Христианская жизнь.

 

Лактаций. Божественные установления.

Правда, они не совершают этого в периоды благополучия. Ведь особенно Бог забывается тогда, когда наслаждающиеся Его милостями люди должны были бы воздавать благодарность Его великодушию. Но если они оказываются в весьма стесненных обстоятельствах, тогда и вспоминают о Боге. Если нависла опасность войны, если грозит гибельная сила болезней, если засуха, иссушив плоды, лишила пищи, если случается страшная буря или град — ищут защиту у Бога, от Бога просят поддержки, Бога молят, чтобы Он пришел на помощь. Если кого в море терзает неистовым ветром, тот Его призывает; если кого‑то мучает какая‑то иная сила, тот начинает Его заклинать; если кто‑то, оказавшись в крайней нужде, с мольбой просит пищу, то заклинает единственно Бога и ищет себе сострадания в Его божественном и исключительном имени.

Лактаций. Божественные установления.

Презирать же и попирать землю — это не что иное, как не молиться статуям, ибо они сделаны из земли, а равно не жаждать богатства и отвергать плотские услады, так как богатство и собственно тело, приютом которого мы пользуемся, есть земля. Почитайте же живого Бога, чтобы и самим быть живыми, ибо необходимо умирает тот, кто посвящает себя и душу свою мертвым.

Лактаций. Божественные установления.

Итак, не было бы, как я сказал, на земле всего этого зла, если бы все были связа–ны законом Божиим, если бы все поступали так, как поступает только наш народ [христиан]. Сколь благостным, сколь [воистину] золотым было бы состояние человеческих дел, если бы на всей земле пребывали кротость, милосердие, мир, бескорыстие, равенство, умеренность и верность! Наконец, для управления людьми не нужны были бы столь многочисленные и столь разнообразные законы, когда бы для сохранения честности было бы достаточно одного–единственного закона — Божия. Не нужно было бы ни тюрем, ни мечей охранников, ни страха наказания, когда целебность небесных предписаний, поселенная в человеческих сердцах, сама по себе наставляла бы людей на праведные поступки. Теперь же на незнании добра и правды зиждется зло. Это увидел и Цицерон. Ибо, рассуждая о законах, он сказал: «Как одна и та же природа связывает и уравновешивает все согласующиеся между собой части мира, так и все люди, объединенные между собой одной природой, живут в раздоре из‑за пороков. Они не сознают себя единокровными [братьями], пребывающими под одной и той же опекой. Если бы они осознали это, люди, конечно же, жили бы жизнью богов».

Лактаций. Божественные установления.

ибо не без причины ее защищают до самой смерти, понять, что она обладает неким фундаментом и прочностью, ибо эта религия не только не рушится под пытками и мучениями, но, напротив, постоянно возрастает и становится более крепкой. Этим изобличается также и злоба тех, кто полагают, что они полностью ниспровергнут религию [истинного] Бога, если опорочат людей. Но ведь перед Богом можно покаяться, и нет ни одного столь скверного почитателя Бога, который бы, имея возможность, не вернулся к милости Божией, к тому же с еще большим благоговением. Ибо сознание греха и страх наказания делают человека более религиозным, и вера более прочна, если укрепляется раскаянием.

Лактаций. Божественные установления.

В самом деле, ум сам становится прелюбодеем, если создает для себя образ наслаждения. Конечно, ум, который грешит, который мысленно представляет результат неумеренной похоти, заключает в себе преступление и всякое прегрешение. Ведь если даже тело ничем не будет осквернено, все же не будет места никакой невинности, если греховна душа, и не может целомудрие считаться незатронутым, если совесть опозорена сладострастным влечением.

Лактаций. О смерти преследователей.

невинная жизнь и совершение добрых поступков. Кто всем этим отличается, тот столько раз совершает жертвоприношение, сколько раз совершает что‑либо доброе и благочестивое. Ибо Бог требует в жертву не бессловесное животное, не его смерть или кровь, но человека и его жизнь. Для этой жертвы необходимы не священные ветви оливы, не очистительные средства и не покрытый дерном жертвенник, которые совершенно бессмысленны, но то, что носится глубоко в сердце. Итак, на алтарь Божий, который поистине велик и который, поскольку он заключен в сердце человека, не может быть осквернен кровью, должны приноситься справедливость, терпимость, верность, невинность, целомудрие и воздержание. Это самый верный ритуал, это тот славный и чудесный, как сказано Цицероном, закон Бога, который постоянно требует правильных и достойных уважения поступков и запрещает дурные и позорные.

