, голод, потеря близких, отчаяние…трудные времена… Но дедушка рассказывал, что даже в этих условиях он не смог попрошайничать. Когда и как он оказался в сиротском доме, я не знаю, но в 1918 году приют привез в Армению своих воспитанников. Их школа-интернат находилась в здании нынешней библиотеки им. Аветика Исаакяна в Ереване и всегда, когда мы вместе проходили мимо этого здания, дедушка показывал мне то окно, за которым была его парта.
Через два года часть детей приюта перевезли в США, а остальных — в Европу. Дедушка оказался в Румынии. Он устроился на работу, был мясником, реставрировал старые, изношенные ковры. И поскольку еще в Кесарии он ходил в армянскую школу и имел 4-х классное образование, часто читал армянскую газету, которая издавалась в Бухаресте.
В этой газете он прочитал объявления, в которых выжившие в резне разыскивали своих близких. Благодаря этой газете, дедушка нашел в Болгарии своего отца и сестру, которая уже была замужем. Он сразу оправился за отцом и привез его в Румынию. В 1946 году мой дедушка вместе с отцом, женой и дочерью (моей мамой) решил вернуться в Армению. Дедушка никогда не посещал мемориал Цицернакаберд 24 апреля, а шел туда один на следующий день и возвращался с багровым лицом…. Воспоминания не давали покоя…. Мой дедушка скончался в 1993 году, в возрасте 91 года».
* * *
«Настала весна. Вся наша большая семья из 17 человек (женщины, дети, мужчины) находилась в поле. Дома осталась только моя тетя, для того, чтобы принести нам горячую еду в полдень. С нами был даже мой грудной брат, которого мама уложила в тени. Каждый из нас, в меру своих сил, расчищал камни, а мои дяди начали вспахивать поле для посевных работ на буйволах. Мой дедушка, завязав фартук, доставал семена и напевая что-то, раскидывал их по всему полю, а молодые снохи и дочки подпевали ему.
С утра мы уже позавтракали лавашем, вареными яйцами и сыром со свежей мятой. Настало время обеда, и мы ждали тетю. Вскоре она появилась – пешком и с пустыми руками. Бабушка, почувствовав какую–то опасность, приложила свою ладонь ко лбу и сделала несколько шагов навстречу…
— В деревне переполох, начался мятеж,- сказала моя тетя Зме (как потом я узнала, ее звали Зарманадухт).
Мои дяди распрягли буйволов, впрягли их в телегу и отправили нас в деревню. Женщины начали быстро собирать какие-то вещи, а мужчины помогали складывать их в телеги. В последний момент, когда мама собиралась усадить меня в телегу, моя нога угодила в канаву, которая текла рядом с нашим домом. Бабушка молча сняла мой мокрый носок, достала кусок шерсти и обернула мою ногу. Затем меня усадили в телегу. Дяди сопроводили нас до окраины соседней деревни.
- Дядя, а ты? -захныкала я вслед уходящему дяде.
- Я буду воевать против турок….
Я больше не увидела нашу деревню, отца, четырех своих дядь и дедушку. Мне тогда было 4 года, и я плохо помню, куда пропали остальные 11 членов моей семьи. Помню лишь солдат в красных фесках и со свирепыми лицами, голод, плач и кровь, кровь…
Дальше был сиротский дом. В Эчмиадзине я нашла дочку моего брата. Она была старше меня на 5-6 лет. Когда я спросила Гезал (так ее звали), куда пропали все наши близкие, она, опустив глаза, сказала, что не помнит, потому что была обессилена от голода…. «Гоар, и ты забудь и не говори об этом вслух, а то тебя побьет та “злая женщина” из приюта», сказала сестра. Я не стала говорить об этом, но забыть так и не смогла. И вы не забывайте….»
[800x511]
Армянская самооборона
* * *
«На глазах у моего деда зарезали всю семью. Назарет Хачатрян – дед моего дедушки. Он родился и 19 лет жил в городе Ачн Западной Армении, в большой семье с отцом, матерью, пятью братьями и четырьмя сестрами. Однако, в 1915 году их мирная и счастливая жизнь превратилась в кошмар. Началась резня и насильственное переселение…
Отцу Назарета удалось избежать смерти, собрать семью и встать на путь миграции. Однако, недалеко от Ачна, бессердечные турки на глазах у 19-летнего юноши зарезали родителей, замучили и зарубили мечом братьев и сестер. Чудом ему удалось сбежать и найти пристанище в ближайшей деревне, которая находилась под контролем Франции и патрулировалась французским войском.
