Ипостась, Лицо, Природа, Сущность, Естество. Свойства в рамках Троичности.

 

Григорий Богослов. Песнопения таинственные. Слово 2, о Сыне.

А слова "не рожденный" и "рождение от Отца" не равнозначительны слову Божество. Иначе кто произвел сии два рода Божества? В отношении к Богу оба они не входят в понятие сущности; естество же, по моему разумению, нерассекаемо. Если Слову принадлежит рождение; то Отец, будучи бесплотен, не приемлет ничего, свойственного плоти (человеческий ум никогда не дойдет до такого нечестия, чтобы помыслить сие); и ты имеешь Сына-Бога, достойную славу Родителя.

Если же ты, суемудрый, желая возвеличить Божество великого Отца и напрасно вселяя в сердце пустой страх, отринул рождение, и Христа низводишь в ряд тварей; то оскорбил ты Божество обоих. Отец лишен у тебя Сына, и Христос не Бог, если только Он сотворен. Ибо все, чего когда-либо не было, принадлежит к тварям; а Рожденное, по важным причинам, пребывает, и всегда будет, равным Богу.

 

Григорий Богослов. Песнопения таинственные. Слово 3, о Святом Духе.

Единица не бесчисленна; потому что покоится в трех Добротах. Троица не в разной мере досточтима; потому что естество нерассекаемо. В Божестве Единица, но тречисленны Те, Которым принадлежит Божество. Каждый есть единый Бог, если именуешь одного. И опять, един Бог безначальный, из Которого богатство Божества, когда слово упоминает о Трех.

 

Григорий Богослов. Песнопения таинственные. Слово 8, о заветах и о пришествии Христовом.

И поелику чрез преступное вкушение пал целый Адам; то, по человеческим и вместе не человеческим законам, воплотившись в честной утробе Жены, не познавшей брака (о, чудо невероятное для немощнейших!), пришел Бог и вместе смертный, сочетавший воедино два естества - одно сокровенное и другое видимое для людей, и из которых одно было Бог, а другое родилось для нас в последок дней. В двух естествах единый есть Бог - мой Царь и Христос; потому что соединен с Божеством и из Божества стал человек, чтобы, явившись среди земнородных другим, новым Адамом, уврачевать прежнего Адама.

 

Григорий Богослов. Песнопения таинственные. Слово 8, о заветах и о пришествии Христовом.

Первое, чистое естество - Троица, а потом ангельская природа; в-третьих же - я, человек, поставленный в равновесии между жизнью и болезненною смертью, я, которому предназначена величественная цель, но достигаемая с трудом, если только, хотя несколько, отверста мною дверь греховной жизни; ибо такой подвиг предназначен Богом моему уму.

 

Григорий Богослов. Песнопения таинственные. Похвала девству.

После же Троицы — светозарные, невидимые ангелы. Они свободно ходят вокруг великого престола, потому что они быстродвижные, пламень и божественные духи, скоро переносящиеся по воздуху. Они усердно служат высоким велениям. У них нет ни супружеств, ни скорбей, ни забот, ни страшного и преступного мятежа страстей. Их не разделяют друг от друга ни члены, ни обители. Все они единомысленны друг с другом, и каждый тождествен сам с собой. Одно естество, одна мысль, одна любовь вокруг неликого Царя-Бога.

 

Григорий Богослов. Песнопения таинственные. О смиренномудрии, целомудрии и воздержании.

А что может быть изречено, откроем сие. Безначальный, Начало, Дух—досточтимая Троица. Безвиновный, Рожденный, Исходящей, и первый—Отец, вторый — Сын и Слово, третий не Сын, но Дух единые сущности—единый в трех Бог и общее поклонение. Ими разрешаюсь от смертного состава.

 

Григорий Богослов. Песнопения таинственные. К Селевку.

чествовать единого истинного Бога, Который есть вечная единица и Троица, Отец с Сыном и с Пресвятым Духом, Троица, раздельная в Лицах, Единица естеством. Посему не сливай Ипостасей численно и, обратно, поклоняясь Богу, не рассекай естества. Одна Троица, один Бог Вседержитель. Такова преутонченная тайна благочестия!

 

Григорий Богослов. Песнопения таинственные. К Селевку.

Так случилось с Савеллием, который приближается к иудееям, и с Арием, который подражает идолослужителям, один сливает Ипостась Лиц, другие злочестиво делят сущность. Но ты неуклонно держись среднего пути; разделяй, сколько нужно, и сочетай, сколько позволительно, потому что Троица сочетавается неслитно, а также и Единица делится нерассекаемо, ибо естество нерассеваемо, а Ипостаси вечно пребывают совершенно неслитными. Будь и ты хранителем сих догматов, и как искренним исполнителем заповедей, так мудрым во всех таинственных созерцаниях, непрестанно преуспевая и никогда не надмеваясь. В таком случае процветет в тебе вящая благодать.

 

Григорий Богослов. Песнопения таинственные. Определения, слегка начертанные.

 Бог есть сущность и первая доброта.

 Мир — сопряжение скоропреходящего и умопредставляемого. А то, что каждую вещь делает той, или иной, естъприрода.

 Природа невещественная — ангел, первая тварь.

 Вещество же — основа для образов, вторая тварь.

 А красота вещества — вид вещества, облеченного в образ.

 Природа звезд — круговращающийся огонь.

 Вода — естество текучее и падающее вниз.

 Душа — природа оживляющая и движущая; с моей же душою соединены разум (λόγος) и ум (νες).

 Под хотением понимаю наклонение ума и встречу чего-то такого, что в нашей власти; но иного и хотеть недолжно.

