События после Халкидона.

Несмотря на кажущуюся красоту соборного ороса, принятие Собора всей полнотой Церкви всё же затянулось и причиной этого затягивания вообщем служила та самая Аполинариева формула Одна природа Бога Слова воплощённая. Принявших Халкидон называли скрытыми несторианами, ссылаясь на Кириллову формулу и анафематизмы, которые в целом являлись действенным основанием для монофизитсва. Считали, что авторитет св. Кирилла положили под нож Папе Льву, большая часть Церквей отпадает продолжая исповедывать Кириллову христологию и формулу согласительного исповедания, православную из двух природ.

Папские легаты, заостряя предлагаемые формулы и затушевывая бывшие в употреблении компромиссы (433 г.), еще раз доказали, что они не понимали психологии Востока. А что императоры ошибались в догматике (а не только в тактике) и очень грубо, им это простительно. Но у императоров была непростительная для них особая ошибка. Они были слепы в своей политической, небогословской сфере. Они упустили опасность сплетения монофизитского кризиса с национальными вопросами Восточной Римской империи.

Уже несторианство определилось, как национальное движение. Несториане сами назвали себя "халдейскими христианами", т. е. народом восточносирского языка.

Монофизитство задело тех же сирийцев, армян, коптов.

Непосредственно после Собора восстаёт Палестина движимая вдовой императора Феодосия II Евдокией, противницей Пульхерии и другими аввами монастырей. И опять к ним примыкают монашествующие, это уже стало традицией :) Изгоняют патриарха Ювеналия Иерусалимского, как предателя формул Кирилла, хоть и участника монофизитского Собора 449 года. Восстание в общем идёт против 4 ВС, говоря о возращении к вере отцов Никеи и Кириллу.

Усмирили восстание силой, царская чита и папа Лев писали монашествующим, Евдокия не смирилась, но увидев кару Божью в убийстве зятя, западного императора и пленении её дочери и внука смирилась.

Смута продолжалась и в Египте. В Каппадокии против Фалассия мутил монах Георгий. В самом Константинополе - ряд игуменов. Но особенно бунт разросся и углубился в Египте. Диоскор был уже сослан в Пафлагонию, в Гангры, где вскоре и умер. На его место под протекторатом префекта произведены были выборы нового епископа. Клир и высшее общество, до сих пор благоволившие провалившемуся Диоскору, приняли нового епископа мирно. Тем более, что выбранным оказался пресвитер Протерий - доверенное лицо Диоскора. Но монахи подняли чернь, которая кричала, что при живом Диоскоре незаконны выборы. Пришлось действовать войском. Но власть недооценила силы бунта. Войска отступили в Серапеум (в языческий храм и часть Университета). Но там их чернь осадила и сожгла живыми. Тогда правительство мобилизовало надлежащую силу, и город был завоеван. В наказание население африканской столицы лишено было казенной раздачи хлеба, бань и театров. Но "низы" продолжали сопротивляться Протерию. Получалось положение гражданской войны на явно вырисовывавшемся фоне национального сепаратизма.

Пришлось лишить мест за причастность к оппозиции и некоторых епископов. Но сама оппозиция не умирала под политическим прессом. Поводом к ее обнаружению послужила смерть Диоскора в ссылке в Ганграх в 454 г. Власти помешали бунтовской попытке выбирать Диоскору преемника при поставленном уже Протерии. Из столицы послан был в Египет силенциарий Иоанн со специальной задачей мирить оппозицию с Протерием, но успеха он не имел. Лидерами оппозиции были приверженцы Диоскора, устроители вместе с ним Разбойничьего Ефесского собора 449 г.: пресвитер Тимофей Элур и диакон Петр Монг. Они осуждали Евтиха и его доктрину и ограничивались приверженностью только к Кириллу. Стало быть, они расходились в этом и с Диоскором, провозгласившим в Ефесе 449 г. Евтиха православным. Эти приверженцы Кирилла не хотели слышать ни ο "двух природах", ни ο томосе Льва, ни ο Халкидонском соборе. Щадя Диоскора, поясняли, что он низложен не за ересь, а за дерзкое отлучение папы Льва. Да он и прав был в этом, ибо папа Лев - несторианин. Через силенциария Иоанна Тимофей Элур и Петр Монг изложили эти взгляды императору Маркиану. Но Протерий, законно защищая себя, должен был соборно того и другого низложить.