Лактаций. О смерти преследователей.

Итак, есть одно высшее благо — бессмертие, для обретения которого мы изначально созданы и рождаемся. К нему мы стремимся, именно к нему обращена человеческая природа, к нему ведет нас добродетель. Поскольку мы открыли, в чем заключается благо, остается сказать нам также о самом бессмертии. Доводы Платона, хотя и весьма способствуют делу, все же недостаточно прочны для достижения и доказательства истины, поскольку он ни смысла великой тайны не связал воедино, ни высшего блага не открыл. Ибо хотя он верно полагал о бессмертии души, все же рассуждал о нем не как о высшем благе. Мы же можем вывести истину из более прочных доказательств, ибо обнаружили ее не благодаря шаткой догадке, но узнали ее из божественного наставления.

Лактаций. Эпитомы Божественных установлений.

Даже если бы мы никогда не грешили, все же должны исповедоваться перед Богом, беспрерывно молить о прощении грехов наших и благодарить даже в несчастье. Ибо мы постоянно должны выражать покорность Господу. Смирение приятно и дорого Богу, Которому хотя и более мил раскаявшийся грешник, нежели надменный праведник, но еще более дорог раскаявшийся праведник, которого возвысит Он по смирению его в Царствии Небесном.

 

 

Человеческая природа. О человеке. Сотворение человека.

 

Лактаций. Божественные установления.

Когда же все было чудесным образом устроено, Бог задумал создать Себе царствие вечное, и произвел на свет бесчисленных духов, которым даровал бессмертие. После этого Бог создал чувственное и разумное подобие Самому Себе, т. е. создал [человека] по форме образа Своего, совершеннее которого ничего не может быть. Он сотворил человека из праха земного, отчего человек [homo] и получил свое имя, ибо был создан из земли [ex humo], Даже Платон говорит, что человеческий облик божествен, и Сивилла так же сказала [от лица Бога]: Образ Мой — человек, наделенный здравою мыслью

Лактаций. Божественные установления.

Это же содержат и Священные Писания. Стало быть, Бог исполнил роль истинного Отца. Он воспроизвел тело, Он поселил душу, которой мы дышим. Все, что мы собой представляем, от Него. 20. Если бы нам нужно было знать, каким образом Он это сделал, Он открыл бы, как открыл остальное, что дало нам знание о стародавнем заблуждении и о свете истины.

Лактаций. Божественные установления.

Эмпедокл, — которого не ясно, к кому лучше отнести: к поэтам или философам, так как он написал сочинение О природе вещей в стихах, подобно тому как у римлян Лукреций и Варрон, — определил четыре элемента, а именно огонь, воздух, воду и землю, возможно следуя при этом за [Гермесом] Трисмегистом, который сказал, что наши тела созданы Богом из тех элементов; ведь тела имеют в себе что‑то от огня, что‑то от воздуха, что‑то от воды, что‑то от земли и не являются [полностью] ни огнем, ни воздухом, ни водой, ни землей, хотя и не являются те [элементы в телах совершенным] вымыслом. Ведь свойство земли заключено во плоти, свойство влаги — в крови, свойство воздуха — в духе, свойство огня — в живительном тепле. И кровь не может отделиться от тела, так же как влага не может отделиться от земли, и живительное тепло не в состоянии отделиться от духа, как огонь—от воздуха: из всех [природных] вещей обнаруживаются именно два элемента, все свойство которых было заключено в наших телах при создании. Таким образом, человек был создан из различных и [даже] противоположных вещей, подобно тому как мир [сотворен] из света и тьмы, из жизни и смерти. Они должны бороться в человеке между собой, чтобы в случае, если одержит верх душа, которая происходит из Бога, человек обрел бы бессмертие и пребывал бы в вечном свете; если же победит тело, то человек оказался бы в постоянной тьме и смерти.

Лактаций. Божественные установления.

