Представления о Вселенной.

 

Лактаций. Божественные установления.
Стало быть, ничего поэтами в целом не выдумано, а только кое‑что перемещено и изложено в иносказательной форме, в которой скрывается окутанная тьмой истина, подобно тому как рассказывается о разделении властей. Ведь утверждают, что Юпитеру досталось небо, Нептуну — море, Плутону — подземное царство. Отчего же не земля оказалась третьей долей? Только потому, что произошло это на земле. В действительности же власть над миром была разделена и распределена по жребию так, что Юпитеру досталась власть над востоком, Плутону, прозвище которого было Агесилай, выпала по жребию западная часть: оттого, что восточный край, откуда людям приходит свет, кажется более высоким, западный же — более низким.

Лактаций. Божественные установления.

Марк Туллий, который был не только превосходным оратором, но и [замечательным] философом (ибо он единственный оказался равным Платону), в той книге, где он сам себя утешал по смерти дочери, без всякого колебания заявлял, что боги, которые всенародно почитаются, были людьми. Это свидетельство его должно считаться от того более значимым, что он имел авгурский жезл жрецов и клялся, что почитает богов и молится им. Так вот, в нескольких строчках Цицерон предоставил нам два обстоятельства. Ведь когда он заявлял, что обоготворит образ дочери так же, как те люди были обоготворены древними, то утверждал, [с одной стороны], что те люди смертны, и, [с другой стороны], ясно показал нам происхождение пустого суеверия. «Когда, — говорит он, — мы видим, что многие мужчины и женщины находятся среди богов, и когда почитаем их величественнейшими святилищами в городах и селах, тогда мы поклоняемся мудрости тех, благодаря чьим дарам и изобретениям мы имеем жизнь, облагороженную и организованную законами и установлениями. Если же когда‑нибудь и следовало обожествить какое‑либо живое существо, то, безусловно, эту [женщину]. И если молва подняла на небо потомство Кадма, Амфитриона, Тиндарея, то и ей, несомненно, следует оказать такой же почет. Что я и делаю, и тебя, лучшую из всех и образованнейшую, да позволят мне бессмертные боги, помещаю в собрание их и причисляю к богам для славы среди всех смертных».

Лактаций. Божественные установления.

Если кто‑то умертвил одного человека, то он слывет за нечестивца и преступника, и полагают, что у него нет права вступить в земное обиталище богов. Зато тот, кто убил неимоверное множество людей, кто залил поля [сражений] кровью, кто обагрил ею реки, не только [впускается] в храм, но и возводится на небо.

Лактаций. Божественные установления.

Однако, что удивительного в том, что заблуждаются грубые и невежественные люди, если таких же предрассудков придерживаются даже философы стоического направления, считавшие, что все небесное, что движется, следует причислить к богам? Ведь стоик Луцилий у Цицерона так говорит: «Так вот, я не могу понять этого постоянства у звезд, эту поразительную согласованность их столь разнообразных путей в продолжении бесконечно долгого времени, если в этом не принимает участия ум, рассудок, разум. А если мы видим наличие этого в звездах, то не можем не причислить их к богам». И чуть ранее: «Остается считать, что звезды движутся по собственному побуждению. Тот, кто это видит и отрицает существование богов, поступает не только невежественно, но и нечестиво». Мы же такое мнение неуклонно отрицаем и вас, о философы, считаем не только невежественными и нечестивыми, но и слепыми, вздорными и безумными, поскольку ваше неразумие превосходит незнание невежественных людей. Те считают богами Солнце и Луну, а вы к тому же еще и созвездия.