 

Григорий Богослов. Песнопения таинственные. Стихотворение, в котором Святой Григорий пересказывает жизнь свою.

как легкомысленный и исполненный всех зол город Александрия — эта безумная кипучесть, послал от себя мерзость запустения — Ария, который первый сказал, что не достопоклоняема Троица, неразделимую сущность рассекши на неравные части, в одном естестве разграничил пределы достоинству, отчего и мы разошлись по разным путям.

 

Григорий Богослов. Песнопения таинственные. Стихотворение, в котором Святой Григорий пересказывает жизнь свою.

Так, не по доброй воле, но насильно увлеченный другими, пришел я туда, чтобы стоять защитником слова. Ибо носилась молва о каком-то сборище епископов, которые вводят в Церковь новоявившееся еретическое учение. То соединение с нами Бога-Слова, в какое вступил Он, Сам не изменившись, но прияв на Себя человека, имеющего душу и ум, доступного свойственным телу страданиям, целого прежнего Адама, кроме греха, это, говорю, соединение рассекается в новом учении. И оно вводит какого-то неумного Бога, как бы убоявшись, что ум вступит в противоборство с Богом. Но на таком основании убоялся бы я и телесной природы, потому что она еще намного дальше от Бога. Или, конечно, когда все имело нужду в спасении, определено было полностью погибнуть уму, который преимущественно перед всем надлежало спасти моему Богу, и который более всего погублен в первосозданном, потому что умом и принял он закон, и изменил закону! Но что было оставлено в небрежении, то и надлежало воспринять, и потом да спасет Слово не половину меня, который весь пострадал! И да не бесчестится Бог тем, что будто бы воспринял не целого меня, но один прах, душу неразумную, душу какого-то бессловесного животного, которое, конечно, и спасено, по твоему учению. Да удалит от себя подобные мысли всякий благочестивый! Ибо рассекающие земное благосрастворение, хотя и противоположным образом, однако ж, в некотором отношении равно грешат, как и те, которые необдуманно вводят двух сынов, одного от Бога, а другого от Девы.

Одни худо обсекают, а другие худо удваивают. Если существуют два сына, боюсь, что выйдет одно из двух: или будем поклоняться двум Богам вместо одного, или, если из благоговения не захотим потерпеть сего, Совокупленное поставим вне Божества. Хотя Бог не может потерпеть ничего такого, что терпит плоть, однако же естество человеческое приобщилось всецелому Богу, приобщилось не так, как Пророк, или кто-либо другой из людей боговдохновенных, приобщающийся не к Богу, но к Божьим дарам, а, напротив, приобщилось так, что Бог в естестве человеческом пребывает Своею сущностью, как солнце в лучах. Поэтому да не будет у нас о них слова, если не хотят поклоняться Богочеловеку, как единому и воспринявшему, и одновременно воспринятому, безлетному и подчинившемуся времени, сущему от единого Отца и от единой Матери — двум естествам, сочетавшимся в единого Христа!

 

Григорий Богослов. Песнопения таинственные. Стихотворение, в котором Святой Григорий пересказывает жизнь свою.

Но каково и то, что прекрасный и сладкий источник древней веры, которая досточтимое естество Троицы сочетала воедино и была некогда преподана в Никее, этот, говорю, источник веры, как видел я, жалким образом возмущен был солеными потоками учений, какие распространяли люди сомнительной веры

 

Григорий Богослов. Послание 1, к монаху Евагрию, о Божестве.

Так и теперь предложен­ный тобою вопрос был следующего содержания: как предста­вить себе естество (иной правильнее назвал бы сие сущностью, а не естеством) Отца и Сына и Святого Духа? простым, или сложным? Если оно просто: то как заключаете в себе Три— число наименованных выше? Что просто, то одновидно и нечи­сленно; а что подлежит счислению, то необходимо рассекается, хотя бы и не было счисляемо; и рассекаемое подлежит страданию: ибо сечение есть страдание. Итак, если естество Веесовершенного просто; то напрасно наречение Имен: а если наречение Имен истинно, и должно веровать в Имена; то не имеет уже места одновидность и простота. Посему какое же естество Божие?—спрашивал ты меня.

 

Григорий Богослов. Послание 1, к монаху Евагрию, о Божестве.

Сущность Божия, без сомнения, проста и нераздельна, но самому естеству имея в себе простоту и бестелесность. Но может быть противоречить сему понятое о раздельности имен, числом три уничтожая одновидность Всесовершенного. Неужели же ради одновидности необходимо нам оставить исповедание Отца и Сына и Святого Духа? Никак. Ибо наречение имен не повре­дит нераздельному единству Всееовершенного. Умопостигаемое, хотя и многоименно (у каждого народа оно именуется (весьма многими именами), однако же выше всякого наименования потому что, для умосозерцаемого и бесплотного нет ни одного собственного, имени.

 

Григорий Богослов. Послание 1, к монаху Евагрию, о Божестве.

и самая сущность грубым образом длится на части, представляют в мыслях своих нечто во всех отношениях недостойное Божественного. Нам же, ценителям истины, должно знать, что, боже­ственная и нераздельная сущность Всесовершенного не сложна и едидовидна, но, для пользы нашего душевного спасения, как сказали мы, делится, по-видимому, наименованиями, и допускает не­обходимость деления. Как душа, которая сама есть существо умосозерцаемое, порождает множество;

 

Григорий Богослов. Послание 1, к монаху Евагрию, о Божестве.

Ибо как лучи света, по природе своей имея между собою нераздельное соотношение, от света не отлучаются, друг от друга не отсекаются, и до нас низводят дар света: таким же образом и Спаситель наш и Святый Дух—как сугубый луч Отца, и нам преподают свет истины, и пребывают соединены со Отцем.