Там Назарет прожил около двух лет и женился на девушке по имени Мейбул, а затем переехал в Бейрут. “Я прошел через ад, но выжил, — повторял дедушка Назарет. - Со слезами на глазах и незаживающей раной в сердце, я стал единственным продолжателем своего рода. Я нашел в себе силы жить и хранить память о своих родных».
* * *
«В те годы Хримян Айрик (Мкртич I Ванеци – 125 католикос армянской церкви, общественно- политический и духовно- культурный деятель, представитель интеллигенции и писатель) брал под свою опеку способных и умных детей. Из сиротского дома, где училась Заруи, он выбрал и взял под покровительство 5 детей, в том числе и Заруи.
Когда Заруи стала совершеннолетней, по закону, действующему в то время в Турции, если молодой человек брал себе в жены воспитанницу детского дома, то его освобождали от службы в армии. Молодые армяне из богатых семей выбирали именно этот вариант.
Заруи выбрал себе в жены сын богатого ювелира из Вана и у них родилось 4 детей – 3 сына и дочка. Вскоре начались известные нам события – выселение армян, самооборона Вана и тд. Зарух с мужем также взяли в руки оружие и стали сражаться против турок. Зарух рассказывала, что у нее было три пистолета с перламутровыми прикладами, которые всегда были при ней. Но в дальнейшем, она была вынуждена продать их в Армении, поскольку нуждалась в деньгах.
В самообороне Вана Заруи и ее муж учaствовали под командованием Арама Манукяна, о котором Зарух много рассказывала, называя его Арам-паша. Вспоминала, как Арам-паша с маузером в руках управлял самообороной. Во время самообороны Ваны Заруи потеряла мужа, а затем с 4 детьми встала на путь миграции.
Трое мальчиков Заруи умерли по дороге. Осталась лишь маленькая девочка – Маня, которую Заруи несла на своей спине. Наконец, они добрались в Армению. Там от других беженцев из Вана Заруи узнала, что ее сестра и брат, со своими семьями, приютились в городе Пятигорск. Поскольку у Заруи больше никого не было, она решила найти сестру и брата.
Свою маленькую дочку Заруи на время оставила в приюте Арташата (в то время Гамарлу), договорившись, что вскоре придет и заберет ее, а сама направилась на поиски родных.
В Пятигорске она нашла сестру и брата. Там начинала формироваться армянская община беженцев из Вана и армянские бабушки и дедушки выдавали замуж или женили одиноких женщин и мужчин, таким образом выполняя определенные действия по сохранению армянского рода».
* * *
«Турки и курды были очень хорошо вооружены. В резне Андока выжили немногие. Выжившие пошли по направлению к Канасару. По дороге, у деревни Гармав, около леса, мы попали в осаду. Почти всех , кто был с нами, перебили, ограбили, похитили женщин и девочек. Из нашей семьи выжили лишь мой отец и брат, который был старше меня на пять лет. В дальнейшем, мы стали искать и нашли мою мать – Реган, убитой. Мы похоронили ее во дворе церкви Сохгнац, рядом с деревней Гармав. Моих сестер – Назени и Азнив мы так и не нашли. Примерно месяц все мы прятались в лесу. Затем ушли в Ахпи и нашли деревню разграбленной, с сожженными домами. Там мы пробыли до осени, когда в деревню пришел представитель турецкой власти, в сопровождении армянина.
В деревнях, лесах, горах – повсюду кричали, чтобы армяне сдались и что султан даровал помилование. Все Армяне, за исключением некоторых, поверили в это. Турки собрали всех армян деревни Ахпи и близлежащих районов, вплоть до Муша и увезли в Тапик. Там их всех накормили, дали воды, хлеба, мяса, а курильщикам — сигареты. Через несколько дней собрали молодых мужчин и увезли в Муш, чтобы те, по словам турок, построили дома для армян. В деревне остались дети, женщины и старики. Затем нам сказали, что нас перевозят в Муш. Рано утром турецкие солдаты погнали нас, как стадо овец. У горы Куртик нам позволили утолить жажду. Вечером, когда мы уже почти дошли до Муша, на крыше отдельно стоящего дома увидели трех играющих детей и женщину, которая мыла шерсть. Вдруг она выпрямилась и громко закричала на турецком языке: «Бедные армяне!! Вас ведут сжигать!!». После этих слов, люди попытались бежать, но турки побоями вернули их обратно. В Муше нас всех согнали в казармы. Через два дня нас выпустили из казарм и погнали в западную часть Муша.