Так человеческая жизнь стала ограниченной во времени, но все‑таки долгой, и длилась в течение тысячи лет. Это, сказанное в Священном Писании, стало настолько общеизвестным, что именно это [утверждение о продолжительности жизни] имел в виду Варрон, когда старался объяснить, отчего считается, что древние жили тысячу лет. Он говорит при этом, что у египтян за год принимается месяц, что не Солнце, Совершая круг через двенадцать созвездий, создает год, но Луна, которая тот звездный круг освещает на протяжении тринадцати дней: этот аргумент, безусловно, ложный. Ведь никто тогда не жил дольше тысячи лет. Теперь же те, кто доживают до ста лет, что бывает довольно часто, проживают, получается [по Варрону], тысячу двести месяцев. И достойные авторы передают, что [люди] обычно доживают до ста двадцати Лет. Но поскольку Варрон не знал, отчего или когда была сокращена Человеческая жизнь, он сам ее сократил, когда узнал, что человек может жить тысячу четыреста месяцев [и даже свыше того].

Лактаций. Божественные установления.

Бог захотел, чтобы природа человека была такова, чтобы он жаждал и домогался двух вещей — религии и мудрости. Но люди потому заблуждаются, что принимают религию, отвергая [при этом] мудрость, или усердствуют только в достижении мудрости, отвергая [при этом] религию, в то время как одна без другой не может быть истинной. И вот они впадают в разнообразные религии, но в ложные, потому что оставляют мудрость, которая их могла бы научить, что не может существовать множество богов. Или усердствуют над достижением мудрости, но ложной, потому что отвергают религию Высшего Бога, Который мог бы их наставить в знании истины. Так, люди, которые принимают одно из двух, идут по окольной дороге, полной всяческих заблуждений, поскольку и служение человека, и вся истина заключены в тех двух вещах, нераздельно связанных друг с другом.

Лактаций. Божественные установления.

Для того ведь мы единственными из всех животных подняты для созерцания неба, чтобы мы верили, что высшее для нас благо находится вверху. Для того нам одним дана религия, чтобы мы из того узнали, что душа чело–веческая бессмертна, что она ищет и познает Бога, Который бессмертен. Стало быть, все философы, которые в качестве высшего блага признавали либо знание, либо добродетель, хотя и держались дороги истины, но не дошли до ее вершины. Ибо эти знание и добродетель лишь вместе дают то, что они искали. Знание служит тому, чтобы мы узнавали, каким образом и куда мы должны идти, добродетель — что–бы идти. Одно без другого ни на что не способно. Ибо из знания рождается добродетель, а из добродетели — высшее благо.

Лактаций. Божественные установления.

Если мудрость свойственна человеческой природе, то необходимо, чтобы она появилась вместе с самим человеком. Если же не свойственна, то человеческая природа даже не могла бы ее обрести. Но поскольку обретает, то необходимо, чтобы мудрость существовала изначально. Стало быть, философия, поскольку изначально не существовала, не является истинной мудростью. Греки же, очевидно, не имея отношения к Священным Писаниям истины, не знали, каким образом была искажена мудрость.

Лактаций. Божественные установления.

которая заключена в поклонении [истинному] Богу, поскольку Бог заставил человека подняться для созерцания неба и Себя. Это происходит тогда, когда человек, очищенный небесным омовением, оставляет младенчество со всеми пороками прежней жизни и, укрепившись от божественной силы, становится человеком завершённым и полным. Следовательно, поскольку Бог предложил человеку добродетель, то хотя душа и тело объединены [в человеке], все же они противоположны друг другу и борются друг с другом.

Лактаций. Божественные установления.

Платон рассуждал так: «Вечно то, что само себя знает и постоянно движется; поскольку же само начало начала не имеет, оно не будет иметь и конца, так как не может лишиться самого себя». Этот аргумент дал бы и безмолвным животным вечность, если бы Платон не добавил о разумности. Итак, чтобы избежать этой общности, он прибавил, что не может случиться так, чтобы душа человеческая не была бессмертной, удивительная способность которой к открытиям, быстрота мышления, легкость в постижении и обучении, способность помнить прошлое и предвидеть будущее, знание бесчисленных вещей и искусств, которого лишены прочие живые существа, являются божественными и небесными.

Лактаций. О смерти преследователей.

