Первым против икон со всем своим имперским могуществом в целях реорганизации армии и в выступлениях против арабов, отбивавших территории империи выступил василевс Лев Исавр (717-741 гг.)

Наконец, император 17 января 729 г. снова пригласил патриарха на закрытое совещание верховного совета (σιλεντιον) и на нем решительно поставил вопрос об иконах. Патриарх пространно возражал, но, видя свою безуспешность, сложил с себя знаки сана и сказал: "Если я Иона, бросьте меня в море, но, Государь, без вселенского собора не подобает ничего менять в вере". Св. Герман удалился в свое имение Платанион и там прожил до скорой своей смерти в преклонном возрасте старше 90 лет.

Еще пред этими решающими моментами [http://days.pravoslavie.ru/Life/life1047.htm]св. Герман Константинопольский (715-730 гг.)[/URL] писал папе Григорию II ο своем сопротивлении императору. Сохранился ответ Григория II, в котором папа приветствует св. Германа, как своего собрата и борца за церковь. Действительно, св. Герман при всей тихости своего нрава был плотиной, сдерживавшей назревшее иконоборчество в церкви.

Возведенный тотчас после его смерти на патриаршество Анастасий издал свое циркулярное послание (συγγραφήν), в котором дал церковную санкцию на борьбу против икон. Никакого другого указа самого императора Льва в 730 г. против икон не было. Одна эта воля патриарха открыла новую страницу иконоборчества внутри иерархии. Многие рабски пошли по модной официальной дороге. На Востоке опять распространилась мода на еретичество.

Общеизвестно выступление выдающегося по образованности грека Иоанна, ставшего статс-секретарем при калифе Дамасском, в защиту икон. В этом некий парадокс. Высокопоставленный министр в державе, враждующей со всякого рода иконами, выступает защитником икон, тогда как в самой православной греческой державе открывается война против них с высот трона и верхушки иерархии. Знамениты послания Иоанна Дамаскина в защиту икон. Первое из них было написано вскоре после 726 г., а два следующие - после водворения на патриаршестве Анастасия, т. е. после 730 г.

Желая отомстить Иоанну, Лев писал калифу, что Иоанн - изменник калифу. Позднейшее житие (XI в.) рассказывает по этому случаю ο чуде воссоединения руки Иоанна, отсеченной калифом. Напротив, злобствовавший против Иоанна иконоборческий собор 754 г. изображает Иоанна врагом Византийской империи и арабским патриотом. Некоторые новые историки считают, что выступления Иоанна против Льва могли считаться полезными арабским державам, ибо в укор Иоанну византийцы ставили его арабское фамильное прозвище "Мансур", т. е. "помощник в победе". Так прозван был один грек, помогший арабам взять Дамаск. Может быть, от него и происходил Иоанн Дамаскин. То есть фамилия Иоанна и он сам считались друзьями калифов и пользовались их доверием, вопреки рассказу жития.

После смерти льва III на трон восходит Константин V (741 - 775) ещё более ужасный властитель и развратник.

При нём собирается иконоборческий собор 754 года.

Главным борцом за иконопочитание и человеком созвавшим 7 Вселенский Собор впоследствии становится жена сына Константина V Ирина


Некоторое богословие по теме.

После библейских данных (херувимы скинии и храма) собор доказывал цитатами из отцов психологическую естественность и ценность икон в религии. На этом пути собор очень заботливо отбросил ханжеский и фальшивый аргумент иконоборцев, направленный против искусства вообще в области религии. Собор рассуждал: "Значит, искусство живописца есть занятие священное и совсем не таково, чтобы его осмеивать". - "Святые отцы представляют живописца человеком, творящим благочестивое дело". - "И к каким странным выводам мы придем, если, подобно иконоборцам, будем отвергать религиозное искусство? Значит, и плотник, вытачивающий крест, должен называться жалким плотником? И каменщик, высекающий и формирующий святую трапезу, есть также жалкий каменщик? И золотых, и серебряных дел мастера, и ткач тоже? Не следует ли, по их мнению, бросить всякое знание и художество, дарованное Богом ради славы Его. Неужели иконоборцы не знают, что Сам Бог в Ветхом завете освятил искусство, повелев Веселиилу приготовить все нужные украшения для Скинии?"

Как мы уже говорили ο соборе 754 г., его ханжеский поход против искусства отвергал в принципе и всякое знание, и всякое богословие, и всякую мысль и слово человеческое, как орудия выражения догматов. Это было не только лицемерное напускное варварство, но и просто дуализм, отвергающий святость всего материального. VII собор православно восстает против этой скрытой ереси монофизитства и дуализма и защищает вместе с искусством и "всякое знание и художество, как дарованные Богом ради славы Его". Просветительский либерализм иконоборцев таким образом оказывается мракобесием, а богословие VII собора - благословением науки и культуры, самым глубоким и непререкаемым.

Самое ходячее выражение иконоборцев против "рукотворных" икон - ссылку на образ евхаристии, собор также победоносно отвергает: "Ни один из апостолов и евангелистов не называет нигде бескровную жертву образом плоти Христовой. Если некоторые отцы, например, Василий Великий и Евстафий Антиохийский, и называют бескровную жертву - хлеб и вино - "вместообразными", то так они называют только до момента преложения их в истинную Кровь и Плоть Господа. Учить, как учат иконоборцы, значит отрицать преложение Святых Даров".