 

Григорий Богослов. Послание 1, к монаху Евагрию, о Божестве.

подобным образом и Бог всех благ, Строитель истины, Отец Спасителя, первая вина жизни, стебель бессмертия, источник присносущной жизни, ниспослал нам сугубый, умосозерцаемый дар—Сына и Святого Духа, но Сам и по Своей сущ­ности, не потерпел от сего никакого ущерба (ибо не подвергся какому-либо умалению вследствие пришествия Их к нам). Они, снисшедши к нам, тем не менее пребывают неотлучными от Отца. Ибо, как сказали мы в начали, естество Всесовершенных нераздельно.

 

Григорий Богослов. Послание 3, к пресвитеру Кледонию, против Аполлинария— первое.

Если кто вводит двух сынов — одного от Бо­га и Отца, а другого от Матери, а не одного и того же, то да лишится он усыновления, обе­щанного правоверным. Ибо хотя два естест­ва — Бог и человек (как в человеке душа и те­ло), но не два сына, не два Бога (как и здесь не два человека, хотя Павел (см.: 2 Кор. 4,16) на­именовал человеком и внешнее, и внутреннее в человеке). Короче говоря, в Спасителе есть иное и иное, потому что не тождественно неви­димое с видимым и довременное с тем, что под временем; но не имеет в Нем места иное, и ино­го Сего да не будет! Ибо то и другое вместе — и Бог очеловечился, и человек обожился, или как ни наименовал бы кто сие

 

Григорий Богослов. Послание 3, к пресвитеру Кледонию, против Аполлинария— первое.

Когда же го­ворю «иное и иное», понимаю сие иначе, не­жели как нужно понимать Троицу. Там Иной и Иной, чтобы не слить Ипостасей, а не иное и иное, ибо три Ипостаси по Божеству суть еди­ны и тождественны

 

Григорий Богослов. Послание 3, к пресвитеру Кледонию, против Аполлинария— первое.

Если кто говорит, что во Христе Божество, как в пророке, благодатно действовало, а не существенно было сопряже­но и сопрягается, то он да не будет иметь в се­бе лучшего вдохновения, а напротив, да испол­нится противного! Если кто не поклоняется Распятому, то он да будет анафема и да при­чтется к богоубийцам. Если кто говорит, что Христос стал совершен через дела и что Он, или по крещении, или по воскресении из мерт­вых, удостоен усыновления (подобно как языч­ники допускают богов сопричтенных), да будет анафема, ибо то не Бог, что получило начало, или преуспевает, или совершенствуется, хотя и приписывается сие Христу (см.: Лк. 2, 52), от­носительно к постепенному проявлению. Если кто говорит, что теперь отложена Им плоть и Божество пребывает обнаженным от тела, а не признает, что с воспринятым человечест­вом и теперь пребывает Он и придет; то да не узрит таковой славы Его Пришествия! Ибо где теперь тело, если не с Воспринявшим оное?

 

Григорий Богослов. Послание 3, к пресвитеру Кледонию, против Аполлинария— первое.

Поскольку же, гордясь книгой своею о Троице, они клевещут на нас, будто бы Вера наша не здравая, и многих обольщают; то не­обходимо нужно знать, что Аполлинарий, хо­тя присвоил Святому Духу именование Бо­жества, однако же не сохранил у Него силы Божества. Ибо составлять Троицу из велико­го, большего и величайшего, как бы из сия­ния, луча и солнца (то есть из Духа, Сына и Отца), что ясно написано в его книгах, есть такая лестница Божества, которая не на небо ведет, но низводит с неба. Но мы знаем Бога Отца и Сына и Святого Духа; и это не голые именования, которыми различается неравен­ство достоинств и сил, но единое и тоже как наименование, так и естество Божества, еди­ная сущность и сила.

 

Григорий Богослов. Слово 3. Григорий Богослов оправдывает удаление свое в Понт после рукоположения в пресвитеры и возвращение оттуда; а также учит, как важен сан священства и каков должен быть епископ

В этом догмате для обязанных просвещать других — всего опаснее, чтобы нам, из опасения многобожия, заключив Божество в одну Ипостась, не оставить в учении своем одних голых имен, признав за одно Отца и Сына, и Святого Духа, а также, через уклонение в противное, разделив Божество на трех или разнородных и друг другу чуждых, или неподчиненных и безначальных, так сказать, противоположных Богов, не впасть в равное первому зло, подобно тому, что бывает с кривым деревом, которое чрезмерно гнут в противную сторону. А как ныне в учении о Боге — три недуга: безбожие, иудейство и многобожие, и из них защитником первого Ливийский Савеллий, второго — Александрийский Арий, а третьего — некоторые из числа чрезмерно у нас православных; то какое же мое учение? Избегая всего, что есть вредного в этих трех ложных учениях, держаться в пределах благочестия.

 

Григорий Богослов. Слово 3. Григорий Богослов оправдывает удаление свое в Понт после рукоположения в пресвитеры и возвращение оттуда; а также учит, как важен сан священства и каков должен быть епископ.

