… Он говорит что-то о своей родословной, о евгенике, о превосходстве таинственной расы, к которой, ему сказали, относится сам. Хорошо знает, почему нужно уничтожать тех, кто мешает прогрессу, что нужно для счастья человечества, и четко представляет, по каким признакам можно узнать обреченных. Те, другие, с которыми он говорит на общем языке, называют их "генетическим шлаком", который подлежит полной и необратимой аннигиляции. Всё это удивительным образом логически обосновано в его голове. 

Я смотрю на него, вспоминая, как в студенческие годы мы вместе пили кофе, ездили на шашлыки со своими легкомысленными пассиями, курили в подъезде, взахлеб обсуждали причудливые фантазии Фрейда, загадки реинкарнации и странности взаимоотношений Оригена с церковью, необъяснимую жестокость Иосифа Флавия в описании иудейских войн — и железобетонные доводы Канта о существовании Бога. 
Он никакое не воплощение зла, этот вечный мальчик, умник и болтун, который за всю жизнь мухи не обидел. Просто — больной, заблудившийся, потерявший разум, человек. 

И я вдруг отчетливо вижу: в этой древней войне жертвы всегда — с обеих сторон. У одних убивают тело, у других — душу. И не известно, что страшнее. 
И еще я понимаю с безжалостной ясностью: мы фатально разделены его словами и моим молчанием, наполненным невесёлыми мыслями. Это тоже — необратимо. Навсегда. 
А настоящее зло — оно где-то над этой холодной необратимостью, над этой разделительной линией. И мы все для этого невидимого Зла — генетический шлак.

Птицелов Фрагорийский 
Блокнот Птицелова. Моя маленькая война