Отступления от Халкидона происходило и на высоком уровне в среде императоров, так Василиск (475-476 гг.) издал Энкиклион по программе Тимофея Элура, в котором признал два Ефесских собора и отверг, как заблуждение Евтиха, так и "вероучительные новости" Халкидонского собора. Вызываемые для подписи этого акта епископы в подавляющем большинстве (свыше 500!) подписались. Несогласные низлагались, неподписавшие представительные персоны, даже светские, подверглись конфискации имущества и ссылкам.

Тимофей Элур упивался победой. Александрийские моряки, бывшие в столице, в Золотом Роге встретили Тимофея взвинченной манифестацией. Толпа запрудила дорогу, прося благословения. Апартаменты Тимофею были отведены в дворцовых постройках. Акакий был смущен. Тимофей Элур требовал уже себе торжественного входа в Св. Софию. Но константинопольские монахи спасли положение. Они закрыли перед Тимофеем двери всех церквей столицы. И... Акакий рискнул не подписать Энкиклион. Косвенно на подмогу Акакию пришло и недовольство "евтиховцев" борьбой с ними Тимофея Элура. Таким образом в столице Тимофей провалился. Ему посоветовали вовремя уносить ноги. Он сел на свой верный корабль и по пути в Александрию зазван был в Ефес. Это был город александрийских триумфов в борьбе с Константинополем: Кирилла против Нестория, Диоскора против Флавиана. Халкидонский собор здесь не любили за его 28-е правило. В Ефесе, в пику 28-му правилу, был поставлен епископом Павел. Акакий вмешался и удалил его. Тимофей Элур в Ефесе возглавил собор епископов Асии. Этот собор признал автономию Ефеса, якобы, нарушенную Халкидонским собором. Этот Ефесский собор объявил самого Акакия низложенным и послал ο своих деяниях извещение императору. После этого Тимофей триумфатором прибыл в Александрию. Был вечер. Толпа встретила его при свете факелов. Тимофей Салофакиол был изгнан. Тимофей Элур "великодушно" позволил ему поселиться в монастыре в Канопе. И даже положил ему ежедневное грошовое содержание, к неудовольствию крайних. Останки Диоскора из малоазийских Гангр были перевезены в Александрию и положены в усыпальнице всех архиепископов.

Патриарх Акакий оказался твердым на фоне нетвердости епископата. Он прозревал политическую неустойчивость власти Василиска. И решил переждать. Действительно, началось политическое брожение, захватившее даже Сенат. Посланные против Зинона в Исаврию два генерала (Илл и Трокунд - оба исаврийцы) вскоре сговорились с Зиноном. Этим был предрешен конец Василиска.

Между тем Акакий своим противлением Энкиклиону вызвал симпатии масс и особенно симпатии авторитетного подвижника Даниила - сирийца, подражателя подвигу Симеона Столпника. Никогда не сходивший со столпа (даже зимой - до обледенения) Даниил ради опасности, грозящей вере, сошел со столпа и участвовал в процессии вместе с Акакием, приведя в движение весь город. Василиск трепетал. Из Исаврии пришла весть об измене. Зинон приближался к Константинополю. Василиск в испуге издал в отмену своего Энкиклиона Антиэнкиклион (Αντεγκυκλιον), возвращавший церковные дела в прежнее положение. Но это его не спасло. Зинон вошел в Константинополь. Василиска с детьми заключили в тюрьму в Каппадокии, откуда они и не вышли.

Таким образом Зинон принес иерархии освобождение от Энкиклиона, под которым были подписи свыше полутысячи епископов, предавших этим Халкидонский собор! Теперь эта иерархическая масса с радостью приветствовала свое освобождение от бывшего насилия. Очень поучительный и для наших дней урок...!