Ведь если они полагают, что те являются богами на том основании, что совершают точное и согласованное движение, то ошибаются. Из этого аргумента следует, что они вовсе не являются богами, ибо им не позволено отклоняться в сторону от назначенных путей. Впрочем, если бы они были богами, они двигались бы без всякой необходимости и без разбора в разные стороны, подобно зверям на земле, которые вольны, поскольку свободны, бродить как угодно, в ту или иную сторону: куда бы их ум ни вел, туда они и идут. Следовательно, звезды движутся не самопроизвольно, но по необходимости, так как они подчинены существующим законам и правилам. Но философ, рассуждая о движении созвездий, на основании согласованности их путей с временами года решил, что это не случайно, а исходит из их воли, как будто бы созвездия не могли двигаться столь правильно и упорядочение, не имея управляющего ими внутреннего чувства. 0, скольтрудна истина для людей, отвергнувших ее, и сколь легка для знающих ее! Если движение звезд, говорит он, не случайно, ничего другого не остается, как признать, что оно совершается по их собственному побуждению. Напротив, сколь очевидно, что оно не случайно, столь же очевидно, что оно не происходит по их собственной воле. Каким же образом созвездия соблюдают постоянство в своем движении? Безусловно, это Бог, устроитель Вселенной, расположил их так и таким образом устроил, чтобы они перемещались по небесному простору, соблюдая божественный и удивительный порядок, производя смену идущихдруг за другом времен года.

Лактаций. Божественные установления.

Ведь еще Архимед Сицилийский из полой меди сумел создать подобие и модель мира, в которой он так расположил Солнце и Луну, что они, перемещаясь, согласовывали изменения отдельных звезд и даже указывали дни. Эта модель, пока та сфера вращалась, не только показывала восход и заход Солнца, возрастание и убывание Луны, но и различное положение как неподвижных, так и блуждающих звезд. Если это так, то неужели же Бог не мог создать и обустроить ту действительную Вселенную, подобие которой смог создать искусный мастер? Неужели же стоик, если бы он увидел движение звезд, воспроизведенное и изображенное на той меди, сказал бы, что они движутся по собственному соображению, а не благодаря таланту мастера? Стало быть, существует причина, приводящая звезды в движение, но эта причина заключена в Боге, Который и сотворил все, и управляет всем, а не в самих созвездиях, которые движутся. Ведь если бы Солнце захотело постоянно стоять, всегда был бы день. Так же если бы звезды перестали двигаться, кто станет сомневаться, что наступила бы беспрерывная ночь? Но чтобы сменялись дни и ночи, Он [т. е. Творец] захотел, чтобы светила перемещались; причем перемещались так, чтобы не только совершалось взаимное чередование света и тьмы, по которым определяется время труда и отдыха, но и происходило чередование холода и жары, чтобы особенность и сила разных времен года соответствовали рождению и созреванию плодов. Такая продуманность божественного могущества проявилась в создании звездных путей, что философы, поскольку они этого не увидели, сочли, будто созвездия живые, что будто бы они передвигаются словно на ногах и сами по себе, а не по божественному плану. Кто же не знает, для чего Бог придумал звезды и их движение? Разумеется, для того, чтобы с уходом солнечного света не усилилась чрезмерно ночь противной и ужасной тьмой и не навредила живущим. Вот Он [потому] и украсил небо удивительным многообразием и смягчил тьму многочисленными мелкими светилами. Насколько же разумнее тех, кто полагали, что они изучают мудрость, был Назон, когда утверждал, что этот свет исходит от Бога, чтобы попрать власть тьмы. Ту книгу, в которой кратко раскрыты небесные явления, он завершил такими тремя строчками:

О сколь же многие и чудные фигуры Бог

На небо поместил и, среди жгучей тьмы рассеяв, им

Холодным светом повелел сиять ночами.

Ведь если не может быть так, чтобы звезды были богами, стало быть, ни Солнце, ни Луна также не могут быть богами, поскольку их свет отличается от света звезд не по сути, а только силой. Если же светила не являются богами, то не является богом и небо, на котором все они находятся. Равным образом, если земля, которую мы попираем ногами, которую обрабатываем и возделываем для пропитания, не является богом, то не должны признаваться богами и горы с долинами. Но если все они не являются богами, следовательно, не может быть названа богом и вся земная твердь. Также если вода, которая служит живущим для утоления жажды или для умывания, не является богом, то и источники, из которых она изливается, не являются богами. Если источники не являются богами, то и реки, чьи воды собираются из источников, не боги. Если же реки не являются богами, стало быть, и море, которое пополняется из рек, не может быть богом. Если же ни небо, ни земля, ни море, которые являются частями мира, не могут быть богами, следовательно, и сам мир не является богом, несмотря на то, что стоики считают мир одушевленным и разумным и, по той причине, богом. Но в этом вопросе они были столь противоречивы, что ничего не было сказано одними, что не было бы опровергнуто другими.

