Лактаций. Божественные установления.
Возможно, я лгу ради того, чтобы порицать их. Но не то же ли самое признает и показывает Туллий? «Много ли, — говорит он, — ты найдешь философов, которые бы вели себя так, таковы были бы нравом и жизнью, как того требует разум? Кто учение свое считает не демонстрацией знания, а законом жизни? Кто владеет собой и подчиняется собственным установлениям? Некоторых из них можно видеть такими легкомысленными и хвастливыми, что лучше бы им было вовсе не учиться. Иные — рабы денег, многие — рабы славы, а еще больше рабов похоти, так что речи их расходятся с их жизнью». Корнелий же Непот написал Цицерону следующее: «Я весьма далек от того, чтобы считать философию наставницей жизни и усовершенствовательницей счастливой жизни, чтобы думать, будто учителя жизни гораздо нужнее кому‑то другому, нежели большинству из тех, кто обратились к философским рассуждениям. Ибо я вижу, что значительная часть тех, кто в школе весьма красноречиво наставляют в целомудрии и воздержании, живет в стяжании всевозможных страстей». Тот же Сенека говорит в Увещеваниях-. «Большинство философов таковы, что, слушая, как они в словопрениях своих высказываются в отношении жадности, сладострастия, тщеславия, ты сочтешь, что они сами себе произносят приговор.
Лактаций. Божественные установления.
«Мудрец, — говорит тот же Сенека, — дабы достичь большего, совершает даже то, что сам осуждает. Он оставляет добрые нравы, но подстраивается под ситуацию и использует для исполнения своих дел то же самое, что прочие для достижения славы и наслаждения». Наконец, чуть позже: «Все, что совершают люди, жадные до наслаждений и невежды, совершает и мудрец, но не тем же способом и не с тем же намерением». Но какая разница, с каким намерением ты совершаешь то, чего нельзя делать? У Аристиппа, руководителя киренаиков, была близость со знатной блудницей Лайдой. Это мерзкую гнусность тот учитель философии защищал тем, что говорил, будто между ним и прочими любовниками Лайды существенная разница: он сам‑де пользуется Лайдой, а другие, напротив, Лайдой используются.
Лактаций. Божественные установления.
Гортензий Цицерона, рассуждая против философии, сам себя обманул хитрым образом, ибо хотя он и говорил, что не нужно заниматься философствованием, все же, по всему видно, сам он философствовал.
Поскольку Гортензий отвергал философию, но не предлагал ничего лучшего, [его оппоненты] сочли, что он отвергает мудрость, и его легко опровергали, ибо неоспоримо то, что человек рожден не для глупости, а для мудрости. Тем не менее, весьма серьезен тот доводпротив философии, который использовал Гортензий: понять, что философия не является мудростью, можно уже из того, что известно начало этой философии.
Лактаций. Божественные установления.
Учение Эпикура всегда было популярнее других не потому, что несло в себе что‑то истинное, а потому, что многих привлекало популярное понятие наслаждения. В самом деле, никто не склонен к страданиям. Кроме того, чтобы привлечь на свою сторону многих людей, Эпикур всем и каждому говорит близкое его нравам. Он запрещает ленивому изучать литературу, освобождает жадного от народных раздач, пассивному не позволяет обращаться к государственной деятельности, вялому—усердствовать, боязливому—сражаться.
Лактаций. Божественные установления.
Нужно показать, откуда же происходит учение Эпикура и каковы его основания. Эпикур видел, что постоянно возникает противное благу: бедность, тяготы, изгнания, утраты близких. Видел, что плохие люди, в противоположность хорошим, получают власть и почести. Видел, что невинность менее защищена и безнаказанно совершаются преступления. Он ввдел, что смерть неистовствует без разбора нравов, без различения и порядка лет. Одни доживают до старости, другие умирают еще младенцами, третьи уходят в расцвете сил, иные в раннем цветении юности встречают преждевременные похороны, в войнах же побеждают и убивают, как правило, лучших. Особенно же он поражался тому, что весьма религиозные люди подвергаются особо тяжелым бедам, а те, кто либо вовсе отрицают богов, либо почитают их неискренне, переживают меньше неприятностей или вовсе избавлены от них, а сами храмы часто сгорают от молний. Об этом же сетует Лукреций
Лактаций. Божественные установления.