По дороге, с балкона большого двухэтажного дома на нас смотрели 4 турок и трое немецких офицеров. Пожилые люди сказали, что немцы – христиане и спасут нас. Недалеко от дороги текла мутная вода. Армяне захотели попить воды оттуда, но турецкие солдаты не разрешили. Отсюда нас погнали в деревню Блел. Там разделили женщин и девушек, мужчин обыскали, затем всех собрали в хлевах, амбарах и домах. В тот момент, когда нас вели в хлев, ко мне подошел один мужчина, схватил за руку и сказал: «Будешь моим сыном». Мой ответ был положительным и полным мольбы. Несколько детишек стали просить, чтобы он и их забрал. Человек взял меня за руку и повел за собой.
Дойдя до окраины деревни, мы остановились на высоком холме, откуда было видно, что происходит внизу. Турецкие солдаты гнали в дом одну крупную женщину – с ребенком на руках. Она пробивалась через ряды солдат, пытаясь убежать. Двое турецких солдат, которые стояли на охране у двери, вновь пытались увести ее внутрь помещения. Когда женщина попыталась сбежать в четвертый раз, турки ударили ее и пронзили ей бок наконечником винтовки. Женщина уронила ребенка и упала. Многие женщины заходили в дома, оставляя своих грудных детей снаружи. Турецкие солдаты согнали всех в дома, заперли двери и подожгли. Вокруг этих домов они заранее разбросали сухую траву, древесину и облили керосином. Пламя охватило все вокруг, и турецкие солдаты стали бросать в огонь детей, оставшихся снаружи. Слышались жалобные вопли и причитания армян. Через некоторое время голоса замолкли.
Воздух наполнился зловонным запахом. Человек, с которым я был, вздыхал с горестью . Он сожалел обо всем этом. Этот человек оказался турком, его звали Мустафа. Мустафа увез меня в Муш. Там я увидел группу армян, которые под надзором турок разрушали дома – в поисках спрятанного золота армян. Среди них был мой отец – Саак. Отец, увидев меня, подошел к Мустафе и заговорил с ним по-турецки. После этого я больше не видел его. Спустя много лет, я узнал у выживших, что турецкие солдаты убили отца в Муше. Мустафа жил в маленькой комнатке, у него была жена — турчанка и две дочки — 6 и 8 лет. Его жена была доброй женщиной. Я пробыл в Муше до следующей весны, когда российские войска дошли туда. Мустафа перекочевал в деревню Пасур района Тигранакерт, увезя с собой жену, девочек и меня.
Мы направились в Пасур через долину реки Чапахджур, обойдя заснеженные горы Сасуна. По дороге мы становились свидетелями ужасных сцен резни. Не доходя до Пасура, было большое и глубокое ущелье, которое называлось Хасан Кали. В нем перебили армян близлежащих деревень. Весенние ливни унесли трупы, которые были на дне ущелья, но с двух сторон ущелья еще оставались тела армян, взгромождённые друг на друга. Наше состояние в Пасуре было тяжелым, жить было трудно. Мустафа не смог там остаться , и мы переехали в Харберд, но и там не задержались надолго, по той же причине. Снова вернулись в Пасур, а отткуда переехали в Дудерик. Я остался до осени в деревне Дудерик. В горах уже выпал снег.
В деревне жили армянские мальчики, которых турки и курды воспитывали, как своих родных. Среди них был армянский юноша по имени Гегам из деревни Тергеванк, который собирался бежать. Я попросил Гегама забрать меня с собой. Он сказал, что, если мне повезет и я приду в условленное время и место, то мы уйдем вместе. Мы договорились о месте, дне и времени встречи – на закате, за пределами деревни, под грушевым деревом в поле. Я долго ждал Гегама. Уже стемнело и я решил вернуться домой, думая, что он больше не придет. Когда я шел обратно, то увидел в поле какого-то человека, который махая шапкой, звал меня к себе. Это был Гегам. Я побежал к нему на встречу и мы пошли к лесу. Я не смог идти долго, поскольку был уставшим и истощённым. Гегам взвалил меня к себе на спину и понес. Пройдя 6 дней и ночей, мы дошли до полей Муша. Днем мы прятались, а ночью шли, питаясь шиповником и дикой грушей. Мы перешли заснеженные склоны горы Андок. Вдруг, недалеко от Муша, мы с Гегамом увидели трех всадников, направляющихся к нам.
Мы подумали, что это турки, которые собираются нас убить. В поле негде было спрятаться. Всадники подошли к нам. Один из них оказался армянским священником, а двое других — казаками. Нас спросили по-русски: «Куда вы идете, армяне?». Затем они спешились, стали расспрашивать нас и угостили хлебом и сахаром. Потом мужчины написали записку о том, куда нам пойти в Муше. Я и Гегам пошли в указанное место. Нас приняли, дали новую одежду, накормили и отвезли в Арос.