в ходе которого Бог создал его исключительным, созерцает своего Создателя. Это созерцание [Гермес] Трис–мегист весьма справедливо назвал боголюбованием, которого нет ни у одного бессловесного животного. Поскольку разумность, которая дана только человеку, является не чем иным, как познанием Бога, ясно, что душа не погибает и не разлагается, но сохраняется навсегда, так как ищет и почитает Бога, Который вечен, и [как бы] по принуждению [собственной] природы она знает, и откуда возникла, и куда вернется.

Лактаций. Божественные установления.

Поскольку душа содержится в материи крови, как свет содержится в масле, то, когда эта материя истощается жаром лихорадки, холод необходимо доходит до самых пределов тела, поскольку к конечностям тянутся более тонкие вены, и отдаленные и тончайшие жилки иссыхают, когда утрачивают силу питающие их вены. И все же, поскольку тело лишается чувств, не следует думать, что души также утрачивают и теряют чувство. Ибо не душа, покидая тело, цепенеет, а тело, лишаясь души, так как душа увлекает с собой всякое чувство. Поскольку же присутствующая в теле душа дарует ему чувство и жизнь, не может случиться так, чтобы она не могла жить и чувствовать сама по себе, ибо она сама является чувством и жизнью.

Лактаций. Божественные установления.

как многие из умирающих сердятся не на погибель свою, как он говорит, а свидетельствуют, что они уходят, исходят, удаляются, и это либо показывают жестами, либо, если еще в состоянии, произносят вслух? Из этого явствует, что происходит не погибель, но отделение [души], которое‑то и доказывает, что душа сохраняется.

Лактаций. О творении Божьем.

Человека же Бог, поскольку сотворил его вечным и бессмертным животным, вооружил не снаружи, а изнутри, и защиту его поместил не на теле, а в душе. Ведь было излишним покрывать его телесным оплотом, когда была дарована ему гораздо большая [защита], и осо­бенно когда тот [наружный] оплот скрывал бы красоту человеческого тела. Поэтому я обычно удивляюсь безумию философов, следующих Эпикуру, которые порицают творения природы, чтобы показать, будто мир не создан и не управляется никаким Провидением, но при­писывают начало вещей неделимым и твердым телам, от чьих случай­ных соединений все родилось и [впредь] будет рождаться.

Лактаций. О творении Божьем.

Он заключил круги глаз; от этого отверстия [foratu], как полагает Варрон, лицо [frons] и получило свое название. Бог захотел, чтобы было два глаза, не более того и не менее, ибо для облика нет совершеннее числа, чем два, как и два уха, парность которых удивительно какую являет красоту. И как прекрасно, что [у человека] два уха, так полезно и то, что ими улавливается звук, приходящий с разных сторон. В самом деле, даже сама их форма весьма удивительна; Бог не захотел, чтобы отверстия их были голы и незащищены.

Лактаций. О творении Божьем.

Ниже груди находится плоскость живота, приблизительно в цент­ре которой помещен довольно изящный пупок, созданный для того, чтобы через него плод, пока он находится в утробе, получал пишу.

Лактаций. О творении Божьем.

Остается сказать о душе, хотя постичь ее сущность и природу нельзя. И все же мы не можем отрицать, что душа бессмертна, ибо все, что живет и постоянно само по себе движется и что при этом не может быть ни видимо, ни осязаемо, по необходимости вечно. По вопросу о том, что же представляет собой душа, пока еще нет согласия между философами и, пожалуй, никогда не будет. Одни говорили, что она есть кровь, другие—что огонь, иные—что дуновение [ventus], отчего душа и дух получили свое имя, ибо дуновение по-гречески звучит как ашцо.

В самом деле, даже если кажется, что душа угасает, когда ис­текает из раны или иссыхает от жара лихорадки кровь, все же не следует сущность души помещать в материю крови. Это все равно, если бы мы стали искать ответ о том, что представляет собой свет, которым мы поль­зуемся, и пришли бы к выводу, что свет есть масло, на том основании, что

свет гаснет, когда [в светильнике] заканчивается масло. И все-таки свет и масло суть разные вещи, одно является элементом другого. По-видимому, душа подобна свету, ибо она не является собственно кровью, но насыщается влагой крови, как и свет маслом.

Лактаций. Эпитомы Божественных установлений.

