Маме исполнилось 55 лет в 1982 году, но об уходе на пенсию речь не шла, несмотря на серьезные проблемы со здоровьем.
До 1974 года она работала участковым педиатром, ведя прием и участок. Вызовов всегда хватало, а во время эпидемий гриппа помню, что обслуживала в день по 30-40 вызовов на своем участке в частном секторе. Осенью 1974 года у нее диагностировали эритремию, редкую болезнь крови, один из видов хронического белокровия, и она встала на учет у гематолога.
Конечно, с таким диагнозом продолжать работать в педиатрии, тем более, на участке, мама уже не могла, но и сидеть дома было не в ее характере. Она ушла в Криворожский врачебно-физкультурный диспансер на должность «врач врачебного контроля».
В советское время все спортсмены состояли на учете во врачебно-физкультурном диспансере. Периодически они обследовались и при необходимости пролечивались. По-моему, эта система действует и сейчас. В Советском Союзе в этой области работал какой-то московский институт, постоянно разрабатывавший новые методики, пробы, тесты - на проверку работоспособности сердца, выносливости и т.п.
В Кривом Роге всегда уделяли спорту много внимания, у нас несколько ДЮСШ, плавательных бассейнов, дворцов спорта, при каждом рудоуправлении стадион. Мама ездила на семинары, что-то конспектировала, внедряла. Работа ей нравилась, она заинтересовалась спортом, с удовольствием общалась со спортсменами.
По опыту многолетнего знакомства с ними она утверждала, что спорт не приносит здоровье, только физкультура. Самыми несчастными и больными людьми она считала штангистов. Очень жалела молодых гимнасточек, худосочных, бледненьких, постоянно сидящих на диете, а их тренеров считала тиранами. Мама с возмущением рассказывала: «Спрашиваю ее: что ты сегодня завтракала? Отвечает (мама изображала слабенький голосок юной спортсменки): "Чай без сахара и без хлеба. Тренер сказал, что у меня лишний вес, надо худеть».
Самым знаменитым спортсменом-земляком, которого она хорошо знала, был пловец Сергей Фесенко, олимпийский чемпион 1980 года.
Сохранились фотографии коллективных поездок работников диспансера в Давыдовский парк в 1977 году. Это любимое место отдыха криворожан. Мама в нижнем ряду вторая слева.
Она гордилась тем, что на нашем стадионе «Металлург», под трибунами которого располагался диспансер, проходили футбольные матчи европейских кубков с участием «Днепра». В то время Днепропетровск был закрытым городом, и кубковыми матчами осчастливили Кривой Рог. У нас прошло две игры. Мама сумела достать билеты на обе, сводила на них внуков, горячо болела за «Днепр».
Не помню, каких вершин достиг в Кубке «Днепр». Но Кривой Рог познал вкус большого футбола, принимая с полными трибунами болгарский «Левски Спартак» и «Бордо». На один из матчей приезжали наши днепропетровские родные, преданные болельщики "Днепра" - двоюродный брат Леня с сыном Лешей, шурином Олегом и племянником Сашей. Мы встретились с ними в перерыве на трибуне. После матчей огромная толпа болельщиков шла от Соцгорода до 95-го квартала, заполонив проспект Металлургов.
...Наступают 90-е годы со всеми их «радостями», в том числе талонно-купонной системой. Наша семейка, включая маму, получала в месяц абсолютно не нужные нам 5 бутылок водки и 25 пачек «Примы» и что-то еще, более ликвидное, кажется, сахар и моющие. Куда было деть водку и сигареты? Конечно, продать. Мама сама проявила инициативу. Стихийный базарчик на площади Артема находился рядом с ее домом, свободного времени у мамы было больше, товар пользовался спросом. Так поневоле началась ее торговая деятельность.
В 1991 году в диспансере встал вопрос о сокращении штатов, естественно, пенсионеры были первыми на очереди. Мама поначалу запаниковала, без работы она себя не представляла. Однако за время двухмесячной отработки перед увольнением успела найти запасной аэродром. Прямо напротив стадиона «Металлург» в газетный киоск требовался продавец. Товар в киоске был – газеты, журналы, жвачки, турецкие шоколадки и другая, недавно начавшая завозиться, всякая мелкая всячина. Хозяевами киоска были два энергичных молодых человека с какими-то связями в исполкоме - частники, примета нового времени.
Помню, что в августе мама, на следующий же день после увольнения из диспансера, приступила к новой работе. Основная масса покупателей были дети из ближних школ, прибегавшие на переменках за жвачкой. Выстраивались очереди. Покупатели были взыскательны и привередливы, им нужны были жвачки с разными картинками. Мама терпеливо демонстрировала весь ассортимент. От покупателей не было отбоя.