Во-вторых, не уклоняться в иудейскую скудость, рассекая естества с Ариевым, справедливо так называемым, умоисступлением, и не приписывать Божескому естеству зависти, ограничивая Божество одним Нерожденным, как бы из опасения, чтобы Бог не потерпел ущерба, будучи Отцом истинного и равночестного по естеству Бога. Наконец, — не вводить избегнутого уже нами языческого многоначалия, и трех начал, как одного другому не противополагать, так и одного с другим не сопоставлять. Не должно быть такими любителями Отца, чтобы даже отнимать у Него отечество; ибо чьим был бы Он Отцом, если бы Сын или наравне с тварью был отделен от Него и разъединен с Ним по естеству (потому что чуждое уже не Сын), или был смешан и слит с Отцом, и, что тоже значит, сливал Его с Собой? Не должно быть и такими любителями Христа, чтобы у Сына не оставлять даже сыновства (ибо чьим был бы Он Сыном, если бы не имел началом Отца), а у Отца не оставлять преимущества — быть началом, принадлежащего Ему, как Отцу и Родителю.

 

Григорий Богослов. Слово 6. О мире, произнесенное в присутствии отца после предшествовавшего молчания по случаю воссоединения монашествующих.

поклонялись Отцу, и Сыну, и Святому Духу, в Которых мы крестились, в Которых уверовали, с Которыми сочетались; познавали Отца в Сыне и Сына в Духе, прежде соединения разделяли, прежде разделения соединяли; не почитали Трех за единого (потому что они не безыпостасны и не одну составляют ипостась, так что богатство наше не в одних именах, но в самой вещи), и верили, что Три суть единое, — единое же не ипостасью, но Божеством — Единица в Троице поклоняемая и Троица в Единице возглавляемая, вся достопоклоняемая, вся царственная, единопрестольная, равнославная, премирная и превысшая времени, не созданная, невидимая, неприкосновенная, непостижимая

 

Григорий Богослов. Слово 13. Произнесенное при рукоположении Евладия в сан епископа Доарского.

Учи поклоняться Богу Отцу, Богу Сыну, Богу Духу Святому, в трех ипостасях, в единой же славе и светлости.

 

Григорий Богослов. Слово 18. Сказанное в похвалу отцу и в утешение матери Нонне в присутствии св. Василия, к которому обращено вступление к данному слову.

Ведая и единого Бога в Троице поклоняемого и три (Ипостаси) в едином Божестве, он не держался ни Савелиева учения об едином, ни Ариева о трех, то есть Божества, как не сокращал и не разлагал безбожно, так и не рассекал на особства, неравные или по величине, или по естеству.

 

Григорий Богослов. Слово 18. Сказанное в похвалу отцу и в утешение матери Нонне в присутствии св. Василия, к которому обращено вступление к данному слову.

не одинаково естество Божеское и человеческое или, говоря вообще, не одинаково естество божественного и земного. В божественном неизменяемо и бессмертно как само бытие, так и все, имеющее бытие, ибо в постоянном все постоянно. Что же бывает с нашим естеством? Оно течет, сотлевает и испытывает перемену за переменой. Поэтому жизнь и смерть, нами так называемые, как ни различны, по-видимому, между собой, входят некоторым образом одна в другую и сменяют друг друга.

 

Григорий Богослов. Слово 20. О поставлении епископов и о догмате Святой Троицы.

Итак, мы поклоняемся Отцу и Сыну и Святому Духу, разделяя личные свойства и соединяя Божество. Не смешиваем трех (ипостасей) в одно, чтоб не впасть в недуг Савеллиев, и единого неделим на три (сущности), разнородные и чуждые друг другу, чтобы не дойти до Ариева безумия.

 

Григорий Богослов. Слово 20. О поставлении епископов и о догмате Святой Троицы.

Ибо в одном случае, из страха многобожия сократив понятие о Боге в одну ипостась, оставим у себя одни голые имена, признавая, что один и тот же есть и Отец, и Сын, и Святой Дух и, утверждая не столько то, что все Они одно, сколько то, что каждый из Них ничто, потому что, переходя и переменяясь друг в друга, перестают уже быть тем, что Они сами в Себе. А в другом случае, разделяя Божество на три сущности, или (по Ариеву, прекрасно так называемому, безумию), одна другой чуждые, неравные и отдельные, или безначальные, не соподчиненные и, так сказать, противобожные, то предадимся иудейской скудости, ограничив Божество одним нерожденным, то впадем в противоположное, но равное первому зло, предположив три начала и трех Богов, что еще нелепее предыдущего.

 

Григорий Богослов. Слово 20. О поставлении епископов и о догмате Святой Троицы.

Ибо чьим будет Сыном, если не относится к Отцу, как виновнику? Не должно в Отце умалять достоинства — быть началом, принадлежащего Ему, как Отцу и Родителю. Ибо будет началом чего-то низкого и недостойного, если он не виновник Божества, созерцаемого в Сыне и Духе. Не нужно все это, когда надобно и соблюсти веру в единого Бога, и исповедовать три Ипостаси, или три Лица, притом — каждое с личным Его свойством. Соблюдается же, по моему рассуждению, вера в единого Бога, когда и Сына и Духа будем относить к единому Виновнику (но не слагать и не смешивать с Ним), — относить как по одному и тому же (назову так) движению и хотению Божества, так и по тождеству сущности.

 

Григорий Богослов. Слово 20. О поставлении епископов и о догмате Святой Троицы.

Соблюдается вера и в три Ипостаси, когда не будем вымышлять никакого смешения или слияния, вследствие которых у чествующих более, чем должно, одно, могло бы уничтожиться все. Соблюдутся и личные свойства, когда будем представлять и нарицать Отца безначальным и началом (началом, как Виновника, как источник, как присносущный Свет); а Сына — нимало не безначальным, однако же и началом всяческих.

 

Григорий Богослов. Слово 21. Похвальное Афанасию Великому, архиепископу Александрийскому.