В Аросе я очень сильно заболел. Через несколько дней пришел Гегам в военной форме — проведать меня. Мы поговорили, он наклонился, поцеловал меня и ушел со слезами на глазах. Я его больше не видел. В дальнейшем, я пытался найти Гегама, но тщетно. Из Ароса меня увезли в крепость Хнус на фургоне, где я пробыл некоторое время, а затем перевели в пятый сиротский дом Александрополя. Однажды в приют пришел Андраник –паша, в сопровождении нескольких человек. Среди них был писатель Ованес Туманян, о котором я не знал. Они поднялись на балкон второго этажа. Мальчики начали танцевать во дворе приюта. До этого дети успели пожаловаться Андранику на плохие условия. Туманян зашел и лично проверил все комнаты и столовую, затем вернулся и описал ситуацию Андранику, который внимательно слушал. И вот они ушли. Спускаясь по лестницам, меч Андраника постукивал по ступенькам. На следующий день после их ухода, условия в приюте улучшились.
В приюте я пробыл три года. Судьба оказалась жестокой по отношению к моему брату Симону. Его, вместе с другими совершеннолетними армянами собрали в Тапике и увезли. Днем их заставляли работать, а ночью увозили в казармы. Вместе с Симоном там находился наш односельчанин Сако, который был старше моего брата на 15 лет. Сако узнал, что отец дал две золотые монетки Симону и по дороге уговаривал брата отдать золото ему, чтобы они смогли бежать вместе. Симон отдал монетки Сако и они вместе бежали в Ахпи. Сако ушели и остановился у своего курда –аги, спасшись таким образом. Была холодная зима и мой брат нигде не мог найти пристанища. Затем Симон решил вернуться в Муш, где и нашел меня. Уже стемнело, когда Симон пришел к Мустафе домой. Ему дали кусок хлеба, мы поговорили. Брат был в ужасном состоянии — одежда разорвана, почти босой. Мустафа сказал мне сопроводить Симона на ночевку в хлев. Я отвел брата в хлев и вернулся обратно. Больше я его не видел.
Однажды Мустафа и я заметили, что турецкие солдаты ведут 10-15 армян, среди которых был и Симон. Мустафа сказал, чтобы мы шли за ними и проследили, куда их ведут. Брат заметил меня, и мы обменялись долгим взглядом. Каждый раз, когда я вспоминаю Симона, перед глазами появляется его взгляд. Затем турецкие солдаты отвели их в заброшенное здание и убили».
[948x533]
Армянские дети в приюте
* * *
«Наша большая семья жила мирной жизнью в Карине. Мне было 8 лет, когда началась катастрофа, и нас насильно выселили. Со всех сторон слышался плач и причитания. Поскольку всех мужчин нашего дома забрали (дедушку, дядю, отца, старшего брата, сыновей дяди), мать собрала нас. Остались только я, брат, который был старше меня на несколько лет, сестры и тети. Мать усадила в телегу младших сестер, а сами мы пошли пешком. Младшая сестра, которой было всего 3 годика, стала просить воды, но мать притворялась, что не слышит. Потом я узнал, что у нас закончилась вода. Потихоньку голосок моей сестры стих…
Мы шли под палящим солнцем. Голодные, измученные жаждой, мои сестры остались непогребенными на песках.Найдя на дороге косточку, мы крошили ее и ели. Когда мать видела небольшой источник воды, мы пили из него через платок мамы.
Так мы дошли до одной деревни. Там мы потеряли молодую жену нашего старшего брата, с мальчиком на руках. Мать, как полоумная, искала ее повсюду, но не нашла. Мы шли несколько месяцев и добрались до Нахрамара в Мосул. Там нас разместили в палатках. Мать умерла от истощения, не выдержав переживаний…
Мы остались одни с братом. Пробыв 2-3 года в Мосуле, мы уехали в Басру, а оттуда в Персию – в город Абатан. Ныне обосновались в Тегеране».
* * *
«Эта история о семье отца моей бабушки.Семья состояла из 10 человек — отец, мать и 8 детей: 4 девочки и 4 мальчика. Был конец осени 1915 года. Во время обеда, турки вломились в дом Ишхана. Отец семейства начал сопротивляться, но турки вывели всех во двор, затем раздели и начали расстреливать. Когда дошла очередь матери 7-летнего Ишхана, ребенок потребовал, чтобы сначала убили мать, а затем его. После этих слов турецкий командир, то ли разжалобившись, то ли оценив смелость мальчика, отпустил его с матерью.
Мать с сыном убежали в лес. В лесу они питались орехами и каштанами, но воды не было. Через некоторое время мать Ишхана умерла и он остался один. Перед смертью мать попросила Ишхана, если тот выживет, стать отцом 8 детей. Ишхан мог бы не выжить, если бы не встретил 8-летнего мальчика по имени Амирджан, семью которого перебили.