Как же я могу не бояться ее, если то, что предшествует смерти или приносит смерть, является злом? А как же насчет того, что все это положение ложное, поскольку души не умирают? «Нисколько, — говорит он, — ибо то, что рождается с телом, необходимо с телом и умирает». Выше я уже говорил, что потом разъясню это место и отложу до конца сочинения, чтобы это убеждение Эпикура, пошло ли оно от Демокрита, или Дикеарха, опровергнуть на основе аргументов и божественных свидетельств.
Лактаций. Божественные установления.
Те, кто рассуждают о благе смерти, поскольку не знают ничего истинного, обосновывают свое суждение так: «Если нет ничего после смерти, то смерть не является злом, поскольку устраняет ощущение зла. Если же после смерти остаются души, то она является благом потому, что ведет к бессмертию». Эту мысль Цицерон так выразил в книге О законах: «И порадуемся за себя, так как смерть принесет нам состояние либо лучшее, чем то, в каком мы находимся при жизни, либо, во всяком случае, не худшее.
Лактаций. Божественные установления.
Не пришло на ум Платону, что и Алкивиад, и Критий также были усердными слушателями того же Сократа. Первый из них стал жесточайшим врагом отчизны, а второй — кровавейшим тираном!
Лактаций. Божественные установления.
Тот великий наш подражатель Платону [Цицерон] считал, что философия не является общедоступной, что ей могут следовать только ученые люди. «Философия, — говорит он, — довольствуется немногими ценителями, намеренно избегает толпы».
Это понимали даже стоики, которые говорили, что и рабы, и женщины [наравне со всеми] должны предаваться философствованию. Понимал это даже Эпикур, который призывал к философии не знавших никакой грамоты. И тот же самый Платон, который хотел создать государство из мудрецов.
Лактаций. Божественные установления.
Ктому же они не назовут ни одной когда‑либо философствовавшей женщины, кроме одной–единственной Темисты, и ни одного раба, кроме Федона, который, как передают, был плохим рабом и его выкупил и обучил Кебет. Называют еще Платона и Диогена, которые хотя и не были рабами, все же им выпала на долю неволя, ибо они были захвачены [в плен]. Говорят, что Платона за восемь сестерциев выкупил некий Аникерис.Этого человека, заплатившего выкуп, высмеял Сенека, ибо тот так низко оценил Платона. Этот Сенека мне кажется безумцем, если гневался на человека за то, что тот заплатил небольшой выкуп. Имеется в виду, что он должен был бы отвесить золота, словно за мертвого Гектора, или дать столько денег, сколько и не требовал продавец. Из варваров также нет ни одного философа, кроме скифа Анахарсиса, который даже во сне не увидел бы философии, если бы прежде не изучил языка и не научился бы писать.
Лактаций. Божественные установления.
Анаксагор заявляет, что все покрыто тьмой. Эмпедокл жалуется, что путь в душу узок, словно ему этот путь нужен под повозку или квадригу. Демокрит говорит, что истина лежит погруженная как бы в колодце, столь глубоком, что нетунего дна. Это, бесспорно, глупо, как и прочее.
Лактаций. Божественные установления.
О том, что существует Сын Высшего Бога, который наделен великой силой, свидетельствуют не только сливающиеся воедино речи пророков, но и провозвестие [Гермеса] Трисмегиста и предсказания Сивилл. Гермес [Трисмегист] в той книге, которая озаглавлена Совершенный Логос, использует следующие слова: «Господь и Создатель вселенной, Которого мы обычно называем Богом, когда произвел второго Бога, видимого и осязаемого (я называю его осязаемым не потому, что он осязает, — о том, осязает ли он, или нет, мы будем рассуждать позже, — а потому что нисходит на чувства и на разум), Тот предстал передНим преисполненным всех благ и возлюбленным. И Господь возлюбил Его как драгоценное дитя Свое».
Лактаций. Божественные установления.
По той причине Аполлон Милетский, когда был вопрошен, Бог ли [Христос] или человек, ответил этаким образом:
Плотью смертным был тот чудотворец премудрый,
Но халдейским судилищем схвачен он был,
И кончину он горькую принял, к кресту пригвожденный.
Хотя он в первой строке и сказал истинное, все же следующими словами остроумно ввел вопрошавшего в заблуждение, совершенно не знавшего тайны истины. Ведь, кажется, он отрицал, что Тот есть Бог. Но когда он признался, что по плоти Тот был смертным, что также и мы признаем, то выходило, что по духу Тот был Богом, на чем мы настаиваем.