Тимофей Элур в Александрии не ожидал такого поворота. Он думал, что по традиции (Феофила - Кирилла - Диоскора) он восторжествовал над дерзким Константинополем. И вдруг "фараон" снова оказался побит! Власти уже ехали, чтобы арестовать и увезти его в ссылку, но старик заболел и умер (477 г.). Монофизиты успели устроить ему преемство. Из Элурова епископата в момент смерти Тимофея в Александрии находился лишь Федор, епископ Антинойский. Он и решил единолично рукоположить диакона Петра Монга во епископа. Петр Монг, совершив погребение Тимофея Элура, скрылся от ареста. Православный епископ Тимофей Салофакиол был вызван из неволи, водворен на епископском месте, и александрийские церкви силой власти переданы были ему. Но они пустовали. Народ был на стороне местного монофизитства и сопротивления Халкидону. Акакий извещал папу Симплиция ο победе. Но Восток этой победе не поддавался. Β Палестине и Сирии монофизиты усиливались и выживали халкидонцев. Египет пока шел по воле правительства, но там лишь немногие "приняли к сердцу Халкидон". Акакий знал, что при таком равнодушии большинства на нем, как на первенствующем епископе, лежит вся ответственность за ход вещей на Востоке. В этом он убедил Зинона, и тот на него всецело полагался, чтобы удержаться за Халкидонский собор. Но раз центр интереса полагался в политике, то и нельзя было ждать абсолютной церковной устойчивости.

В Палестине преемник Ювеналия Анастасий охотно подписал Энкиклион.

Видя сопротивление Зинон позже отступает от Халкидона выпуская Энотикон (Ενωτικον), документ в принципе православный, но из-за скрытия углов идущий всё же против Халкидона, так как не упоминает о них, монофизитам же мало, им мало умалчивания, они хотят громить формулы Халкидона. Трясёт всех, Александрию, Антиохию, ветер то в одну, то в другую сторону. Епископы подписывали документ и превращались в монофизитов.

35-летнее разделение церквей (484-519 гг.) из-за Энотикона.

Папа Симплиций все время упрашивал столицу изгнать Петра Монга. Каково же было его изумление, когда он в 482 г. получил известие ο непризнании избранного на Александрийскую кафедру Иоанна Талайи и продвижении на его место Петра Монга. Папа написал императору об отмене такого назначения и Акакию - об осведомлении: в чем дело?

Акакий не ответил ни слова (!). Папа Симплиций болел и скоро, в 483 г., умер. Β это время прибыл в Рим Иоанн Талайя и подал папе формальную жалобу на Акакия. Новый папа Феликс III реагировал чисто в римском духе. Он послал в Константинополь двух епископов и одного юриста (дефенсора Тутуса) с письмом к императору и Акакию. Посольству даны были инструкции держать связь с акимитами, как твердыми защитниками Халкидона. Легатов сразу по прибытии в Константинополь взяли под почетный арест. Письма у них отобрали, убедив отдать их добровольно. Те сдались и согласились сослужить с Акакием. Β их присутствии Акакий внес имя Петра Монга в диптихи. Это значило, что римская церковь публично признает положение, созданное Энотиконом. Но акимиты возмутились этой дипломатией и донесли в Рим. Возвратившиеся легаты нашли папу уже осведомленным и разгневанным. 28 июля 484 г. Римский собор из 77 епископов низложил легатов и отлучил их, а также низложил и дерзкого патриарха Акакия. Β вину Акакию вменялось то, что он позволил императорской власти распоряжаться судьбой Халкидонского собора, не известив папу, который был одним из создателей этого собора. Сверх этого Акакий виноват в том, что не откликнулся на запрос папы и злоупотребил доверчивостью папских послов. "Multarum transgressionum reperivis obnoxius", - писал папа в отлучительном письме. "Ты лишен священства, отлучен от кафолического общения и от числа верных. Ты не имеешь больше права ни на имя иерарха, ни на священные действия. Таково осуждение, которое налагается на тебя судом Духа Святого и властию апостольскою, носителями каковой мы являемся".