Они подружились и еще некоторое время пробыли в лесу, но поскольку там не было воды, мальчики вынужденно вернулись в родную деревню Ишхана, где была река. У реки их поймали турки, но не убили и решили поработить.
Старшему — Амирджану поручили выпас коров, а Ишхану — овец. Они проработали 6 лет, пока им не исполнилось 13-14 лет. Бежав, мальчики дошли до Кировабада».
* * *
«Эта история дошла до меня от матери моего деда, хотя она произошла с семьей деда моего дедушки. Его мать рассказывала: «Вечером мы узнали, что на следующее утро жителей деревни подвергнут насильственному выселению. Вся деревня была заполнена турецкими отрядами. Вторжение врага означало, что на следующий день в деревне никого не останется, поскольку всех насильственно депортируют. Поэтому, мы собрали все вещи в доме, закопали их в две огромные ямы, и, взяв с собой лишь самое необходимое, бежали из деревни. Тогда мне было 8 лет, младшая сестра была грудным младенцем, а старшим братьям было 10 и 14 лет. С нами были отец и мать. Поскольку отец хорошо ориентировался на местности, мы сразу пошли по направлению к Восточной Армении.
Шли только ночью, а днем прятались в ущельях, ямах или заброшенных деревнях. Сложно вспомнить, сколько сожженных и разрушенных деревень мы миновали. Повсюду были разрушенные или полуразрушенные церкви, полные полусожженных и распухших трупов. Но самым сложным было то, что встреча с турками днем могла бы стать для нас роковой. Поэтому, при малейшем шуме, мы замолкали и замирали.
Наш побег мог бы закончиться трагически, если бы не было отца. Под видом жителя деревни — турка, на турецком языке он разведывал дорогу и вел нас по самому безопасному пути. В последние дни, когда у нас закончились все припасы, мы наконец добрались до Восточной Армении. Мы спаслись от этой ужасной резни без человеческих потерь».
* * *
«Отец моего деда — Тагвор, которому было 12 лет, стал очевидцем одного из страшных преступлений. Отцу Тагвора было 43 года, у него было две дочери и два сына. Самым младшим был Тагвор. Кровожадные турки переходили из дома в дом, убивая и истязая. Настала очередь моих родных. Когда варвары — турки приблизились к дому, отец кое-как успел спрятать маленького Тагвора в малозаметную нишу.
Затем началось кровопролитие. Послышались душераздирающие крики родных. Удовлетворенные кровавой бойней, турецкие варвары вышли из дома. Маленький Тагвор, свернувшись калачиком от страха, не осмеливался выйти из своего убежища. Уже стемнело, когда мальчик вышел из ниши и подошел к своим родным, но все были мертвы. Тагвор, обессилев, лег рядом с ними и уснул. На следущее утро он покинул отчий дом, храня в мыслях завет отца «Никому не говори, что ты армянин и зови себя Али».
Мальчик начал искать сестру, которой не было среди убитых членов семьи, но так и не нашел. Позже выяснилось, что ее забрали турки.
Резня произошла не только в их доме. Везде были трупы. Тагвор долго шел, затем встретил и подружился с другим мальчиком — сиротой, который был немного старше него. Дни напролет, они голодали, шли ночью, а днем прятались от варваров — турок. Затем они дошли до сирийской деревни в Дейр-эз-Зоре и спрятались там. Мальчиков заметил староста деревни и подойдя к ним, спросил, кто они такие. Поскольку мальчики не владели арабским языком, они рассказали на турецком, что произошло с ними. Староста взял их к себе на работу. Проработав у него 5 лет, мальчики решили поехать в Алеппо и получили там прописку. В память о своем брате, Тагвор взял себе фамилию Керобян, хотя наша фамилия была Воскерчян».
[990x659]
Жертвы убийств
* * *
«Эту историю бабушка рассказала своим детям — Коле и Гоар Акопянам, а они — мне. Захватив Александрополь, 15 мая 1918 года турки по железной дороге двинулись в сторону Еревана. Убивая и неся разрушения, они добрались до Агина. Жители деревни не заподозрили ничего плохого, поскольку были в хороших отношениях с населением турецкой деревни, которая находилась на другом берегу реки Ахурян. Но и эти турки принимали участие в грабеже и уничтожении. Всех жителей деревни, не успевших убежать, собрали в месте, известном как Ванки Дзор (Монастырское ущелье) и перебили.
Мои бабушка Эрикназ и дедушка Арташ, со своим двухлетним ребенком успели убежать из деревни. Они видели ужасы резни: гору мужских трупов, сложенных друг на друга, сожженые амбары Дзитанкова, полные полуобгоревших тел.
