x x x

     Я ушел.
     Это был единственный способ остаться -
     хотя бы в памяти.
     Малышка еще витала в облаках,
     не ощущая конца,
     но я, переживший не одну пустыню,
     отчетливо видел,
     как на еще недавно зеленой листве
     уже появляются первые желтые пятна...

     Я ушел -
     и в моем окаменевшем сердце остановились
     часы.
     Но время, живущее вне моего бытия,
     продолжало свое непрерывное шествие:
     понедельники, вторники, среды
     и прочая мелкая живность
     копошилась вокруг моего одиночества.

     Все это время я жил, как жил.
     Были другие женщины.
     Но это были другие женщины.
     Иногда вечерами
     я отправлялся в окрестный парк,
     где в старом довоенном пруду
     плавали утки непонятного цвета
     и с очень дурными манерами.
     Я бросал им хлебные крошки,
     продолжая думать о ней...

     А в начале осени
     я получил небольшое письмо,
     где меня с удивительной скромностью
     приглашали на свадьбу.
     Меня не простили!
     Мгновенная легкость по этому поводу
     тут же сменилась растущей тоской,
     а следом пришла пустота.
     Я оделся, вышел
     и начал бесцельно блуждать по городу,
     вспоминая бесконечные подробности
     теперь уже навсегда утраченной жизни.

     Вечером
     я оказался в каком-то глухом переулке,
     остановился, прислонился к стене
     и закурил сигарету.
     И именно в этот момент
     из растворенного окна близлежащего дома
     заиграла волшебная музыка -
     старое грустное танго.
     Что-то острое защемило внутри
     и подлое чувство сострадания к самому себе
     охватило меня целиком.
     Я опустился на корточки,
     закрылся руками
     и начал долго смеяться
     скрипучим жутким смехом.
     Мимо проходила парочка -
     курносая девушка на тоненьких ножках
     и розовощекий денди в малиновом галстуке.
     "Пьяный мужик!" -
     бросил всезнающий юноша
     и парочка двинулась дальше.
     К утру я оказался дома.
     Выпил снотворное,
     наглухо задвинул шторы и лег спать.

     С этого дня мой корабль прочно осел на рифы.
     Я перестал встречаться с друзьями
     и все глубже и глубже
     погружался в холодное море бессилия,
     перемещаясь, как тень
     по своей бесконечно прокуренной комнате
     со все нарастающими воспоминаниями
     об этой девочке...
     Так пролетела осень
     и я даже не заметил, как пришла зима.
     С промозглым ветром и большими снегами.
     Я старался не подходить к окну -
     снег раздражал меня своей белизной,
     на фоне которой мое глухое отчаяние
     становилось еще отчетливей...

     А потом наступила весна.
     И однажды утром
     я проснулся от звона капели
     и пения маленьких птиц.
     За одну лишь ночь
     мир изменился до неузнаваемости:
     дети гоняли мяч,
     старики и старухи щебетали о вечном,
     а на углу нашей шумной улицы
     веселый мороженщик продавал мороженое.
     Из соседнего подъезда
     с огромной авоськой в руках
     выскакивал рыжий мужчина.
     Ему вдогонку, едва не вываливаясь из окна
     кричала женщина: "Не забудь огурцы!"

     "Не забудь огурцы!"
     Эта чудесная фраза
     с шипением врезалась в мое сознание,
     как болид в сердцевину айсберга.
     Я снова посмотрел в окно
     и увидел множество нарядных женщин,
     я увидел их лица, озаренные ранней весной,
     и услышал - сначала совсем еще робкое,
     но растущее с каждым мгновением тиканье -
     это в моем оттаявшем сердце
     снова пошли часы,
     С этой минуты я начал жить
     и вновь этот мир
     стал принадлежать мне...

     ...Говорят, что я прожил
     еще долгую счастливую жизнь,
     а умер в начале восьмидесятых
     во времена тяжелой эпидемии
     гонконгского гриппа.