Лактаций. Божественные установления.

Но эти стоики, пока стараются доказать то, что сами понимают неправильно, а именно, что мир чувствен и является богом, не видят, к чему ведут их рассуждения. Ведь если человек является частью мира, и мир обладает чувственностью, ибо человек наделен чувствами, то, поскольку человек смертен, по необходимости смертен и мир. Он не только должен быть смертным, но и подвергаться всем болезням и страданиям. С другой стороны, если мир является богом, то и части его должны быть бессмертны, стало быть, и человек, который является, как вы говорите, частью мира, бог. Если человек бог, то и лошади, и скот, и разного рода звери, птицы и рыбы являются богами, поскольку они обладают чувственностью и являются частями мира. Но это еще терпимо, ведь этих животных почитают и египтяне. Но дело доходит до того, что и лягушек, и мошек, и муравьев следует признавать богами, поскольку в них есть чувства и они являются частями мира. Так всегда аргументы, построенные на ошибках, ведут к глупым и вздорным выводам. Что далее? Стоики сами говорят, что мир создан для обитания богов и людей, словно бы общий дом. Стало быть, мир не является богом, так же как не является одушевленным, если он создан. Ведь одушевленное не создается, а рождается. Если же мир был сотворен подобно тому, как дом или корабль, следовательно, есть некий создатель мира — Бог. Существует отдельно мир, который был сотворен, и отдельно Тот, Который его сотворил. Уже то весьма противоречиво и абсурдно, что, утверждая, будто небесные светила и прочие стихии мира являются богами, они говорят, что и сам мир является богом. Каким образом один бог может состоять из множества богов? Если звезды являются богами, стало быть, мир не является богом, но только обиталищем богов. Если же мир является богом, стало быть, все то, что он содержит, не боги, но части бога, которые, как бы то ни было, не могут претендовать на имя бога. Ибо будет не прав тот, кто скажет, что члены одного человека являются несколькими людьми. Однако же сравнение живого существа и мира не очень подходяще, поскольку живое существо наделено чувственностью и члены его имеют чувства, если, конечно, они не оторваны от тела. С чем же можно сравнить мир? Стоики и сами открывают это, когда признают, что мир был сотворен и служит как бы общим домом для богов и людей. Стало быть, если он создан как дом, ни сам он не является богом, ни стихии его не являются богами, которые лишь его части; ибо ни дом не может иметь власти над собой, ни части, из которых он состоит. Следовательно, стоики опровергаются не только истиной, но и собственными словами. Ибо как дом, находящийся в пользовании обитателей его, сам по себе ничего не чувствует и подчинен хозяину, который или построил его, или живет в нем, так и мир, сам по себе ничего не чувствующий, подчинен сотворившему его Богу, Который создал его для собственного употребления.

Лактаций. Божественные установления.

А то, что лишено чувства, пребывает в постоянном бездействии и косности. Ничего не может возникнуть там, где нет никакого волеизъявления. Ведь если всякое животное обладает разумом [constat ratione], то, конечно, от него не может родиться то, что не наделено разумом. Не может появиться что‑либо оттуда, где это отсутствует. Пусть все же никого не тревожит то обстоятельство, что некоторые животные кажутся рожденными из земли. Ибо не земля их рождает, но Божий Дух, без Которого ничего не рождается.

Лактаций. Божественные установления.