Дефенсор Тутус был уполномочен Римом привезти в Константинополь беспощадный папский приговор. Тутусу удалось тайно проскочить через проливы и тайно передать приговор акимитам. Смельчаки из акимитов ухитрились приколоть копию приговора к омофору патриарха во время служения его в Св. Софии. Акакий наказал виновных и вычеркнул имя папы Феликса из диптихов. Так начался 35-летний разрыв церквей.

Закончился он, когда в Константинополе всё пришло в норму.

Итак, Константинополь воспринял программу Виталиана - воссоединение с Римом. Юстин отправил с комитом Гратом донесение папе Гормизду с предложением, чтобы приехал и сам папа. Направлены были письма и императору Теодориху. К папе написали письма не только император Юстин и патриарх Иоанн, но и молодой Юстиниан. Последний не был еще соимператором, но фактически, очевидно, уже считался таковым. Β начале 519 г. Рим прислал делегацию. Β ее составе был диакон Диоскор родом из Александрии, специалист по греческому языку и восточной церкви, пользовавшийся абсолютным доверием папы Гормизда. Ни на Востоке, ни на Западе собора не просили, и папа думал достичь цели более простым, римским, путем. Он прислал свое мнение в форме папского libellus для простой подписи восточных епископов поодиночке. Для Востока такая форма звучала ультиматумом. Вот что предлагалось папой для простой подписи.

"Первое условие спасения, - пишет папа, - состоит в соблюдении правила православной веры и держании отеческих преданий. Поскольку не может быть отменено изречение Спасителя "ты еси Петр и на сем камени созижду церковь Мою", то сказанное подтверждается и на самом деле.

На апостольском престоле всегда невредимой сохраняется православная вера. Не желая отпадать от этой веры и следуя во всем установлениям отцов, мы предаем анафеме Нестория, Евтиха, Диоскора, Тимофея Элура и Петра Монга Александрийских, подобным же образом и Акакия, бывшего епископа Константинополя, ставшего их сообщником и последователем, а равно и тех, которые упорствуют в общении и соучастии с ними.

Посему, как мы выше сказали, следуя во всем апостольскому престолу, мы и проповедуем все, что определено им, обещаясь в будущем времени не поминать при совершении св. таинств имена отлученных от общения кафолической церкви, т. е. не соглашающихся во всем с апостольской кафедрой.

Если же я от этого исповедания позволю себе сделать какой-нибудь обратный шаг, то и сам подпадаю под осуждение тех, кого я сам осудил".

Первый приезд римского папы в Константинополь.

Установившееся единение между Римом и Константинополем открыло возможность эпизоду, еще не бывалому до сих пор, - личному приезду римского папы в Константинополь и служению его в Св. Софии.

Это было весной 526 г. при преемнике Иоанна Константинопольского Епифании и при преемнике Гормизда св. Иоанне I. Владыка Италии Остготский король Теодорих был возмущен актом Юстина, изгнавшим ариан (главным образом его соплеменников - готов) из столицы, отобравшим их церкви и насильственно обратившим некоторых из них в православие. Теодорих понудил депутацию во главе с папой ехать в Константинополь и там добиться отмены такого постановления. Такая миссия для папы, как ходатайство за еретиков, была, конечно, унизительна, но принуждение было выполнено. Папа был встречен с почетным сочувствием. Император Юстин со множеством народа вышел навстречу папе за 12 миль от города и при встрече низко склонился пред папой. Это было в конце великого поста. В первый день Пасхи папа Иоанн I служил литургию в Св. Софии на латинском языке. Для возвышения авторитета папы пред Теодорихом император Юстин, уже коронованный в 518 г. у себя дома Константинопольским патриархом Иоанном, пожелал, чтобы папа Иоанн I еще раз короновал его.

Все просьбы Теодориха были исполнены, кроме одной - возврата в арианскую ересь уже присоединенных к православию готов. Этого было достаточно, чтобы возвратившаяся на Запад депутация была брошена Теодорихом в тюрьму, где через несколько дней папа Иоанн I и умер.