Ибо страсти не сами по себе являются злом, так как Бог не без причи­ны наделил ими человека. Однако в то время как по природе они явля­ются добром, ибо даны нам для сохранения жизни, они превращаются в зло в момент их использования.

 

 

Разумная природа. Животные.

 

Лактаций. Божественные установления.

Даже признаки разума обнаруживаются в безмолвных тварях. Ведь когда они ищут для себя полезное, отвергают вредное, уклоняются от опасностей, готовят себе убежища с многочисленными путями к бегству, они и в самом деле что‑то осознают. Может ли кто‑то отрицать, что у них нет разума, когда часто они передразнивают самого человека? Ведь те, чей долг приносить мед, живя в отведенных обиталищах, укрепляют лагеря, строят себе с неописуемым мастерством жилища, служат своему царю. Не смею утверждать, есть ли в них совершенное знание. Как бы то ни было, не ясно, действительно ли то, что приписывается человеку, общее у него с другими живыми тварями, но ясно [лишь то], что те не причастны религии. Право же, я полагаю так, что всем животным был дан разум, но безмолвным только для сохранения жизни, человеку же и для ее продления. И поскольку в человеке разум [ratio] совершенный, он называется разумностью [sapientia], которая делает человека исключительным в том, что только ему одному дано понимать божественное. На этот счет у Цицерона есть верное высказывание: «Из всех рожденных, кроме человека, нет ни одного животного, которое бы имело хоть какое‑то представление о Боге. И среди самих людей нет ни одного народа столь грубого, столь дикого, который бы не знал, что нужно чтить Бога, даже если бы и не знал, какого нужно чтить Бога.

Лактаций. Божественные установления.

Ведь прочие животные наклонены к земле, ибо являются земными [существами], и не обретают бессмертия, которое от неба. Человек же прямо смотрит в небо, ибо ему обещано бессмертие. И все же он не достигнет его, если оно не будет даровано [ему Всевышним] Богом. Ведь не было бы никакой разницы между справедливым и несправедливым, если бы всякий рожденный человек становился бессмертным. Стало быть, бессмертие — не следствие природы, но плата и награда за добродетель. Наконец, человек не сразу, как рождается, начинает ходить прямо, но сначала на четвереньках, так как сущность тела и этой текущей жизни у нас общая с бессловесными животными. Затем, исполнившись сил, он выпрямляется, язык его становится способным говорить, и человек перестает быть бессловесным животным.

Лактаций. О гневе Божьем.

К справедливости относится также служение Богу, и кто пренебрегает им, тот, будучи чужд человеческой природе, ведет в обличье человека жизнь скота. Поскольку же от прочих животных мы отличаемся только тем, что мы единственные из всех имеем пред­ставление о божественной силе и могуществе, а у других нет никакого представления о Боге, очевидно, что не может быть так, чтобы при этом или бессловесные животные были более разумны, или человеческая природа — более безрассудной, когда человеку благодаря его разуму подчинены все прочие живые существа и вся природа вещей.

Лактаций. О творении Божьем.

Бог, наш Создатель и Родитель, дал человеку чувство и разум, чтобы из этого стало очевидным, что мы рождены Им, ибо Он Сам — познавательная сила, Сам — чувство и разум. Поскольку же Он не наделил прочих животных этой разумной силой, то заранее определил, каким образом жизнь их была бы более защищенной. Он покрыл их соб­ственными шкурами, чтобы они могли легче переносить силу жара и холода. Каждому виду Он дал собственную защиту для отражения.

Лактаций. О творении Божьем.

Чем еще отличаются от них люди, кроме, пожалуй, того лишь, что люди не прогоняют вырос­ших детей, а сохраняют с ними неразрывную и кровную связь? А как насчет того, что птенцы гораздо слабее детей человека, поскольку не сразу рождаются, но вылупляются из яиц, согретых теплом и жаром материнского тела? Когда же они вылупляются, то лишены еще опере­ния и слабы не только для того, чтобы летать, но даже для того, чтобы ходить. Так не безумцем ли окажется тот, кто сочтет, что природа дурно обошлась с птицами, во-первых, потому что они дважды рожда­ются, а во-вторых, потому что рождаются столь слабыми, что должны вскармливаться родителями, с трудом отыскивающими пищу? Но те [философы] вспоминают о более крепких [животных] и оставляют без внимания более слабых.