Короче говоря, за три недели было выполнено три месячных плана. Работодатели маму нахваливали, называли передовиком производства. Она тоже была довольна своей деятельностью. Так и шло бы все дальше к взаимному удовольствию, но стояла жара, железный киоск к обеду раскалялся, как сковородка. Для мамы перегрев был абсолютным противопоказанием. Пришлось увольняться. Хозяева очень жалели, говорили, что она достойна почетной грамоты, и на прощание подарили целые полкоробки жвачек.
Сидеть дома и ждать у моря погоды мама не могла. Росла инфляция, задерживалась пенсия. И потом - у нее была задача - установить новый памятник на могиле бабушки Марии Анисимовны. Дефицит продуктов усиливался. Женщины, торгующие на базарчике, ездили на центральный рынок, закупали, в основном, сигареты по оптовой цене и перепродавали. Периодически их гоняла милиция, кого-то даже пару раз забирали, но маму бог миловал. Ассортимент ее товаров расширялся, она видела, что именно пользуется спросом и соответственно делала закупку. Иногда просила о чем-то меня. Я работала в центре города. В обеденный перерыв сплоченный и шустрый коллектив моего отдела успевал занять очереди во всех гастрономах и впихнуть в них всех своих. Как правило, я затаривалась и для дома, и для мамы.
Она вела четкий учет закупок и продаж. Ее тетради с аккуратными записями сохранились, не сгорели в гараже, по ним можно изучать темпы инфляции первой половины 90-х. После трех неудачных попыток из-за галопирующей инфляции собрать деньги на памятник мама наконец успела сделать заказ и внести деньги до очередного подорожания. К нам она приезжала всегда с гостинцами для внуков – в основном теми же турецкими шоколадками.
Я удивлялась ей. Мне казалось, я бы в жизни не вышла на этот базарчик. Тем более, она долго проработала врачом, жила рядом, ее все знали. Как-то я задала этот вопрос – как она может? Она ответила не задумываясь: «Мила, а как в войну?» Вот и объяснение. Конечно, 90-е годы - не война, а "всего лишь" ломка жизненного уклада, тем не менее. В войну на станции Колтубанка останавливались эшелоны, одни ехали на восток, другие - на запад. Жители выносили к поездам картошку, овощи, молоко, яйца, рыбу, грибы. Торговля была абсолютно естественным для того времени занятием, одним из способов выживания.
Мы с мужем работали на крупных госпредприятиях (или они уже к тому времени стали арендными?). Начались задержки зарплаты, было тяжело, но мы, слава богу, умудрились не влезть ни в долги, ни в какой-нибудь МММ (наш местный назывался "Саламандра").
Мама же чувствовала себя в нарождающейся капиталистической действительности увереннее, чем мы. Ее пример нас вдохновлял - не как род занятий, а как отношение к жизни. «Времена не выбирают…» Не ныть, когда тяжело, а действовать. Думаю, что будь мама помоложе и поздоровей, она бы преуспела, с ее энергией, ответственностью, аккуратностью и предприимчивостью.
И еще одно ее качество, ключевое. Есть такая конфуцианская мудрость: "Тот, кто не умеет улыбаться, никогда не откроет лавку". В этих словах - вся философия торговли. Фундамент успеха в ней - искреннее доброжелательное отношение к людям и к жизни. Это - про неё.
...Видимо, в письме мама поделилась своими достижениями с двоюродной сестрой, тетей Лилей Буриковой из Балашихи. Та в ответном письме предположила, что это гены бузулукского дедушки Ивана Емельяновича Моршанского, любившего торговать. От тети Лиды Лебедевой позже выяснилось, что он был не торговцем, а плотником, но периодически ходил на рынок торговать собственными продуктами, и действительно любил это делать.
Торговля, даже мелкая, – это все-таки системный бизнес, а мама понимала, что здоровье может подвести. На пенсию, то есть на государство, она не рассчитывала. Она устроилась во вневедомственную охрану и работала там, пока могла выходить из дома, до самого 1996 года, последнего года своей жизни.
При этом мама очень много трудилась на нашей даче, находившейся недалеко от заповедной балки Северная Червонная, в прекрасном месте, но за тридевять земель от нас и тем более от Артема. Пока не провели воду, для полива клубники носила ее ведрами из речки, полола, все время что-то сажала. Соседка по даче Дина Рябоконь удивлялась: «Как ни гляну – она работает не разгибаясь. Я таких тружениц не видела».
Однажды мама задержалась на даче до самой темноты, еле-еле уехала с глухой троллейбусной остановки среди поля под названием "Центральная". На пересадке на кольце 44 квартала попала в ливень и простояла еще дольше. Телефона у нас дома тогда не было. Звоню ей с улицы из автомата в 10 часов вечера - никто не отвечает. Перезваниваю с интервалом в 30 минут – глухо! Что я могла думать, что я могла делать?! Ехать к ней на Артем или бежать в милицию? Наконец в половине первого мама берет трубку и, начисто игнорируя мои истошные вопли, как ни в чем не бывало докладывает о проделанной работе.
Мама! Привет, родная! Я вспоминаю о тебе каждый день.