один умеющий составить плач, равномерный страданиям, оплачет наш позор и омрачение! Начало этому бешенству положил Арий, соименный умоисступлению, который и понес наказание за необузданность языка, по действию молитвы, а не по болезни, приняв конец жизни в нечистом месте и рассевшись, как Иуда, за равное с ним предательство Слова. А другие, наследовав этот недуг, составили из нечестия науку; они, ограничив Божество Нерожденным, изгнали из Божества не только Рожденного, но и Исходящего, чествуя Троицу одним общением имени, или даже итого не соблюдая. Но не так учил этот блаженный, поистине Божий человек и великая труба истины. Зная, что Трех сокращать в одно число безбожно и есть нововведение Савеллия, который первый выдумал такое сокращение Божества, а также Трех разделять по естеству значит вводить в Божество странное сечение, — он и прекрасно соблюл единое относительно к Божеству, и благочестно научил признавать Трех, относительно к личным свойствам, не слив Их воедино и не разделив на трех, но пребыв в пределах благочестия через избежание как излишней преклонности к тому или другому, так и излишнего сопротивления тому и другому. И этим, во-первых, на святом Соборе в Никее, среди этого числа избранных мужей, которых Дух Святой собрал воедино, он, насколько зависело от него, прекратил недуг. И хотя не был еще возведен в сан епископа, однако же удостоен первенства между собравшимися; ибо добродетель уважалась не меньше степеней.

 

Григорий Богослов. Слово 21. Похвальное Афанасию Великому, архиепископу Александрийскому.

он первый, и один, или с весьма немногими, дерзнул стать за истину ясно и открыто, на письме исповедав единое Божество и единую сущность трех (Лиц); и что прежде даровано было великому числу Отцов утвердить в догмате о Сыне, то он богодухновенно преподал впоследствии о Духе Святом, принесши царю подлинно царский и великолепный дар, то есть письменное исповедание благочестия вопреки неписаному нововведению, чтобы препобеждены были Царем — царь, Словом — слова, написанным — написанное.

 

Григорий Богослов. Слово 21. Похвальное Афанасию Великому, архиепископу Александрийскому.

Ибо когда благочестно употребляем выражения: одна сущность и три Ипостаси, из которых первое означает естество Божества, а последнее — личные свойства (idiotataV) Трех, и когда римляне, одинаково с нами понимая, из-за бедности своего языка и из-за недостатка наименований, не могут различать сущности от Ипостаси и потому заменяют слово «Ипостаси» словом «лиц», дабы не подать мысли, что они признают три сущности, тогда что из этого выходит? Нечто весьма достойное смеха и сожаления. Это маловажное состязание о звуках показалось разностью Веры. Потом вследствие споров об этом произошло то, что в выражении «три лица», открыт савеллианизм, и в выражении «три ипостаси» — арианизм. Что ж далее?

 

Григорий Богослов. Слово 22. О мире, произнесенное на общем собрании единоверных, бывшем после примирения.

Для чего вводите не одно простое Божие естество, но или три, между собой разъединенные и расторженные, даже (не странно будет сказать) взаимно противоборствующие по причине то излишеств, то недостатков, или хотя и одно, но скудное, заключенное в тесные пределы, не имеющее свойства быть началом чего-либо великого, потому что Оно не может, или не хочет этого, и не хочет по двум причинам: или из зависти, или из страха; из зависти, чтобы не сопривзошло чего-либо равночестного, — из страха, чтобы не произошло враждебного и противоборствующего? А между тем насколько Бог досточестнее тварей, настолько приличнее первой Причине быть началом Божества, а не тварей, настолько приличнее при посредстве Божества нисходить Ей до тварей, а не напротив, ради тварей созидаться Божеству, как угодно думать умам чрезмерно пытливым и высокопарным. Ибо ежели, исповедуя достоинства Сына и Духа, станем или признавать Их безначальными, или возводить к иному началу, то поистине опасно, чтобы или не обесчестить тем Бога, или не допустить чего-либо богопротивного. Если же (сколько ни возвышаешь Сына и Духа), не ставишь Их выше Отца, то не устраняешь Их от Причины, а напротив, к Ней возводишь и благое рождение и чудное исхождение.

Спрошу у тебя, любитель нерождения и безначалия: кто более бесчестит Бога, тот ли, что почитает Его началом такого Сына и такого Духа какими ты признаешь Их или кто исповедует Его началом не такого Сына и не такого Духа, но подобных Ему по естеству и равных в славе, какими исповедует Их наше учение? Но для тебя много, очень много чести, иметь у себя сына, даже тем больше, чем совершеннее подражает он во всем отцу и служит точным образом родителя. И не так охотно согласился бы ты стать господином тысячи рабов, как родителем одного сына. Ужели же для Бога есть что-либо выше чести быть Отцом Сына, Который служит к усугублению, а не к уменьшению Его славы, равно как и быть Изводителем Духа? Разве не знаешь, что, признавая Начало (понимаю Начало Сына и Духа) началом тварей, не чтишь самого Начала и бесчестишь исходящих из Начала? Не чтишь Начала, потому что полагаешь Его Началом чего-то такого, что мало и не достойно Божества. Бесчестишь и Исходящих из Начала, потому что делаешь Их малыми и не только тварями, но даже чем-то таким, что малочестнее самих тварей, если Они для тварей только существуют, а некогда существовали, как и художнического орудия не бывает прежде художников, даже вовсе не существовали бы, если бы Богу (как будто для Него не довольно только захотеть) не стало угодно сотворить что-нибудь через Них. Ибо все, что бывает для чего-нибудь другого, малочестнее того, для чего оно бывает. Но я, вводя начало Божества не временное, неотлучное и беспредельное, чту и Начало, а равно и Исходящих из Начала, — первое, потому что Оно начало таковых исходящих, и последних, потому что Они так, такими и из такого исходят Начала, не отдельны от Него ни временем, ни естеством, ни достодолжным Им поклонением, суть с Ним едино — но (хотя и необыкновенен такой образ выражения) раздельно, раздельны с Ним — но соединенно, не менее досточтимы — представляемые и познаваемые, как во взаимном между Собой соотношении, так и Каждый Сам по Себе, — совершенная Троица из Трех совершенных. Ибо Божество выступило из единичности по причине богатства, преступило двойственность, потому что Оно выше материи и формы, из которых состоят тела, и определилось тройственностью (первым, что превышает состав двойственности), по причине совершенства, чтобы и не быть скудным и не разлиться до бесконечности.