Лактаций. О творении Божьем.

Итак, выходит, что разум дает человеку больше, чем природа бессловесным животным, поскольку ни огромные силы их, ни крепость тела не могут сделать так, чтобы они не покорялись нами и не нахо­дились у нас в подчинении. Неужели кто-нибудь, когда увидит, что даже луканские быки, имеющие огромные тела и великую силу, слу­жат человеку, сможет сетовать по поводу Бога, Создателя мира, де­скать, Он дал человеку малые силы и небольшое тело, и при этом по заслугам не оценит божественных милостей, оказанных ему? Такой человек неблагодарен или, как мы сказали бы лучше, безумец. Платон, мне думается, чтобы обличить во лжи этих неблагодарных людей, благодарит природу за то, что он рожден человеком. Насколь­ко справедливее и рассудительнее тот, кто считает, что участь человека лучше [участи скотов], чем те, кто предпочел бы родиться скотом! Если бы Бог превратил их в тех животных, участь которых они предпочли бы своей, они наверняка стали бы стремиться к прежнему состоянию, со слезами прося об этом. В самом деле, нет такой мощи и крепости тела, чтобы ради нее отказываться от языка, не стоит свободный птичий по­лет того, чтобы лишать себя рук. Ибо руки дают больше, чем легкость крыльев и возможность летать, а язык дает больше, чем крепость всего тела. Итак, какое же это безумие — предпочитать те [свойства], от которых ты отказался бы, если бы они тебе были даны!

Лактаций. О творении Божьем.

Из этого самого телесного сосуда Он выделил четыре конеч­ности: две сзади, которые у всех служат ногами, а также две ближе к голове и к шее, которые играют разную роль у животных. При этом у скота и у диких зверей они являются ногами, как и задние, у человека же руками, которые созданы не для ходьбы, а для того, чтобы ими что-то делать или что-то в них держать. Есть и третий род [животных], у кото­рого те передние конечности являются не ногами и не руками, а крыль­ями, в которых расположенные в определенном порядке перья служат для полета. Таким образом, одна и та же часть тела имеет разный вид и разные функции.

Лактаций. О творении Божьем.

Ведь Бог, который хотел явить Провидение и могуще­ство Свое через удивительное разнообразие многочисленных творе­ний, поскольку не создал голову этого животного д линной, чтобы слон мог дотянуться ртом до земли, что сделало бы его ужасным и безобраз­ным, и поскольку сам рот его вооружил такими длинными бивнями, что даже если бы он и дотянулся [до земли], бивни не дали бы ему воз­можности брать корм, создал между ними в самом центре морды мягкий и гибкий орган, которым бы он мог хватать и держать что угодно, что­бы величина выступающих бивней и ограниченность шеи не лишали его возможности питаться.

Лактаций. О творении Божьем.

Я не могу в этом месте удержаться, чтобы еще раз не изобли­чить глупость Эпикура. Ведь ему принадлежит весь тот вздор, кото­рый произносит Лукреций. Для доказательства того, что животные были рождены не благодаря удивительному мастерству Божественно­го Ума, а, как у него обычно, случайно, он сказал, что в начале мира родилось множество неких других животных удивительного вида и величины, но они не могли сохраниться, ибо не имели возможности добыть пропитание, вступать в связь и продолжить род.

Лактаций. О творении Божьем.

части тела из-за их безобразного вида, либо защищал из-за их нежности, или же, чтобы животные, размахивая им, отгоняли от тела разных мелких и вредоносных тварей. Если ты отни­мешь этот орган, животное станет несовершенным и беззащитным. Там же, где есть руки и разум, в хвосте нет необходимости, также как и в оперении.

Лактаций. О творении Божьем.

Сама уже широкая грудь, поднятая и открытая очам, обнаружи­вает удивительное великолепие стана. Причина этого в том, что Бог, кажется, одного только человека создал как бы обращенным вверх (ведь ни одно другое животное не может лежать на спине, ибо бессловес­ных животных [Бог] сотворил как бы лежащими на том или ином боку и [словно] прижал их к земле). Поэтому у них грудь узкая, скрытая от взора и обращенная в землю, у человека же — открытая и обращенная вверх, так как, исполненная данного небом разума, она не должна была быть низкой и непристойной.