Теперь, поскольку мы опровергли тех, кто думают иначе, нежели предписывает истина, о мире и о Боге, его Творце, мы возвратимся к божественному сотворению мира, о котором передается в сокровенных писаниях [in arcanis Uteris] святой религии. Итак, Бог создал прежде всего небо и поместил его вверху, чтобы оно служило престолом самого Бога Творца. Затем сотворил землю и поместил ее под небом, чтобы ее заселил человек с прочими видами животных. Ее Он задумал окружить и ограничить водами. Свою обитель Бог украсил сиянием и наполнил светом; поместил там, конечно же, Солнце, сияющий круг Луны и сверкающие точки ярких звезд. Тьму же, которая противоположна свету, Он ниспослал на землю. Ибо ничто само по себе не излучает свет, кроме небес, на которых Он поселил неиссякаемый свет, высокое и вечную жизнь, а на земле, наоборот, тьму, низкое и смерть. Ибо все это отстоит от небесного столь же далеко, как и зло от добра, как пороки — от добродетелей. Также Он создал две различные и противоположные друг другу части самой земли, восток и запад. Из них восток близок к Богу, ибо Он—источник света, озаряющий мир, ибо Он задумал родить нас для вечной жизни. Запад же Он определил тому мятежному и превратному духу, ибо тот скрывает свет, вечно наводит тьму и ведет людей к смерти и гибели во грехах. Ведь как свет принадлежит востоку, а в свете пребывает жизнь, так и тьма принадлежит западу, во тьме же заключена смерть и гибель. Затем Он с тем же смыслом расположил другие части земли, юг и север. Эти части связаны с теми двумя. Ибо та, которая больше согрета жаром Солнца, ближе к востоку и связана с ним. А та, которая стынет от холодов и вечной стужи, сопричастна западу. Ибо как противоположны ДРУГ другу свет и тьма, так противоположны тепло и холод. Следовательно, как тепло близко к свету, так и юг — к востоку. Как холод близок тьме, так и северная сторона — западной. Каждой из этих отдельных сторон Он отвел свое время. Весну, разумеется, востоку; лето — южной стороне, западу — осень, а зиму — северу. В этих двух сторонах, южной и северной, также заключены прообразы [figura] жизни и смерти, ибо жизнь сокрыта в тепле, а смерть — в холоде. Так же, как тепло исходит от огня, [так и] холод из воды. Сообразно этим сторонам Он установил день и ночь, которые, попеременно сменяя друг друга, создают периоды постоянного обращения и изменения времен, которые мы именуем годами. День, рождение которому дает восток, принадлежит Богу, как и все лучшее. Ночь же, которую напускает запад, принадлежит, разумеется, тому, кого мы называем завистником Бога. Бог, провидящий будущее, установил день и ночь также для того, чтобы в них обнаруживался образ истинной религии и ложных заблуждений. Ибо как Солнце, которое светит днем, хотя одно (отчего, как видится Цицерону, Солнце [sol] и получило свое название: ибо, когда скрываются звезды, оно одно [solus] светит), все же, поскольку является истинным и совершенным светом, наполняет все величайшим теплом и ярчайшим светом, так и Бог, хотя один, являет Собой совершенное величие, добродетель и свет. Ночь же, которую мы назвали принадлежащей тому злосчастному противнику, символизирует многочисленные и различные его религии. Ибо, хотя и кажется, что ночью сияют и блестят бесчисленные звезды, все же, поскольку они излучают слабый и непрочный свет, они не дают никакого тепла и не могут одолеть своей многочисленностью темноту.

Лактаций. Божественные установления.

Аристотель избавил себя от труда и бремени, сказав, что мир существовал вечно, так же и род человеческий и все, что пребывает в мире, не имеет начала, но существовал и будет существовать вечно. Но когда мы видим, что отдельные живые существа, которых прежде не было, появляются и исчезают, необходимо, чтобы и весь род [животных] некогда появился и в свое время перестанет существовать, поскольку появился.

Лактаций. Божественные установления.

Говорят, что в результате определенного обращения неба и под влиянием массы звезд возникала некая зрелость для рождения животных, и земля, содержащая новое детородное семя, производила из себя некие пузыри, наподобие чрева, о которых говорит Лукреций: В почву корнями вцепясь, вырастали утробы, которые, когда созревали, разрываясь по принуждению природы, исторгали земных животных. Далее земля сама наполнилась некой влажностью, подобной молоку, и ею насыщались животные. Но каким образом они могли сносить силу холода или жара или избегать ее, каким образом они вообще могли рождаться, когда пекло солнце или сковывал холод? «В начале мира, — утверждают они [т. е. эпикурейцы], — не было ни лета, ни зимы, но постоянно пребывала умеренная и ровная весна». Почему же теперь мы не видим ничего из этого? «Потому что, —отвечают они, —это было необходимо только один раз, когда рождались живые существа, после этого, когда у них появилась способность рождать самим, земля перестала их производить, и изменился ход времени». О, как легко изобличить ложь! Во–первых, ничего не может быть в этом мире, что не пребывало бы таким, каким было изначально. Ведь и Солнце, и Луна, и звезды, конечно, существовали тогда, и, как только появились, пришли в движение, и, конечно, вместе с ними проявило себя и божественное управление, которое руководит их ходом и направляет его.

