Между родственниками бывает всякое, и (как правило) они продолжают друг друга любить. Я решила рассказать про то, как это получается и не получается у Императора Чарльза Британского и Ви-Ви.

"Большой брат"

Автор: surazal

Авторы персонажей: Танигути Горо, Окоути Итиро (Code Geass anime&manga)

Рейтинг: 18+

Предупреждения: слэш/ченслэш (хотя ещё как посмотреть).

Размещение любой части этого текста на других ресурсах и в частных дневниках запрещено. Текст охраняется законом об АП. Свидетельство о публикации №214021001738

Ну, кого не пугает, что одному 65, другому 70...

Часы, висящие по стенам, бьют практически в одинаковое время, но капризом хозяина этих часов запаздывая лишь на долю секунды.  Одна мелодия стихает, уступая другой, и мгновение здесь не останавливается никогда. 
Часы начинают петь, когда девяносто восьмой Император Британии начинает свой путь меж бело-золотых стен, с которых смотрят на него равнодушно-насмешливые единороги и львы, и стихают, когда он подходит к дверям, чтобы собственноручно отворить их и пройти в мир, в котором песни часов слышны как нельзя лучше, но никто не обращает на них никакого внимания. 


***


Комнаты его старшего брата пахнут пудрой, вчерашним чаем, воском и особым тонким, детским запахом, что присутствует лишь там, где живут маленькие невинные принцы.
Сам Ви-Ви расположился на кровати – лежит на животе, уткнувшись подбородком в подушку в форме сердца, раскинув ноги в сбившихся чулках, составляющих единственную его одежду. Руками он водит в воздухе, будто аккомпанируя слышимой лишь ему музыке, – Чарльзу от дверей не видно, включен ли «Дабб»; вероятно, Ви-Ви просто не хочется сегодня разговаривать... Ну ничего, он быстро это исправит.    
– Ваше Императорское Высочество! – в голосе самого Чарльза не слышно ничего, кроме почтения к старшему брату, обойдя которого по его же повелению, он узурпировал место правителя мира.  
Ты не будешь меня игнорировать сегодня.
– Герцог Кларенс!*
Ви-Ви шумно выдыхает, садится лицом к брату и начинает накручивать волосы на пальцы. Толстый серебристый валик соскальзывает с его мизинца и медленно-медленно разматывается, падая.
Чарльз погружается в отчётливый озноб.  Его, как от кошмара, встряхивает уже несколько десятилетий, стоит только этому человеку напротив поднять на него такой нежный взгляд огромных глаз, взгляд, искалеченный неведомой силой. 
Постигшие Бога все так же невинны.     
Они смотрят друг на друга, и губы Ви-Ви вздрагивают в улыбке. 
– Как тебе твоя новая самка?
Пожалуй, он психически болен. Императору действительно некому открыть свои догадки, и всё его существо сжимается, ощущая опасность и любовь – любовь и опасность.
Ни одна даже самая сильная нервная организация не выдержит муку, испытанную его когда-то маленьким братом, и сам Чарльз боится – совсем не как Ви-Ви, который давно уже вырос. 
Тот одевается, нарочито медленно – одевается сам. За шестьдесят лет ненависти к человечеству он научился обходится без того, чтобы позволять кому-либо прикасаться к своему телу. Кроме Чарльза.
– Н? Какая же она?
– Я собирался говорить не о ней.
– А я – о ней! – Ви-Ви вспыхивает, впечатывая ладонь в стол с достаточной силой...  Чарльз, подняв бровь, смотрит, как на красном дереве разбегаются микроскопические темно-алые капельки. Наточенное лезвие «Жиллетт» лежит раскрытым прямо под рукой его старшего брата. 
– Ты что задумал, бесценный? – Император слышит в своем голосе недоумение и страх.
– Ты снова неправильно все понял, – с насмешливым, остервенелым презрением, однозначно определяющим душевнобольного, выпаливает Ви-Ви. – Тебе не понять. Я просто хочу, чтобы это было в моих комнатах. Бритвы, выпивка, презервативы!.. Да, мне не нравится, что всякий раз ты меня этим пачкаешь! 
– Тебе же спиртное не нравится на вкус, – уже не сдерживая улыбку, Чарльз с удивлением замечает отсутствие какой-либо реакции на нее .  
Ви-Ви вздыхает и морщит пальцами кожу на лбу, белую и тонкую, как лепесток розы. 
– Знаете... Ваше Императорское Величество, а ведь старший сын на вас совсем не походит. И ваша любимица Корнелия что-то так напоминает покойного бывшего рыцаря ее почтенной покойной матери...
Чарльз, с совершенно равнодушным лицом, легко бьет тыльной стороной ладони под челюсть Ви-Ви, и тот тихонько ойкает. 
Он прикусил язык. 
Император улыбается. Ви-Ви, возможно, сказал то, чего вовсе не думает. Но это уже не имеет значения. Ровно никакого. 
Сейчас, нет, ещё через минуту... он набросится, сминая, разрывая прекрасный церемониальный сюртук из шерсти индиго, развернет к себе, сжимая без всякой жалости, а лопатки хрустнут – и вот Ви-Ви ахнет, подставляя враз закрасневшееся лицо, и, вывернувшись, сомкнет руки вокруг сильной шеи, притягивая к себе, ерзая, почти рыдая от нетерпения и жара.
Вот, сейчас...
Сейчас.   