 

Григорий Богослов. Слово 26. Произнесенное святым Григорием Богословом о себе самом, когда он после покушения Максима занять архиепископский престол в Константинополе возвратился из села.

А первое и величайшее из этих благ — озариться Тобой совершеннее и чище, и познать, что Тебя одну и ту же можно и представлять Единицею и находить Троицею, что Нерожденное и Рожденное и Исходящее — одно естество, три личности, один Бог, который над всеми, и через всех, и во всех (Еф. 4,6), Бог, к Которому ничто не прилагаемо, и в Котором ничто не перелагаемо, не умаляемо, не отсекаемо, Которого отчасти уже постигаем, отчасти стараемся постигнуть, и некогда постигнут, как те, которые хорошо Его искали здесь и в жизни, и в созерцании. Ему слава, честь, держава вовеки. Аминь.

 

Григорий Богослов. Слово 28. О богословии второе.

разве творить значит здесь не более как сохранять в подчинении закону, по которому созданы; духом же и огнем называется естество это, частью как мысленное, а частью как очистительное, потому что и Первая Сущность приемлет те же наименования.

 

Григорий Богослов. Слово 29. О богословии третье, о Боге Сыне первое.

Но ты говоришь: «Нерожденное и рожденное не одно и то же. А если так, то и Сын не одно с Отцом». Нужно ли говорить, что по этому умствованию явно отъемлется божество у Сына или у Отца? Ибо если нерожденность есть сущность Божия, то рожденность уже не сущность; а если последняя есть сущность, то первая — не сущность. Кто оспорит это? Итак, новый богослов, выбирай которое угодно из двух нечестивых положений, если у тебя непременная мысль нечествовать. Потом и я спрошу, в каком смысле взяв нерожденное и рожденное называешь их нетождественными? Если в смысле несозданного и созданного, то и я согласен, ибо безначальное и созидаемое нетождественны по естеству. А если называешь нетождественными родившего и рожденного, то положение несправедливо, потому что они по всей необходимости тождественны. Само естество родителя и его порождения требуют, чтобы порождение по естеству было тождественно с родившим. Или еще так: в каком смысле берешь нерожденное и рожденное?

 

Григорий Богослов. Слово 29. О богословии третье, о Боге Сыне первое.

Ужели и бессмертие, и непорочность, и неизменяемость составляют сущность Божию? Но если так; то в Боге сущностей много, а не одна, или Божество сложено из них; потому что не без сложения они в Боге, если только составляют сущности Его. Но этого не называют сущностью Божиею, потому что оно бывает принадлежностью и других существ. Сущность же Божия есть то, что единому Богу принадлежит и Ему свойственно. Правда, что нерожденность приписывать Единому Богу не согласились бы те, которые вводят и нерожденное вещество и нерожденную идею (а Манихейская тьма да не приближается и к мысли нашей!); впрочем, пусть она будет принадлежностью одного Бога.

 

Григорий Богослов. Слово 29. О богословии третье, о Боге Сыне первое.

Отец есть имя Божие по сущности или по действию; и в обоих случаях хотят завязать нас. Если скажем, что имя Божие по сущности; то с этим вместе допустим иносущее Сына; потому что сущность Божия одна, и ее, как говорят они, предвосхитил уже Отец. А если — имя по действию, то очевидно признаем Сына творением, а не рождением. Ибо где действующий, там непременно и произведение.

 

Григорий Богослов. Слово 31. О богословии пятое, о Святом Духе.

В противном случае, и Отцу недостает чего-то, чтоб быть Сыном, потому что Отец — не Сын. Но это не означает недостатка (откуда быть ему?) и убавления в сущности. Это самое — быть нерожденным, рождаться и исходить, дает наименования, первое — Отцу, второе — Сыну, третье — Святому Духу, о Котором у нас слово, так что неслитность трех Ипостасей соблюдается в едином естестве и достоинстве Божества. Сын не Отец, потому что Отец один, но то же, что Отец. Дух не Сын, хотя и от Бога, потому что Единородный один, но то же, что Сын. И Три — едино по Божеству, и Единое — три по личным свойствам, так что нет ни единого — в смысле Савеллиевом, ни трех — в смысле нынешнего лукавого разделения.

 

Григорий Богослов. Слово 31. О богословии пятое, о Святом Духе.

Итак, не замечаешь ли, что тварь, часть и порождение тождественны? — Как не видеть? — И единосущны они или нет? — Почему же не так? — Итак, признано, что и различно произошедшие могут быть одной сущности. Говорю же это не с тем, чтоб творение или отделение, или иное что-нибудь телесное перенести и на Божество (да не нападает на меня еще какой-нибудь словоборец!), а чтоб все это служило как бы образом умосозерцаемого.

 

Григорий Богослов. Слово 31. О богословии пятое, о Святом Духе.

Так уверен в этом сам я, и желал бы, чтоб со мной всякий, кто мне друг, чтил Бога Отца, Бога Сына, Бога Духа Святого, три личности, единое Божество, нераздельное в славе, чести, сущности и царстве, как любомудрствовал один из богоносных мужей, живших незадолго до нас.