Лактаций. Божественные установления.

Но посмотрим, могло ли случиться то, что они утверждают: что люди родились из земли. Если кто посмотрит, как долго и с какими усилиями становится на ноги младенец, тот, конечно, поймет, что те, рожденные землей, дети не могли вырасти без помощи какого‑то наставника. Ибо было необходимо, чтобы в течение достаточно многих месяцев они лежали, пока не смогли бы, когда у них окрепнут ноги, двигаться и менять местоположение, что едва ли происходит в течение первого года.  Смотри, неужели ребенок может лежать в течение нескольких месяцев в том же положении и в том же месте, где был рожден, и не умереть изнуренным оттого, что та влага земли, которую он использовал в виде пищи, смешалась бы воедино с испражнениями его собственного тела? Итак, никак не может быть, чтобы ребенок не взращивался бы кем‑нибудь. Разве только все животные рождены были не слабыми, а сильными, что сказать им никогда не приходило на ум. Мысль эта абсолютно нелепа и совершенно пуста. Если же эту мысль можно высказать, то не имеет никакого смысла само действие. Ибо тот, кто говорит, что все родилось само собой, и ничего не относит на счет Божественного Провидения, в действительности не защищает эту мысль, а опровергает.

Лактаций. Божественные установления.

но, выйдя [из шатра], рассказал [об увиденном] братьям. Те же, взяв покров, вошли, отведя взоры, [в шатер] и укрыли отца. Когда же отец узнал о случившемся, он отверг и изгнал сына. Тот же, будучи изгнан, поселился в той части земли, которая теперь называется Аравия; эта же земля называлась еще, по его имени, Ханаан, а потомки его — ха–нанеями. Это был первый народ, который не знал Бога, поскольку родоначальник и основатель его не принял культ Бога от отца, будучи им проклят. Таким образом, он оставил своим потомкам незнание божественности.

Лактаций. Божественные установления.

Ведь [человеку всегда] хочется пытаться исследовать или узнать причины естественных вещей, например, сколь велико кажется Солнце или насколько оно больше, чем вся эта Земля, а также круглая ли Луна или изогнутая [в полумесяц], покоятся ли звезды на небесной тверди или свободно движутся по воздуху, какой величины и из какого вещества состоит небо, покоится ли оно или движется с невероятной скоростью, какова толщина Земли и на каких основаниях она держится. Я утверждаю, что открыть это, основываясь на исследовании ил и на догадках, —то же самое, как если бы мы захотели исследовать то, о чем мы только предполагаем, например, рассуждать о городе какого‑то отдаленного народа, который мы никогда не видели и лишь слышали его имя. Если мы присваиваем себе знание о том предмете, который нельзя открыть, разве не кажется нам безумным тот, кто доказывает то, что мы способны опровергнуть? Насколько же более безрассудным и глупым должен считаться тот, кто считает, что он знает природные явления, которые человеком не могут быть познаны! Справедливо, стало быть, Сократ и его последователи–академики отрицают знание, ибо оно постигается не исследованием, но через вдохновение.

Лактаций. Божественные установления.

Ксенофан самым нелепым образом поверил математикам, утверждавшим, будто круг Луны в восемнадцать раз больше круга земного. К тому же он говорил, что было подобно этому легкомыслию, что внутри полости Луны находится другая Земля, и что там живет другой род людей, подобно тому, как живем мы на этой Земле. Стало быть, те лунные люди должны иметь другую Луну, которая бы давала им ночной свет, как эта Луна дает его нам. И, возможно, этот наш круг земель является Луной для другой Земли. Сенека говорит, что среди стоиков был философ, который размышлял о том, не поместить ли и на Солнце свой народ. Напрасно, конечно, сомневался. Ведь что бы он потерял, если бы поместил туда людей? Впрочем, я думаю, он боялся того, что, если бы люди погибли там от чрезмерного жара, стали бы говорить, что это он виновник такого бедствия.

Лактаций. Божественные установления.