Лактаций. Божественные установления.
Видимо, ты единственный, кто достоин такого бога, с которым тебя будет вечно карать истинный Бог. Если Христос был магом, поскольку творил чудеса, то Аполлоний был все же искуснее его. Ибо когда, как ты пишешь, Домициан приказал казнить его, тот не пришел на суд, а Христос был схвачен и распят на кресте. Но, вероятно, он хотел показать заносчивость Христа в том, что Тот счел Себя Богом, так что Аполлоний показался бы более скромным, ибо, хотя и совершил гораздо большее, как полагает этот писатель, все‑таки не стал приписывать себе этого имени.
Лактаций. Божественные установления.
Хотя Тертуллиан в немалой степени выполнил эту задачу в той книге, которая озаглавлена Апологетик.
Лактаций. Божественные установления.
Я не избежал того, чтобы исполнить тот труд, который не выполнил Киприан в знаменитой речи, где он пытался уличить во лжи Деметриана, бранящего, как он сам говорит, и хулящего истину. Киприан не использовал нужного материала, как бы должен был. Ибо он обязан был опровергать не свидетельствами Писания, которое тот Деметриан считал пустым, лживым и вымышленным, но иными доводами и с помощью разума. Ведь когда он выступал против человека, отвергающего истину, он, сея понемногу божественное учение, должен был приручать того, как бы дикого изначально, человека и постепенно приоткрывать ему основы света, чтобы, дав полный свет, не ослепить его.
Лактаций. Божественные установления.
Пожалуй, им покажется, что Флакк [Гораций] безумствовал.
Лактаций. Божественные установления.
Ибо каким образом может знать справедливость тот, кто не знает, откуда она берет начало? Платон, хотя и много говорил о едином Боге, Который, как он утверждал, сотворил мир, все же ничего не говорил о религии, ибо только проразумевал Бога, а не знал о Нем. Ведь если бы он сам или кто‑то другой захотел встать на защиту справедливости, то должен был бы отвергнуть религии [ложных] богов, поскольку они противны благочестию. Сократ, поскольку попытался это сделать, был брошен в тюрьму, чем уже тогда показал, что случится с теми людьми, которые станут защищать истинную справедливость и служить единственному Богу.
Лактаций. Божественные установления.
Постепенно стала оказываться почесть и другим богам, и каждому в отдельности были посвящены свои игры, как об этом сообщает Синний Капитон в книге О зрелищах.
Лактаций. Божественные установления.
Платон говорил, что мир создан Богом. То же самое говорят пророки и то же самое явствует из песен Сивилл. Стало быть, заблуждаются те, кто утверждают, что все возникло либо само по себе, либо когда собрались воедино [некие] мелкие частицы, поскольку такой мир, столь превосходный, столь великий, не мог ни возникнуть, ни организоваться, ни упорядочиться без какого‑либо рассудительного Творца.
Лактаций. Божественные установления.
То же самое нам открывают и Божественные Писания. Значит, заблуждался Демокрит, который полагал, что все вылезло, подобно червям, из земли без всякого творца и без всякого смысла. Разумеется, то, зачем был сотворен человек, является божественной тайной, и поскольку Демокрит не мог ее знать, то свел человеческую жизнь на нет. Аристон рассуждал, что люди рождены, чтобы стремиться к добродетели. То же самое нам предсказывали и тому же самому нас учили пророки. Лгал, стало быть, Аристипп, который подчинял человека, словно животное, наслаждению, т. е. злу. Ферекид и Платон считали, что души бессмертны. Это положение принадлежит и нашей религии. Следовательно, заблуждались Дикеарх и Демокрит, которые говорили, что душа умирает и разлагается вместе с телом. Стоик Зенон учил, что существует преисподняя и что обитель благочестивых отделена от нечестивых, что именно благочестивые обитают в безмятежных и приятных местах, а нечестивые несут наказания в местах сумрачных, в грязи и ужасных пропастях. Это же нам открыто показывают и пророки. Следовательно, ошибался Эпикур, который полагал, что это является вымыслом поэтов, и объяснял, что те казни преисподней переносятся в этой жизни. Итак, философы коснулись всей истины и всей тайны божественной религии, но, изобличая других, были не в состоянии защищать то, что открыли, ибо каждому в отдельности [свой собственный] разум оказывался недостаточным, и то, что они узнали истинного, они не смогли суммировать, как сделали мы выше.