 
Похоть Ви-Ви была невероятна.  
Он обожал грубый, безудержный секс, называя это «спариванием», со своей всегдашней любовью к сочным и бесстыдным эпитетам.    
Приходя к финалу, он всякий раз страшно сквернословил, и это в каком-то роде подхлёстывало реакцию Чарльза, недоумевавшего, откуда его невинный затворник мог набраться этих выражений, не слышанных им даже во времена посещений инкогнито армейских казарм. 
И это безумно заводило Императора. 
Зеркало без всякого почтения отражает его массивную фигуру и скрючившегося в его объятиях маленького Ви-Ви. 
На Ви-Ви снова нет ничего, кроме чулок. Его это смешило бы, не будь он так распален близостью своего брата и его настойчивостью. 
– Иди ко мне, сделай, как тебе хочется! – он стонет с такой похотливой и даже вульгарной интонацией, а Император чувствует, как стремительно наступила эрекция. 
Ви-Ви с улыбкой отнимает у младшего брата свою руку, к которой тот прильнул губами, и, заведя ее назад, принимается себя растягивать. В этом, кажется, нет ровно никакой необходимости, ведь самое любимое ощущение Чарльза – теснота Ви-Ви, проникать в которого с натугой и стонами ему нравится больше всего на свете. 
Ви-Ви ерзает на истертом, обляпанном янтарными пятнами ворсистом ковре, и под губы Чарльза подставлены то невинно розовеющее лицо, то вспотевший белокурый затылок. И – о да, эти длинные волосы, обвивающие нежное тело, они всюду, всюду! Повелитель мира прикасается к ним, как к святыне, а Ви-Ви прижимается, трется об него, поднимает глаза – обманчиво беззащитный, и оба они знают, что последует за этой дурманящей нежностью. 
Герцог Кларенс становится на четвереньки, трет разъезжающимися коленками пол, сбивает, комкает под собою сброшенную одежду Чарльза и низко наклоняется, исподлобья смотрит, будто взглядом испрашивает разрешения...
Император не может сопротивляться. И его огромный, вздыбившийся пенис мало-помалу скрывается во рту Ви-Ви, меж его розовых губ – миллиметр за миллиметром. Остается только смотреть на это и рычать, и выть от желания недозволенного, от всепоглощающего желания схватиться за эти длинные прядки и впихнуть, поглубже и посильнее...
«И не давишься же, падаль!» – эти слова он сказал ему почти полвека назад, когда Ви-Ви впервые одарил его такой лаской. В тот раз брат, словно не заметив оскорбления, продолжал и продолжал – искусно, нежно, и лишь когда Чарльз почти подошел к самому финалу, ожесточённо и глубоко вонзил зубы в его напряжённую плоть. «Подарок к завтрашней свадьбе», – донеслось из-под кровавой маски, в которую разъярённый от боли Император за минуту превратил лицо Ви-Ви. 
В тот день он понял, что ему в действительности нравится. Безумный Ви-Ви оставался вечно маленьким и мог регенерировать со скоростью, доступной лишь генетически улучшенным образцам, каждый из которых даже учеными-создателями определялся как «не жилец». 
Ви-Ви всемогущ. 
Ви-Ви делает то, что ему нравится так сильно, и он безусловно ждет, ждет не меньше самого Чарльза. 
Чарльзу кажется, что сейчас он вырвет эти белоснежные волосы, наматывая на пальцы, хватая в горсть, оторвет их от головы своего затворника вместе с кусками лилейной кожи. Гулко, как барабан военного оркестра, бухает сердце, подскакивая чуть ли не к нёбу, и Император, напрягшись всем телом, чувствует сильное удушье. В следующую секунду Ви-Ви, откинув голову, выпускает пенис изо рта. Его перепачканные в слюне и смазке губы чуть заметно улыбаются, он будто не видит покачивающегося перед самым лицом предмета своего желания. Даже его глаза улыбаются, превратившись в еле различимые щелочки меж слипшихся от слез ресниц. 
Чарльзу кажется, что кожа от основания до головки болезненно натянулась, а яички нестерпимо распирает – вот-вот разорвутся. Он толкает Ви-Ви, который валится на спину, даже не сделав попытки удержаться на ногах, и, сам упав на четвереньки, с размаху входит в узкий анус, чувствуя, как там разрывается кожа, как в бессильной попытке сжаться поддаются мышцы, как льется толчками горячий ручеек.
– Ревнивый дегенерат, – сквозь зубы шипит Чарльз – он в подлинном гневе, а Ви-Ви, двигая бедрами под ним, самым бесстыдным образом наслаждается и болью, и злым взглядом, и всем происходящим насилием. Его темно-синие глаза, закатившиеся под самый лоб, слезятся от восторга, кончик языка высунут меж зубов, как у долго не пившей собаки, согнутые, истертые уже коленки малинового цвета раскинулись, как будто в своем естественном положении. У Ви-Ви неплохая растяжка – все годы во время близости брат прижимал разведенными к полу его изящные, тонкие ноги. 
– Чего ты верещишь, гадёныш? – да, он уже не сдерживается, а Ви-Ви это нравится, нравится сквозь непереносимую боль и разрывающие глотку крики, которых он сам не слышит от этой боли, ведь никого, кроме Чарльза, который когда-нибудь положит конец его жизни, у него нет и не было. Он огромный и прекрасный, всемогущий – Чарльз, он сам Бог, а теперь, похожий на быка в случке, он не сдерживается. Он царапает и так больно сдавливает шею, бьет по лицу, по голове, бедный Чарльз, пленник себя самого, своей семьи, всего человечества... он плачет. 
Его слезы текут одновременно с его семенем, и то, и другое драгоценно для Ви-Ви, которому не нужна семья, ни человечество, ни он сам.
Только Он нужен, Он – Император мира... 
– Альберт, – тихо произносит Ви-Ви, и Император содрогается от нахлынувшей нежности – брат назвал его по имени, по настоящему имени, не тронному. Так уже давно никто не зовет его, никто во всех этих долгих десятилетиях.
– Виктор, – эхом отзывается младший брат, упоённо приникая бережным и теплым, почти братским поцелуем к тонким губам, растворенным подобно входу в саму преисподнюю.