Они даже создавали медные круги, как бы уподобляющиеся миру, и делали на них некие необыкновенные выпуклые изображения, которые, как они говорили, являются звездами. Эта шарообразность мира приводит философов к тому, что Земля должна находиться внутри j его. Если это так, то и сама Земля должна бы иметь форму шара. Ибо не может не быть шарообразным то, что является заключенным внутри шара. Если же Земля шарообразна, то необходимо, чтобы со всех сторон неба она имела один и тот же вид, т. е. везде бы возвышались горы, простирались бы поля и шумели моря. Если бы это было так, то это приводило бы к выводу о том, что не может быть ни одной части земли, где не обитали бы люди и прочие животные. Так шарообразность неба приводит к измышлению тех висящих антиподов. Если бы ты спросил у тех, кто защищают эти вымыслы, каким же образом антиподы не падают вниз того неба, они ответят, что природа вещей такова, что тяжелые вещи тяготеют к центру, и в центре все соединяется, как спицы в колесе. Такие же легкие вещи, как облака, дым, огонь, отталкиваются от центра, чтобы подниматься к небу.

Лактаций. Божественные установления.

Какой Кавказ, какая Индия, какая Гир–кания порождали когда‑нибудь столь свирепых, столь кровожадных животных?

Лактаций. Божественные установления.

Держит ли он путь по кипящим Сиртам, Или на Кавказ негостеприимный, В сказочный ли край, где о берег плещут Воды Гидаспа.

Лактаций. О смерти преследователей.

Что касается Аристотеля, то, поскольку он не понимал, каким образом могло бы исчезнуть такое множество вещей, и поскольку хотел избежать самого этого вопроса, сказал, что мир вечно существовал и будет существовать всегда. Он совершенно ничего не понимает, ибо все, что существует, необходимо получило когда‑то начало, и совершенно не может ничего существовать, что не имело бы начала. В самом деле, если мы видим, что земля, вода и огонь разрушаются, иссякают и гаснут, —а они, как бы то ни было, являются первоэлементами [стихиями] мира, — то, естественно, смертно и то, чьи [составные] элементы смертны. Так и получается, что все, что было рождено, должно погибнуть. И все, что видят глаза, все, что телесно, как говорил Платон, необходимо подвержено тлению. Стало быть, один лишь Эпикур, следуя Демокриту, оказался правдив в этом деле, когда говорил, что все когда‑то было рождено и когда‑то погибнет. И тем не менее он не мог открыть, по каким причинам и в какое время уничтожится все это творение.

Лактаций. Божественные установления.

Итак, пусть знают философы, которые насчитывают от начала мира многие тысячи веков, что еще не завершилось шестое тысячелетие. По истечении этого числа лет неизбежно все закончится, и состояние человеческих дел изменится к лучшему. Следует привести доводы в доказательство этого, чтобы все стало ясно.

Лактаций. О гневе Божьем.

Поскольку Вселенная, говорит он, беспредельна и не может быть никакой пустоты, то необходимо, чтобы существовало бесчисленное множество миров. Какова же сила ато­мов, чтобы из столь маленьких [частиц] появлялись неисчислимые гро­мады? И прежде всего, я не вижу, какова сущность и происхождение этих частиц.

Лактаций. О гневе Божьем.

Ведь по­чему тогда из зерен родятся колосья, а в колосьях вызревают зерна? Наконец, если бы соединение и скопление атомов все создавало, то все формировалось бы в воздухе, поскольку сами атомы летают, дес­кать, в пустоте. Почему без земли, без корней, без влаги, без семян не могут ни рождаться, ни множиться ни хлеба, ни деревья, ни плоды? Отсюда ясно, что ничего не возникает из атомов, поскольку всякая вещь имеет собственную и известную природу, свое семя и свой закон, данный изначально. Наконец, Лукреций,, словно забыв об атомах, которые он защищал, когда опровергал тех, кто утверждает, будто все родилось из ничего, использовал такие доводы, которые действенны и против него самого.

Лактаций. О гневе Божьем.

Если ты направишь на солнце стеклянную линзу, наполнен­ную водой, то от света, который отразится от воды, загорится огонь даже в холодную пору. Разве из этого следует думать, что огонь нахо­дится в воде, если и от лучей солнца огонь не может разгореться даже летом? Если ты обдашь дыханием восковую дощечку, или если пар коснется чего-то гладкого, например мраморной плиты или пласти­ны, постепенно в виде ничтожнейшей росы появится влага. Также от испарения земли или моря рождается туман, который или, рассеяв­шись, увлажняет все что покрывает, или, сгустившись, поднятый вет­ром в высокие горы или в небо, собирается в облака и изливается дож­дями.