Дорога была трудной, не было еды. Новорожденный Геворк и годовалый Варшам не выдержали тягот пути. По дороге умер Геворк и был похоронен в груде камней, где родители заметили другие трупы детей, которых не смогли похоронить родные, прикрытые листьями деревьев. В Эчмиадзине Варшам умер от голода. Осенью 1918 года, вернувшись в родную деревню, бабушка и дедушка нашли ее разрушенной и разграбленной, с незахороненными трупами повсюду…
Геворк — младший брат моего деда, в 1914 году отправился добровольцем на фронт и без вести пропал. В дальнейшем выяснилось, что он был ранен, но выжил, затем уехал в Европу, а после — в Америку. Он стал отцом двух сыновей — Микаела и Майкла».
* * *
Мне было 7 лет. Потеряв родителей и родных, мы с братом (брату тогда было 12 лет), бродили, не зная что делать дальше. Вдруг рядом с нами остановилась телега, загруженная мешками. На них сидели двое. Один из них слез с телеги и пошел к нам. Промелькнула надежда, что он хочет спасти нас — сироток. Но…. Произошло невероятное. Человек запряг нас вместе с ослами в телегу и приказал поднять их на холм. Мы задыхались, стонали, но не осмеливались произнести хоть слово или перечить. Бездушный человек мог пустить в ход плеть, которая была у него в руках. Мы с братом падали, ранили ноги и руки, но сразу вставали и продолжали тащить телегу.
Мы уже спускались с противоположной стороны холма, когда другой человек, сидевший в телеге, слез, и освободив нас от упряжки, стащил турка с телеги и стал избивать его. Затем, обратившись к нам на армянском языке, указал дорогу, по которой мы могли бы присоединиться к группе беженцев. Взявшись за руки, мы с братом бежали без оглядки. И, слава Богу, догнали группу беженцев.
Долгое время мы сидели, не обменявшись даже словом. Прошли годы, но эта ужасная сцена все еще у меня перед глазами. По сей день мы не знаем, был ли этот человек турком или армянином. Одно только ясно-если ты родился человеком, то национальность не имеет значения».
* * *
«Я с детства слышал,что среди миллиона жертв Геноцида были и мои родственники. Мой прадед был среди спасшихся от смерти эрзрумцев. Спустя 60 лет, он записал свои воспоминания. Представляю вам некоторые фрагменты из них.
Весть о резне моему прадеду Гукасу сообщил сосед курд. Дед уехал вместе со своей семьей, но по пути они потеряли дядю дедушки, а затем узнали, что его семью сожгли. Гукас не вынес этого известия, и его хватил удар прямо во дворе церкви. Его последними словами были: “Оставьте меня, спасайте мальчика”. Вначале мой 8-летний дед не понимал, что происходит вокруг. Стал осознавать только тогда, когда понял, что потерял отца, а проснувшись однажды утром в обьятиях матери, нашел ее мертвой. Она умерла от голода. После, дедушка вышел из пещеры и, столкнувшись со многими трудностями по дороге, дошел до дома одного курдского пастуха, который забрал его к себе и стал заботится о нем.
Через некоторое время, русские войска вошли в деревню. С ними был и добровольческий отряд Андраника Озаняна (Зоравар Андраник). Андраник забрал моего деда, и вместе с его ровесниками отправил в Ван, а затем в Ереван.
Мой дед винил в погромах не только «цивилизованный» мир, но и турецких женщин и матерей.
Я был особенно тронут его словами в записях : “И все это происходило на глазах у турецких матерей, на глазах у женщин. Ни одна женщина или мать не остановила своего мужа и сына, когда те поднимали руки на армян, которые были их кормильцами и защитниками. Стыд и позор вам. Вы настолько ослепли,что не заметили, как ваши мужья и отцы рубят тот сук, на который сами опираются».
[1023x683]
Мемориал памяти жертв геноцида
[640x426]
Глядя на карту современной Армении, странно осознавать, что когда-то эта маленькая страна являлась частью огромного пространства, охватывающего земли от Персии до Малой Азии, от Сирии до Кавказских гор. Это – национальная Армения, территория, на которой раскинулась Великая Армения Тиграна II, а позже закреплялись римляне и парфяне, арабы и византийцы, крестоносцы... К концу XIX века естественный процесс истории подталкивал армянский народ к новому витку. Одна из крупнейших геополитических держав древности могла бы снова заблистать. Но второй шанс армян был похоронен их врагами.
Когда говорят, что геноцид армян − это то же самое, что и Холокост, можно говорить о критериях преступления относительно человечества, давать моральные оценки. Но куда проще посмотреть на схожие черты Турции в конце XIX века и Германии − в 1930-х годах.