В 535 году в Константинополь вновь приезжает Папа и на фоне монофизитских перетрубаций и стремления к единству убирается монофизитский Патрарх и ставится Папой Халкидонский.

Монахи 67 константинопольских монастырей и апокрисиарии восточных епископов, бывшие в Константинополе, подали просьбу папе - разогнать монофизитский "штаб", образовавшийся в столице. Папа передал эти просьбы Юстиниану, но сам был поражен внезапной болезнью, слег и вскоре умер.

После папы Иоанна I это был уже второй случай, когда визит папы в Константинополь закончился смертью папы. Если принять во внимание и будущие тяжелые переживания пап в Константинополе (Вигилия и св. Мартина I), то понятными становятся неприятные ассоциации латинян, связанные с греческой столицей, с этим раздражающим их "псевдонимом" Рима.

Пришедшие с папой епископы и диаконы (среди них Вигилий) приняли участие в соборе, на котором новый патриарх Мина выслушал обвинение православных монахов и жалобы на развитие тут монофизитской интриги. Бывшего патриарха Анфима искали и не нашли. Судили заочно и лишили, как Трапезундской кафедры, так и самого священства. Обвинения против Севира и др. были подтверждены, и император вынужден был удалить их из столицы. Эти постановления были подтверждены отдельным императорским указом 536 г., и Севиру с компанией пришлось удалиться. Таким образом, Юстиниан принес в жертву соглашению 518 г. с Римом увлечение Феодоры монофизитством. Вот почему теперь Феодора поставила себе целью найти папу, который, если бы не отрекся от Халкидона, то согласился бы затушевать, заглушить его голос. Таков смысл ее дальнейшей политики.

В это время Феодосий, патриарх Александрийский, должен был под давлением "гайянистов" бросить свой кафедральный город. Но он прибыл в Константинополь в невыгодную для себя минуту. Ему предложили признать Халкидонский собор. Феодора надеялась, что он согласится, но все было напрасно. Его отставили от кафедры и не отпустили в Египет, а указали место жительства в 30 милях от Константинополя, в крепости Деркос (у Черного моря). Там поместили и многих других монофизитских монахов. Императрица заботилась, чтобы они там не страдали. Но полиция пресекла им пути сношений и пропаганды.

Тем не менее, всё это брожение не переставало, Феодора тянула одеяло в одну сторону, император в другую, тем самы подспудно продолжая раздувать пламя.
Севир ушел в Египетскую пустыню и вскоре, в 538 г., скончался и был погребен в монастыре Эннатон.

Вигилий происходил из аристократической римской фамилии. Рукоположен был в диаконы папой Бонифацием II, по смерти которого (532 г.) стремился стать его преемником через протекцию готского правительства. Но с переходом в 536 г. Рима в руки Византийского двора Вигилий, естественно, перенес свои расчеты на протекцию Константинополя. В 533 г. он приезжает туда апокрисиарием от Рима. Когда в 536 г. в Константинополь прибыл папа Агапий, Вигилий уже снискал благоволение Феодоры. А Феодора сделала ставку на него, как на будущего папу, который согласится на смягченное толкование формул Халкидона с прибавкой повторных анафем на несториан в угоду массам Востока. Когда Агапий скончался в Константинополе (536 г.), Вигилий с его телом поспешил вернуться в Рим в расчете пройти теперь же на выборах в преемники Агапия. Но... опоздал, - был уже избран Сильверий, оказавший Велизарию прямую услугу при захвате Рима. Однако пришел приказ из Константинополя - обвинить Сильверия в политической измене, убрать его и заменить Вигилием. Тогда Велизарий и особенно жена его Антонина цинично провели искусственный клеветнический процесс против Сильверия, и он был удален в ссылку, а на его место поставлен Вигилий. Ценой этой неправды Вигилий стал папой. Но на нем повисли тяжелые обязательства пред Феодорой, а потом и пред Юстинианом. Дорогая расплата за карьеру стала завязкой не только личной драмы Вигилия, но и болезненной драмы всего V Вселенского собора.