Лактаций. О гневе Божьем.

В самом деле, если бы боги также состояли из атомов, они без труда бы разрушались, когда вдруг разрывались бы частицы [между собой], и возвращались в исходное состояние. Но если есть что-то, что не состоит из атомов, почему мы не можем думать то же самое и об остальном?

Лактаций. О творении Божьем.

Итак, необходимость требует заключить, что человек не мог и не должен был сотворен быть как-то иначе. Но эти философы не увидели выводов, поскольку ошибались в самой сути. Ведь поскольку они исключили из человеческой жизни Божественное Провидение, то поне­воле выходило, что все было рождено само собой. Отсюда они выдумали столкновения мельчайших частиц и их случайные сцепления, ибо не видели начала вещей. Когда они ввергли себя в эти заблуждения, уже необходимость принуждала их полагать, будто души рождаются вместе с телами и вместе с телами же умирают. Они добавляли, что Божественный Ум ни о чем не позаботился. Это они могли доказывать, не иначе как утверждая, что есть некоторые [вещи], в которых сила Провидения, по их мнению, не проявилась.

Лактаций. О творении Божьем.

Он заключил круги глаз; от этого отверстия [foratu], как полагает Варрон, лицо [frons] и получило свое название. Бог захотел, чтобы было два глаза, не более того и не менее, ибо для облика нет совершеннее числа, чем два, как и два уха, парность которых удивительно какую являет красоту. И как прекрасно, что [у человека] два уха, так полезно и то, что ими улавливается звук, приходящий с разных сторон. В самом деле, даже сама их форма весьма удивительна; Бог не захотел, чтобы отверстия их были голы и незащищены.

Лактаций. О творении Божьем.

Бесспорно, у него самого или, скорее, у Эпикура, ко­торый научил его, были вырваны глаза, так что он не увидел, что зияю­щие орбиты, вырванные глазницы, кровь, текущая по венам, плоть, извлеченная из ран, и затянувшиеся рубцы не способны принять ни­какого света. Разве только он хотел, чтобы глаза были подобны ушам, чтобы мы различали [предметы] не столько глазами, сколько отверсти­ями, омерзительнее чего в плане красоты и бесполезнее в плане упо­требления ничего не может быть.

Лактаций. О творении Божьем.

И вот через эти глаза ум сам устремляет себя, чтобы увидеть, и удивительным образом взгляд обоих светочей смешивается и соединяется воедино.

Лактаций. О творении Божьем.

Этот орган, [т. е. нос], сколько бы ни был он прост, наделен тремя обязанностями. Первая—дышать, вторая—чув­ствовать запахи, третья — чтобы через прохода его вытекала обильная грязь. Эти проходы Бог сотворил настолько удивительно, с таким боже­ственным разумением, что само отверстие носа не портит красоту лица, что, конечно, случилось бы, если бы существовало одно простое от­верстие. Но Бог разделил и разграничил его как бы стеной, проложен­ной посередине, и сделал благодаря самой этой парности красивым.

Лактаций. О творении Божьем.

Поскольку же у человека два вместилища, одно для воздуха, ко­торое кормит душу, другое для пищи, которое кормит тело, необходи­мо, чтобы через шею проходило два канала, пищевой и дыхательный, первый из которых ведет ото рта к желудку, второй — от ноздрей к легким. Природа и суть их различны. Ведь тот, который проходит ото рта, создан мягким и постоянно закрытым, как и сам рот, питье же и пища, будучи телесными, расширяя и [словно] распахивая глотку, сами создают себе проход.

Лактаций. О творении Божьем.