 

Григорий Богослов. Слово 31. О богословии пятое, о Святом Духе.

Ибо равно нечестиво и соединять с Савеллием, и разделять с Арием, — соединять относительно лица, разделять относительно естества.

 

Григорий Богослов. Слово 33. Против ариан и о самом себе.

Но они будут поклоняться Отцу и Сыну, и Святому Духу — единому Божеству, — Богу Отцу, Богу Сыну, Богу (если не огорчишься) Духу Святому, единому Естеству в трех Личностях: разумных, совершенных, самостоятельных и раздельных по числу, но не по Божеству.

 

Григорий Богослов. Слово 34. К пришедшим из Египта.

Господство именуется Богом, хотя состоит в Трех высочайших: Виновнике, Зиждителе и Совершителе, то есть Отце, Сыне и Св. Духе. Эти Три не так разъединены между Собой, чтобы делились по естеству, и не так сжаты, чтобы включались в одном Лице (первому учит арианское буйство, а последнему — Савеллиево безбожие), напротив, Они и единичнее вовсе разделенных, и множественнее совершенно единичных.

 

Григорий Богослов. Слово 34. К пришедшим из Египта.

Но скажу главное: славь с Херувимами, которые соединяют три Святости в единое Господство, и столько открывают Первую Сущность, сколько трудолюбивые могут видеть из-под крыл.

 

Григорий Богослов. Слово 34. К пришедшим из Египта.

Сущего в самом начале, Сущего у Бога, и Бога-Слово признавая Богом и Богом истинным, от истинного Отца, а не благим сорабом, который почтен только одним наименованием Сына, и иного Утешителя признавая несомненно иным от Говорящего, который есть Божие Слово. И когда читаешь: Я и Отец одно (Иоан. 10,30), сосредоточивай мысль на единении Сущности. А когда читаешь: придем к Нему и обитель у Него сотворим (Иоан. 14,2 3), тогда представляй раздельность Ипостасей. Когда же находишь имя Отца и Сына и Святого Духа (Матф. 28,19), представляй три личные свойства.

 

Григорий Богослов. Слово 34. К пришедшим из Египта.

Богословствуй с Павлом, возведенным до третьего неба. Иногда перечисляет он все три Ипостаси и притом различно, не соблюдая одного порядка, но одну и ту же Ипостась именуя то в самом начале, то в средине, то в конце (и для чего же? чтобы показать равночестность естества), а иногда упоминает то о трех, то о двух, то об одной Ипостаси, как бы прочие подразумевая в упомянутых; иногда же действия Божий приписывает Духу, как бы в этом не было никакого различия; иногда вместо Духа ставит Христа, и когда различает Ипостаси, говорит: один Бог, из Которого все, и мы для Него, и один Господь Иисус Христос, которым все, и мы им (1 Кор. 8,6); а когда сводит их в одно Божество, говорит: Ибо все из него, Им и к нему (Рим. 11, 36), —Им, то есть Духом Святым, как видно из многих мест Писания. Ему слава вовеки. Аминь.

 

Григорий Богослов. Слово 37. На евангельские слова: "Когда окончил Иисус слова сии..." и проч. (Матф. 19,1).

Отсеки Ариево нечестие, отсеки Савеллиево зловерие и не соединяй более надлежащего, и не разделяй злочестиво, не совокупляй в единое Лицо Трех и не делай Трех иных по естеству. Похвально исповедовать Единое, если хорошо разумеешь единство; похвально исповедовать и Трех, если правильно разделяешь, то есть допускаешь разделение Лиц, а не Божества. Это предписываю мирянам, это заповедую священникам, а равно и тем, которым вверено начальство.

 

Григорий Богослов. Слово 39. На Святые Светы явлений Господних.

вы озаряйтесь единым и тройственным светом — тройственным в отношении к особенным свойствам, или к Ипостасям (если кому угодно назвать так), или к Лицам (нимало не будем препираться об именах, пока слова ведут к той же мысли), — единым же в отношении к понятию сущности и, следственно, Божества. Бог разделяется, так сказать, неразделимо и сочетается разделенно, потому что Божество есть Единое в трех, и единое суть Три, в Которых Божество, или, точнее сказать, который суть Божество.

 

Григорий Богослов. Слово 39. На Святые Светы явлений Господних.

Словами: из Него (ouc uikoV), Им (di ou) и в Нем (en w), не естества разделяем (иначе не переставлялись бы предлоги или не переменялся бы порядок имен), но отличаем личные свойства единого и несоединенного естества. А это видно из того, что различаемые опять сводятся воедино, если не без внимания прочтешь у того же Апостола следующие слова: Ибо все из Него, и Им, и к Нему (eiV auton): Ему слава во веки, аминь (Рим. 11, 36). Отец есть Отец и безначален, потому что ни от кого не имеет начала.

 

Григорий Богослов. Слово 39. На Святые Светы явлений Господних.

Те, которые нерожденность и рожденность признают за естества одноименных богов, может быть и Адама, и Сифа, из коих один не от плоти (как творение Божие), а другой от Адама и Евы, станут признавать чуждыми друг другу по естеству. Итак, один Бог в Трех, и Три едины, как сказали мы.

Поскольку же таковы Три, или таково Единое, и надлежало, чтобы поклонение Богу не ограничивалось одними горними, но были и долу некоторые поклонники, и все исполнилось славы Божией

 

Григорий Богослов. Слово 40. На Святое Крещение.