Лактаций. Божественные установления.
Прочие доводы эпикурейского учения направлены против Пифагора, рассуждавшего, что души уходят из истощенных старостью и смертью тел и поселяются в новых, только что рожденных [телах], и что эти души вечно возрождаются то в людях, то в скоте, то в зверях, то в птицах и таким образом являются вечными, ибо постоянно меняют обиталища различных и несхожих тел. Эту идею безумного человека, поскольку она смешна и скорее достойна комедии, нежели школы, не следует даже всерьез опровергать. Кто это делает, видимо, боится, как бы кто‑нибудь в это не поверил. Нам следует обойти молчанием то, что можно сказать как в защиту, так и в опровержение ложного. Достаточно того, что были опровергнуты [более основательные] доводы, которые выдвигались против истинного.
Лактаций. Божественные установления.
Впрочем, возможно, кто‑то относит [Гермеса Трисмегиста] к числу философов, хотя он, причисленный к богам, и почитается египтянами под именем Меркурия, все же авторитета у него не больше, чем у Платона или Пифагора. Итак, подыщем более ценное свидетельство. Некий Полит обратился с вопросом к Аполлону Милетскому, остается ли душа после смерти или разрушается.
Лактаций. Божественные установления.
Поэтому Платон, рассуждая о душе, говорил, что из того можно заключить о бессмертии и божественном происхождении душ, что младенцы быстрее и легче учатся, и то, что они изучают, настолько быстро схватывают, что кажется, будто учат это не впервые, а вспоминают и воскрешают в памяти. В этом мудрый муж еще более смешон, чем поэты.
Лактаций. О смерти преследователей.
Что касается Аристотеля, то, поскольку он не понимал, каким образом могло бы исчезнуть такое множество вещей, и поскольку хотел избежать самого этого вопроса, сказал, что мир вечно существовал и будет существовать всегда. Он совершенно ничего не понимает, ибо все, что существует, необходимо получило когда‑то начало, и совершенно не может ничего существовать, что не имело бы начала. В самом деле, если мы видим, что земля, вода и огонь разрушаются, иссякают и гаснут, —а они, как бы то ни было, являются первоэлементами [стихиями] мира, — то, естественно, смертно и то, чьи [составные] элементы смертны. Так и получается, что все, что было рождено, должно погибнуть. И все, что видят глаза, все, что телесно, как говорил Платон, необходимо подвержено тлению. Стало быть, один лишь Эпикур, следуя Демокриту, оказался правдив в этом деле, когда говорил, что все когда‑то было рождено и когда‑то погибнет. И тем не менее он не мог открыть, по каким причинам и в какое время уничтожится все это творение.
Лактаций. О гневе Божьем.
Настолько он презирал и умалял учение, которым тогда кичились философы, настолько насмехался над ним, что прямо заявлял в качестве высшего знания то, что он постиг, что ничего не знает. Если же, как учил Сократ и как передал Платон, нет никакого человеческого знания, то ясно, что есть божественное, и никому кроме Бога не подвластно знание истины.
Лактаций. О гневе Божьем.
Следующее положение принадлежит школе Эпикура: Богу чужды и гнев, и милость. В самом деле, поскольку Эпикур считал, что Богу чуждо совершать зло и причинять вред, что по большей части происходит из страсти гнева, то он отнял у Бога также и милосердие. Ибо видел, что из этого следует: если бы Бог имел гнев, то обладал бы и милосердием. И вот, чтобы его не обвинили в ошибке, он сделал Бога непричастным также и к благости. «Потому-то, — говорит он, — Бог и благ, и вечен, что сам не имеет хлопот и другому их не доставляет».Но такой [Бог] не является Богом, если Он ни о чем не тревожится, что свойственно лишь животным, и не делает ничего, превышающего возможности человека, что должно быть свойственно Богу, если Он совершенно не имеет никакого стремления, никакого действия, никакой, наконец, власти, которая соответствует Богу. А какая более высокая, более достойная власть может быть приписана Богу, нежели забота о живых существах и особенно о роде человеческом, которому подчинено все земное?
Лактаций. О гневе Божьем.
Наконец, Марк Туллий передает сказанное Посидониемо том, что Эпикур полагал, будто нет никаких богов, а то, что он говорил о богах, говорил ради того, чтобы не подвергнуться осуждению.
Лактаций. О гневе Божьем.