Столь же удивительный смысл заключен в том, что мочевой пузырь, кото­рым птицы не пользуются, хотя и отделен от кишечника и не имеет никакого канала, по которому принимал бы мочу из кишечника, все же наполняется жидкостью. Каким образом это происходит, по­пить не трудно. Части кишечника, которые принимают пишу и жид­кость из желудка, более широкие, чем остальные извивы, и более тон­кие. Они обвивают и обнимают мочевой пузырь. Когда пища и жидкость, смешанные другсдругом, достигают этихчастей, более плотый кал проходит дальше, а вся жидкость через эти мягкие части про­цеживается, и мочевой пузырь, оболочка которого тонкая и нежная, ее впитывает и собирает, чтобы испустить наружу там, где природой создан выход.

Лактаций. О творении Божьем.

Ведь как две почки и два яичка, так и семенных вен две, состоящих, тем не менее, в единой связи, что мы видим в телах животных, когда их вскрываем. Правая вена содержит мужское семя, а левая — женское; и вообще правая сторона во всем теле является мужской, а левая женской. Некоторые полагают, что семя стекается в детородную вену из костного мозга, некоторые — что из всего тела, и там сгущается; однако каким обра­зом это происходит, ум человеческий постичь не в состоянии. Так­же и у женщин матка делится на две части, направленные и обращен­ные в противоположные стороны, [эти части] закручиваются подобно рогам барана. Та часть, которая обращена в правую сторону, является мужской, та, что в левую — женской.

Лактаций. О творении Божьем.

правильно соединится с мужским, то они срастутся вместе и превра­тятся в единый сгусток. Первым при этом оформляется сердце, ибо в нем заключена вся жизнь и разумность. Окончательно весь плод фор­мируется на сороковой день. Вероятно, это им стало известно из [изу­чения] выкидышей. Но у зародышей птиц в первую очередь, несо­мненно, формируются глаза. Это часто обнаруживается в яйцах. Отчего, я полагаю, не может быть, чтобы формирование [плода] начиналось не с головы. Они также полагают, что телесная похожесть детей [на того или иного родителя] возникает следующим образом. Когда муж­ское и женское семя, смешиваясь, срастаются друг с другом то, если сильнее оказывается мужское семя, возникает похожесть на отца, [не важно] — сына ли, или дочери. Если сильнее оказывается женское семя, отпрыск того или иного пола воспроизводит образ матери.

Лактаций. О творении Божьем.

часть матки, хотя и ожидается рождение дочери, все же поскольку она находится в мужской части, то будет нести в себе больше мужско­го, чем допускает женская сущность. Или крепкие члены, или чрез­мерный рост, или смуглую кожу, или грубую внешность, или некраси­вое лицо, или низкий голос, или дерзкую душу, или что-то подобное. Если же мужское семя попадет в правую часть матки, а женское в левую, то ребенок родится без искажений. Так что и красота девочки будет соответствовать во всем ее природе, и крепость мальчика будет согласна и с его умом, и с его телом.

Лактаций. О творении Божьем.

Но больше твердости было дано мужчинам» чтобы с ее помощью легче было принудить женщину к узам брака. Потому мужчина [vir] и имеет такое имя, что в нем больше силы [vis], чем в женщине; отсюда же свое имя обрела и доблесть [virtus]. Так же и имя женщины [mulier], как толкует Варрон, произошло от мягкости [mollitia] в результате изменения и удаления буквы, как бы mollier.

Лактаций. О творении Божьем.

Известно, что в теле есть много [органов], предназначение и смысл которых никто не может постичь, кроме их Творца. Неужели кто-нибудь считает, что он может объяснить, какая польза и какой смысл в тонкой прозрачной пленке, которой окружен и покрыт желу­док? Зачем две одинаковые почки [rienesj? Варрон говорит, что они названы так, потому что от них идут мочеиспускательные каналы [rivi], что совершенно не так, ибо они расположены с другой стороны спины и отделены от кишечника. Зачем селезенка? Зачем печень? Эти внут­ренности, по-видимому, образованы как бы из смешанной крови.

Лактаций. О творении Божьем.

Итак, [вне зависимости], находится ли ум в голове или в груди, неужели кто-нибудь может постичь, какая сила разума сделала так, что это непостижимое чувство пребывает в сердцевине головного моз­га или в двойной крови [sanguinebipertito], которая заключена в серд­це? И не видно ли, каково могущество Бога, из того, что разумное на­чало [animus] не видит само себя, ни каково оно, ни где пребывает, и даже если бы видело, то не могло бы постичь, каким образом связаны друг с другом телесная и бестелесная сущности?