Собор уточняет и образ почитания икон: только ли почтительное, благоговейное лобызание или же и поклонение? Собор точно установил, что не только лобызание, но и поклонение - προσκυνησις, однако не λατρεια, т. е. служение, приличествующее одному только божественному естеству. Для пояснения ссылались на одно место из св. Анастасия, епископа Феопольского: "Мы поклоняемся и святым людям, и ангелам, но не служим им, как богам, ибо Моисей говорит: Господу Богу твоему поклонишися и Тому Единому послужиши. Смотри, при слове "послужиши" прибавлено "Единому", а к слову "поклонишися" не прибавлено. Значит, поклоняться можно и не Богу, потому что поклонение есть выражение почтения, служить же нельзя никому, кроме Бога".


После Вселенского Собора кризис вновь обостряется, сын Ирины пытается выйти из под её покровительства и начинаются локальные перевороты и борьба за власть.

В 797 году Ирина жестока расправляется со своим сыном Константином VI, которого ослепляют и жестоко убивают там же, где он и родился.

В это же время патриарх Тарасий освободился от политической необходимости покрывать грешный брак Константина с Феодотой и наложил для успокоения зилотов запрещение на совершителя его, авву-иконома Иосифа. Ирина воцарилась снова единодержавно (797-802 гг.). Это был первый, но не единственный случай единодержавия женщины на византийском троне. В этот момент возник проект: Ирине соединиться браком с Карлом Великим и создать вновь единую Корону объединенной Империи Востока и Запада. Папы еще мыслили себя политическими подданными византийских императоров, но реальную помощь получали все более и более от новых королей Запада. И в данном случае папа Лев III (795-816 гг.), переживавший в Риме большие смуты, не получал помощи от Константинополя, а только от Карла Великого. Понятно, что он уступил просьбам Карла венчать его титулом императора. Это и состоялось в Риме 25 декабря 800 г.

Это мыслилось, не как создание Западной Римской империи, а как введение Карла Великого во власть над единой Римской империей. Ведь и древние (IV-V вв.) разделения императорской власти мыслились в единой империи. В настоящий момент, при свержении в 797 г. Константина VI, папа и Карл считали царский трон единой империи вакантным, ибо единовластие женщины - Ирины - считалось незаконным. Карл Великий, таким образом, становился претендентом на трон и в Константинополе, и на всем Востоке. В западных летописях после имени императора Константина VI стали ставить имя Карла Великого. И в Константинополе относились к этому однозначно: Карл Великий рассматривался, как бунтовщик из западных провинций против законных василевсов. Β Константинополе после Ирины все равно избрали бы своего императора, не обращая внимания на Карла. И потому Карлу пришлось подумать, как реализовать "свою, римскую", власть на Востоке. Возник план Карлу жениться на Ирине. Β Константинополь едет от папы Льва III и Карла посольство с предложением Ирине вступить с Карлом в брак и "соединить восточные и западные области". Таким путем Карл надеялся добиться признания его со стороны Византии. И Ирине показалось соблазнительным восстановить реально границы империи в широте эпохи Константина Великого. И могло бы случиться так, что в Константинополь прибыла бы франкская династия. Но самозамкнувшееся и сузившееся греческое самосознание не вместило этой, может быть, победоносной возможности. Махнув рукой на Запад, византийцы загипнотизировали себя только своими греческими интересами.

Свергнувший Ставракия временщик, евнух Аэций, уже наметил на место бездетной Ирины своего брата Льва. Это, в свою очередь, возбудило соревнование других патрициев. Дело дошло до заговора против Ирины. Β 802 г. она была свергнута с престола патрицием логофетом (министром финансов) Никифором (802-811 гг.). Ирина была лишена всего имущества и сослана на остров Лесбос, где вскоре и скончалась (9 августа 803 г.) печальной инокиней, хотя и без пострига, предавшись аскезе.

Вскоре после смерти Ирина была канонизована. Ее печальный и подвижнический конец вселил убеждение в ее покаянии. Но летописцы не забывали трагедий ее жизни и вспоминали их, подчеркивая контраст с ее репутацией вообще. Так, например, Георгий Амартол передает ходячую версию об ослеплении сына: "Мать царя приласкала всех и, склонив на свою сторону дарами, выжидала удобного случая, чтобы воцариться самой. И вот, когда царь прибыл во дворец (15 августа 797 г.), вельможи, сторонники его матери, в ее отсутствие в той комнате, где он родился, ослепляют его страшно и немилостиво. Тогда померкло солнце на 17 дней, так что корабли блуждали по морю и все говорили, что солнце затмилось из-за ослепления царя". Дорофей Монемвасийский удивляется контрастам в личности Ирины: "О чудо! Одна женщина с ребенком восстановила благочестие! Но она же стала и "детоубийцей"!

Старый историк Шлоссер выражается так: "Ирина была религиозна, но у неё, как и у всех женских и избалованных блестящей обстановкой натур, религия была более средством, чем целью". И по этому случаю он вспоминает даже злые слова Вольтера: "Набожность у женщин соединяется с любовью, с политикой, даже с жестокостью".