    

Они стесняются друг друга, когда встают, и помогают друг другу одеться. Ви-Ви надевает на Чарльза чулки, стараясь не разодрать деликатную ткань острыми краями обломанных ногтей, тут же, цокнув языком, хватает инкрустированную голубыми и лиловыми камушками пилку и исправляет огрехи туалета. Чарльз обтирает кожу Ви-Ви – регенерация регенерацией, а дезинфицировать любые раны он приучен с военной молодости. Маленький носик морщится – «Щиплет!» – ноздри, похожие на две аккуратные запятые, отёрты от кровавых подтеков. Чарльз пудрит Ви-Ви. Тот прижимается губами к холодным боевым наградам, когда обнимает брата, в стремлении не отпускать его подольше. 
Чарльз, как и Ви-Ви, в полном обмундировании – он и не хотел бы другого предписания этикета, полагающегося при посещении королевской особы. Королевская особа, чье существование известно едва ли даже императорскому дому, расправляет аксельбанты, пока Чарльз, ласково прикасаясь к его шее, завязывает кружевной церемониальный галстук. Как и сорочка Императора, он пахнет ароматом «Благодатная Фригия» – никто не вспоминает, почему запах так назван. Бриллиантики, вкрапленные в пуговицы мундира Чарльза, мерцают, как глаза Ви-Ви. Склоняясь на колени, младший брат надевает на старшего обувь и несколько раз целует узкие, слегка атрофированные стопы. С глухим, похожим на короткое рыдание звуком встают на место тугие серебряные пряжки.      
– До завтра, Ваше Императорское Высочество. 
– Сколько бы шлюх ты не притаскивал, я всегда буду разбираться с ними, ты запомнил? И с этой тоже. Долго она в твоей спальне не залежится, – Ви-Ви залезает пальцами в рот и, болезненно поморщившись, вытаскивает, с усилием его выдернув, болтающийся зуб. 
«Как он выражается! Я немного перегнул...» – в голове могущественного Императора мира – легион мыслей, а сказать он может только о своем непреодолимом желании сна. 
Спокойного сна, где рядом самый любимый, закономерно превратившийся в самое опасное существо. 
Тем, кто ложится спать каждую ночь в этих не имеющих конца и края апартаментах, порою приходят в голову совсем разные мысли. 
Спокойная ночь наступает для Ви-Ви, но он спать не может. Он рассматривает фотоальбом, водя тонкими пальцами по дисплею, и хихикает. Иногда он хмурится, иногда плачет. 
Брат уже давно ушел к себе, а Ви-Ви, покачивая в воздухе тонкими ногами, затянутыми в сатиновые чулки, ждет, когда безумный процесс завершит регенерацию его бессмертного тела, когда можно будет вновь дарить себя. Он дремлет, вызывая в мыслях образ брата, уже давно ушедшего от него, непомерно далекого и чужого, прихотью какого-то жестокого Бога обреченного быть его единственной, испытывающей, неумирающей, мучительной, наверное, только им самим и выдуманной любовью.



* В мире Гиасса этот титул все ещё в ходу, хотя у нас уже сто лет как упразднён.