храни исповедание веры в Отца и Сына и Святого Духа. Это исповедание вверяю тебе ныне, с ним погружу в купель, с ним и изведу. Его даю тебе на всю жизнь товарищем и заступником — единое Божество и единую Силу, Которая обретается в Трех единично и объемлет Трех раздельно, без различия в сущностях или естествах, не возрастает или не умаляется, через прибавления и убавления, повсюду равна, повсюду та же, как единая красота и единое величие неба. Оно есть Трех Бесконечных бесконечная соестественность, где и Каждый, умосозерцаемый сам по Себе, есть Бог, как Отец и Сын, Сын и Дух Святой, с сохранением в Каждом личного свойства, и Три, умопредставляемые вместе, — также Бог; первое по причине единосущия, последнее по причине единоначалия. Не успею помыслить об Едином, как озаряюсь Тремя. Не успею разделить Трех, как возношусь к Единому. Когда представляется мне Единое из Трех, почитаю это целым; Оно наполняет мое зрение, а большее убегает от взора. Не могу объять Его величия, чтобы к оставшемуся придать большее. Когда совокупляю в умосозерцании Трех, вижу единое светило, не умея разделить или измерить соединенного света. Ты боишься рождения, чтобы не пострадал от чего-либо Бог не страждущий, а я страшусь твари, чтобы не утратить мне Бога, через оскорбление и неправедное рассечение, отсекая или Сына от Отца, или от Сына сущность Духа. Ибо странно то, что у худо взвешивающих Божество не только в Божество вводится тварь, но и сама тварь рассекается опять сама на себя.

 

Григорий Богослов. Слово 42. Прощальное, произнесенное во время прибытия в Константинополь ста пятидесяти епископов.

Начертание же нашего учения одно, и оно кратко; это как бы надпись на столпе, понятная всякому, эти люди — искренние поклонники Троицы. Иной из них скорее разлучится с жизнью, нежели Единое из Трех отлучит от Божества; все они единомудренны; все держатся единого исповедания, одним учением соединены друг с другом, со мной и с Троицею. Подробности же учения изложу сокращенно: Безначальное, Начало и Сущее с Началом — един Бог. Но безначальность или нерожденность не есть естество Безначального. Ибо всякое естество определяется не через то, чем оно не является, но через то, чем оно является; ибо оно есть положение, а не отрицание существующего. И Начало тем, что оно начало, не отделяется от Безначального, ибо для Него быть началом не составляет естества, как и для первого быть безначальным, потому что это относится только к естеству, а не есть само естество. И Сущее с Безначальным и с Началом есть не что иное, как то же, что и Они. Имя Безначальному Отец, Началу — Сын, Сущему вместе с Началом — Дух Святой; а естество в Трех единое — Бог, Единение же — Отец, из Которого Другие, и к Которому Они возводятся, не сливаясь, а сопребывая с Ним, и не разделяемые между Собой ни временем, ни хотением, ни могуществом. Ибо это нас делает чем-то многим, потому что каждый из нас не согласен и сам с собой, и с другими.

 

Григорий Богослов. Слово 42. Прощальное, произнесенное во время прибытия в Константинополь ста пятидесяти епископов.

А таким образом не противоречим мы, познавая Единого по сущности и по нераздельности поклонения, Трех по Ипостасям, или по Лицам, ибо некоторые предпочитают последнее выражение. И да не стыдят себя те, которые спорят об этих выражениях, как будто наше благочестие заключается в именах, а не в деле! Ибо что хотите сказать вы, которые вводят Три Ипостаси? Верно, говорите это не в предположение трех Существ? Знаю, что громко возопите против предполагающих это, ибо учите, что одна и та же сущность в Трех. И вы, употребляющие выражение: Лица, не составляете чего-то единого, но вместе и сложного, совершенно трехличного или человекообразного?

 

Григорий Богослов. Слово 43. Надгробное Василию, архиепископу Кесарии Каппадокийской.

Напротив, мы знаем единую славу Отца — равночестие с Ним Единородного, и единую славу Сына — равночестие с Ним Духа. Чествуя и признавая Трех по личным свойствам и Единого по Божеству, мы рассуждаем, что унизить Единое из Трех значит ниспровергнуть все.

 

Григорий Богослов. Слово 43. Надгробное Василию, архиепископу Кесарии Каппадокийской.

И поборникам Духа нет никакого вреда от малого изменения в выражениях, когда под другими словами узнают они те же понятия, потому что спасение наше не столько в словах, сколько в делах.

 

Григорий Богослов. Слово 45. На Святую Пасху.

света премирного, который в ангелах, первой светлой природе после Первого Естества, из Него источается, — и Света в Троице, Которой составлен всякий свет, от неделимого Света разделяемый и украшаемый.

 

Григорий Богослов. Слово 45. На Святую Пасху.

Бог всегда был, есть и будет, или, лучше сказать, всегда есть, ибо слова был и будет означают деления нашего времени и свойственны естеству преходящему, а Сущий — всегда. И этим именем именует Он Сам Себя, беседуя с Моисеем на горе (Исх. 3,14); потому что сосредоточивает в Себе Самом всецелое бытие, которое не начиналось и не прекратится. Как некое море сущности, не определенное и бесконечное, простирающееся за пределы всякого представления о времени, и естестве, одним умом (и то весьма не ясно и недостаточно — не в рассуждении того, что есть в Нем Самом, но в рассуждении того, что окрест Его), через набрасывание некоторых очертаний, оттеняется Он в один какой-то облик действительности, убегающий прежде, нежели будет уловлен, и ускользающий прежде, нежели умопредставлен, настолько же обнимающий сиянием владычественное в нас, если оно очищено, насколько быстрота летящей молнии озаряет взор.