первым из всех во времена Сократа появился Протагор, который сказал, что ему не ясно, есть ли какое-то божество или нет никакого.
Лактаций. О гневе Божьем.
После этого и сам Сократ, и ученик его Платон, и стоики, и перипатетики, которые из школы Платона, словно ручейки, потекли в разные стороны, придерживались той же мысли, что и древние. А позже Эпикур, хотя он и говорил, что Бог существует, поскольку необходимо, чтобы в мире присутствовало что-то выдающееся, исключительное и блаженное, все же утверждал, что нет никакого Провидения.
Лактаций. О гневе Божьем.
Но позже, в те времена, когда философия уже увядала, появился некий Диагор Мелосский, который говорил, что вообще нет никакого Бога, за это суждение прозванный Безбожником, а также Феодор Киренский.
Лактаций. О гневе Божьем.
Наконец, Лукреций,, словно забыв об атомах, которые он защищал, когда опровергал тех, кто утверждает, будто все родилось из ничего, использовал такие доводы, которые действенны и против него самого.
Лактаций. О гневе Божьем.
Поскольку после устранения двух или трех клеветников стало ясно, что мир управляется Провидением, которым он и создан, и поскольку нет никого, кто бы дерзнул суждение Диагора и Феодора или пустую ложь JIевкиппа, или легкомыслие Демокрита и Эпикура предпочесть авторитету или тех семи первых философов, которых именуют мудрецами, или Пифагора, Сократа, Платона и других величайших философов, которые считали, что Провидение существует.
Лактаций. О гневе Божьем.
Но, допустим, они были мудрыми, какова же тогда сила их обмана, что они ввели в заблуждение не только необразованных людей, но и Платона, и Сократа, а также столь легко одурачили Пифагора, Зенона и Аристотеля, родоначальников великих школ?
Лактаций. О гневе Божьем.
Пифагор также не скрывает, что существует один Бог, говоря, что это бестелесный разум, который, будучи разлит по всей природе вещей, дает всем живущим жизненную силу. Антисфен также говорил в Физике, что существует один исконный Бог, сколько бы народы и города не имели своих местночтимых богов. Аристотель почти то же самое утверждает со своими перипатетиками и Зенон — со своими стоиками. Но долго перечислять суждения отдельных философов, которые, хотя и используют разные имена, все же сходятся в том, что одна власть управляет миром. Тем не менее, хотя и философы, и поэты, и даже те, кто почитают богов, часто признавали Высшего Бога, все же никто из них никогда не стремился узнать о Его культе и почестях, никто не рассуждал [об этом], ибо, считая Бога вечно блаженным и неподверженным умалению, они думали, что Он ни на кого не гневается и потому не нуждается ни в каком культе. Ведь не может быть религии там, где нет никакого страха.
Лактаций. О гневе Божьем.
Но нам [опять] возражает Эпикур и говорит так: «Если Богу присуща радость для проявления милости и ненависть для проявления гнева, то Ему неизбежно присущи и страх, и вожделение, и жадность, и прочие страсти, которые принадлежат человеческой слабости».
Лактаций. О гневе Божьем.
Многие великие писатели, из греков — Аристоник и Аполлодор Эритрейский, из наших—Варрон и Фенестелла, сообщают о множей- ве Сивилл. Все эти писатели среди прочих выделяют особенно одну — Эритрейскую. И Аполлодор прославляет ее как свою согражданку, и Фенестелла также передает, что в Эритреи сенатом были отправлены легаты, чтобы привезти оттуда песни этой Сивиллы в Рим и чтобы консулы Курион и Октавий положили их на хранение в Капитолии, который тогда был вновь отстроен Квинтом Катулом. У нее встречаются такого рода слова о Всевышнем Боге и Создателе мира.
Лактаций. О творении Божьем.
Я считаю нужным взять на себя эту задачу по той особенно причине, что Марк Туллий, муж выдающегося ума, попытавшийся сделать это в своей четвертой книге О Государстве, ограничил обширный материал узкими пределами.
Лактаций. О творении Божьем.
Я не могу в этом месте удержаться, чтобы еще раз не изобличить глупость Эпикура. Ведь ему принадлежит весь тот вздор, который произносит Лукреций.
Лактаций. Эпитомы Божественных установлений.
все же ты, брат Пентадий, попросил, чтобы я составил для тебяЭпитомы из них, для того, думаю, чтобы я написал что-нибудь для тебя и имя твое было бы упомянуто в нашем труде.