Первое − имперские амбиции и проигрыш в войне. В конце XIX века Османская империя представляла собой жалкое зрелище. Русско-турецкая война 1877-1878-х годов стала поворотной точкой, после которой начался распад. По всей стране шли восстания − не только христиан, но и мусульман, армия была в развале, а двор вместо того, чтобы искать решения проблем, потонул в коррупции и иллюзиях. Султану были интереснее мечты и мысли о заговорах, чем реальная политика.
«...Наш милостивый и победоносный государь на этот раз совершенно один вышел из борьбы победителем неверных собак. В своей неимоверной благости и милосердии он согласился даровать нечистым собакам мир, о котором они униженно просили его. Ныне, правоверные, вселенная опять будет управляться из Стамбула. Брат повелителя русских имеет немедленно явиться с большою свитою в Стамбул и в прах и в пепел, в лице всего мира, просить прощения и принести раскаяние...» Сложно представить смысл, который автор вкладывал в эти слова. Это − официальное заявление султана Абдул-Хамида II в турецких газетах после проигрыша в войне с Россией.
Создание неконструктивной мифологии для своих подданных с целью зарядить их на фанатизм велось и в Германии. А вскоре и там, и там начался другой знакомый процесс − поиск виновных. В военных неудачах османцы обвинили Сулеймана-пашу − командующего болгарским фронтом. Реваншизм закладывался как норма в общественном сознании.
Вторая параллель − утрата национальной идеи. Германия после поражения в Первой Мировой войне потеряла статус мировой державы, бросающей вызов даже и Великобритании. Взамен его появилось туманное положение о «единой нации для всех немцев». В Турции поиск идентичности проходил схожим образом. Если раньше она проецировала себя на мировом пространстве как некий глобальный игрок, действующий наравне с Западом − «Мусульманская Восточная Империя», «Исламская Византия», то в условиях деградации страны эта идея явно не работала.
Выход из идеологического тупика казался очевидным − консерватизм, то есть ислам. Этот путь активно продвигал последний султан страны Абдул-Хамид. Но путь не мог сработать хотя бы потому, что и сам «повелитель всех правоверных» и его двор в Стамбуле вели жизнь, никак не соответствовавшую идеалам праведных халифов древности. Ислам не срабатывал в Турции, как и игра Гинденбурга в традиционный консерватизм в Германии. На смену старому вектору приходил националистический. Новое поколение оттоманской буржуазии называло себя «младотурками». Их идеей было создание «Великого Турана», «страны всех турок». Почти как «страны всех немцев», «тысячелетнего Рейха».
Более неожиданной является другая параллель между национал-социалистической Германией и Османской империей эпохи распада. Это – связь Востока и Запада. Как считают некоторые исследователи, немецкий нацизм существовал в сложном соединении культур. В конце концов, свастика − это восточный символ. Общество Туле, откуда исходили Рудольф Гесс, сам Гитлер и другие высокопоставленные функционеры рейха, породило «нацистский проект». Младотурки же были, по существу, обычными служилыми мусульманами, выросшими в ориентации на западные идеалы. Стык западной прагматичности и восточного тоталитаризма породил новую форму власти, где человек становился лишь инструментом.
Все это развивалось на фоне общей усталости народа от власти, презрения к старой элите. Предыдущий опыт казался младотуркам недостаточно радикальным и неэффективным. Новое поколение хотело реванша за ошибки предыдущих. И любой ценой.
[1024x741]
Беженцы
В современной армянской и европейской историографии часто поднимается вопрос: были ли спланированы погромы, или же уничтожение армян стало следствием случайной вспышки ненависти в ходе войны? Однако, как и к евреям в фашистской Германии, ненависть к армянам в османской Турции еще была довольно мощным политическим инструментом, который власть использовала задолго до геноцида.
Турецкая держава не была единой не только в этническом и религиозном плане, но и в социальном. На территории той же Армении по соседству с общинами турок-мусульман и христиан-горцев находились еще и кочевники − наследники местных тюркских племен, чья общественная организация оставалась на довольно примитивном уровне. Центральная власть поддерживала с ними отношения на уровне феодально-ленных. Их лидеры формально присягали султану, но сохраняли очень широкую автономию, вплоть до того, что могли требовать у христиан «налоги на проживание», а иначе говоря – грабить. Получалась система, когда юридические процессы и законы не работали, а все решала сила. Так, взяв «налог», кочевник мог вернуться снова − потому что у него возникли «новые проблемы». Христианам оставалось либо терпеть этот разбой, либо получить клеймо мятежника.
Впрочем, кочевники были не меньшей головной болью и для Турции. Правительство Османской империи применяло тактику стравливания своих подданных между собой, а также тактику преференций, когда один народ мог грабить другой, чтобы не думать о проблемах выплаты компенсаций своим ополченцам. До какого-то момента власть не вмешивалась в конфликт в Армении напрямую, но и не препятствовала его развитию. Поэтому в 1890-е мы видим первые масштабные нападения на христиан. В те годы было убито свыше 300 тыс. греков, ассирийцев и армян. Все это время османцам казалось удобным просто закрывать глаза, пока подданные «решали проблемы» между собой сами.
Ненависть была посеяна, и вскоре стала постоянным инструментом в руках правительства. Когда султана сменили «светские правители», младотурки, они заложили политику сегрегации и стравливания в основу своей национальной политики.
Впрочем, проблема безопасности армян встала для мирового сообщества довольно рано. Еще на Сан-Стефанском конгрессе 1878 года, подводившем итоги очередной русско-турецкой войны, обсуждался вопрос гарантий этому народу, остававшемуся под владычеством султана. Однако дипломатия сработала неудачно. Во-первых, слабеющий аппарат оттоманского государства не мог в достаточной мере контролировать своих подданных. Во-вторых, исламская этика не предусматривала исполнение обещаний перед неверными.
Российская Империя предложила разместить в Западной Армении свои войска, но план встретил большое противодействие со стороны Англии и Австрии. Они опасались, что контроль армянского региона приведет к большому усилению России на Ближнем Востоке. С этого удобного плацдарма можно было влиять на события и в Иране, и на Междуречье, угрожать Сирии и другим богатым регионам, где англичане имели особенно много интересов. Поэтому тем планам не суждено было сбыться. Однако армян грела мысль, что в случае проблем Россия − да и другие союзники − могут прийти к ним на помощь.
В 1908 году османский султанат пал в результате революции, а у власти оказались представители политической партии младотурков. Старые религиозные установки были отброшены. Наступил период размышлений.
Очевидный факт − османцы больше не чувствовали себя хозяевами Малой Азии. Некогда их продвижение в регионе было связано с упадком Византии. Аппетиты чиновников умиравшей греческой империи были слишком велики, и многим местным силам оказалось проще пойти на компромисс с новыми завоевателями, чем мириться со старой властью тиранов. В регионе быстро укрепился ислам.
Но если в Европе, на Балканах турки оставались в меньшинстве, за семь веков господства в Малой Азии они сумели укрепиться достаточно. Младотурецкая концепция развивала идеи пантюркизма, заявляющие о едином историческом пространстве, где господствует персидская культура. О стране Туран, которая пролегает от границ Европы до Саянских гор. На этом пространстве «чуждая» христианская среда Армении выступала явным противником. Хотя бы потому, что она отделяла Турцию от Азербайджана, этнически и культурно близкого образования. Уже вскоре появилась идея создания «чистой турецкой нации». Возможно, среди младотурков мог найти популярность и более умеренный реформаторский путь. Но несколько неудачных восстаний сторонников султаната и потеря территорий на Балканах подталкивали их к радикальным решениям.
[1023x681]
Заживо сожжённые турецкими войсками армяне в селе Шейхалан, 1915 год
Современные источники сообщают, что уже в 1914 году существовал тайный договор с Германией, по которому в случае победы к Турции отходил почти весь Кавказ. Следовательно, устранить «армянский коридор» было делом особой необходимости.
В 1914 году османская армия на Кавказе потерпела жесточайшее поражение от российских войск. В ответ турецкие генералы выплеснули ненависть на местное христианское население. Подобно тому, как в 1943-1944 годах отчаявшиеся немцы разрушали, отступая, русские деревни и города, а отступавшие турки уничтожали всех, кто мог бы потенциально пополнить ряды союзников вражеской армии.
Благо, в османском обществе уже существовал образ армянина, врага нации, напоминающий образ еврея во Второй мировой войне. Армянам приписывалась тяга к ростовщичеству и «нечистому» бизнесу, что противоречило ценностям ислама и легко возмущало простых людей. Их обвиняли в сговоре с внешней силой. Наконец, говорилось, что армяне сами рады отдать жизнь за своего Бога, поэтому убийство армянина в страданиях − не злодеяние, а помощь ему обрести его собственный рай.
Среди малообразованных турецких христиан часто существовало извращенное представление о сущности христианства. Считалось, что, мучая христианина, человек якобы помогал войти ему в рай, поскольку его Бог сам был распят на кресте.
Страх перед будущими поражениями вынуждал турок действовать быстро. Уже в 1915 году армян, под видом обеспечения безопасности или переселения, снимали с мест и выгоняли в никуда. Карательные отряды сжигали селения и истребляли их жителей. Впрочем, эти планы нередко наталкивались на отчаянное сопротивление армян. В апреле 1915 года началась героическая оборона Вана: осозна