Вопрос по Оригену и V Вселенскому Собору.

В эту драму внешне вплетается эпизод борьбы Юстиниана с монахами-оригенистами и оригенизмом. Нужно подчеркнуть, что благодаря неточности учебников распространилось ошибочное мнение, будто Ориген и его учение анафематствованы V Вселенским собором, чего на самом деле не было. Дело оригенистов разбиралось, и осуждение Оригену вынесено местным Константинопольским собором, который предшествовал V Вселенскому собору в том же 553 г. Положение было так остро, что Юстиниан после этого вынужден был разгромить палестинских оригенистов военно-полицейскими мерами. Пункт второй сводится к тому факту, что один из тайных вождей оригенизма, митрополит Кесарие-Каппадокийский Феодор (Аскида), проживал длительно при дворе Юстиниана на положении придворного епископа и приближенного советника императора по делам церковным и богословским. Когда разгорелось с 539 г. дело об оригенизме палестинского монашества, Юстиниан увлекся этим вопросом как богослов-любитель, и к 545 г. сам написал против оригенизма остро обвинительный трактат, закончив его 15 анафематизмами. Не мобилизуя пока никаких соборных органов церкви, Юстиниан с кесаро-папистической убежденностью сам берет на себя инициативу догматических суждений и приговоров, приглашая церковную соборность только присоединить свою подпись к оформленному уже решению автократора. Он издает свое догматическое суждение в форме эдикта (543 г.) и адресует его патриарху Мине с просьбой одобрить его через постоянный собор при патриархе, а затем потребовать от лица этой практически высшей инстанции церковной власти в патриархате, от всех епископов и всех игуменов монастырей, чтобы они беспрекословно подписали царский эдикт. Такое же властное предложение было отправлено и другим патриархам, и папе Вигилию. И все на этот раз охотно, без борьбы подписали. Подписали его лукаво и цинично и Феодор (Аскида), и его единомышленник Дометиан Анкирский, но задумали взять реванш обходным путем. Им - оригенистам - была ближе александрийская линия богословия и за ней - монофизитская, чем линия римская, оправдывавшая антиохийскую школу. Надо было решительно осудить ее главарей, а не оправдывать их, как это сделал Халкидонский собор по отношению к Феодориту (епископ в 433-458 гг.) и Иве (епископ в 435-456 гг.).

Три главы (544 года) осуждавшие участников Халкидона и явившиеся подрывом его, и навязывание всем с руки василевса в обязаловку по подписям вызывали брожение, что и привело к V Вселенскому Собору. Все ушли в протест, были манипуляции, выстоял Папа Виргилий.

По приказу василевса волки превращаются в агнцев. Феодор Аскида, патриарх Мина и все иерархи и клирики, осужденные папой, вдруг шлют ему неожиданно смиренное, покаянное послание. Очевидно, с дозволения власти заявляют, что они неповинны в насилиях, чинимых над папой. А если виноваты в них косвенно и невольно, то просят прощения. Просят простить и за то, что имели общение с лицами, отлученными папой. Напоминают, что согласно договору они до собора ничего не пишут ο "трех главах". А прежние свои о том писания они берут назад и отдают на усмотрение папы. Четыре прежних вселенских собора они признают неизменно без прибавок и убавок.

Папа формально удовлетворился этим и возвратился в Константинополь. Он, конечно, не был настолько наивен, чтобы поверить этому документу, написанному по приказу василевса. Но для его римского юридического сознания было достаточно такого условия, чтобы пойти на вселенский собор. Тем более, что как Вигилий взял до собора обратно свой judicatum, так и император - свои автократические эдикты.

В ближайшие месяцы умерли и патриарх Мина (25 августа 552 г.), и Датий Миланский. На месте столичного патриарха очутилась новая фигура - монах Евтихий, приехавший в Константинополь в качестве заместителя на предстоящем соборе своего Амасийского (в Понте) епископа. Его почти приказал возвести на патриарший трон сам Юстиниан. Чтобы устранить все сложности выбора, василевс объявил, что ему было видение, в котором на Евтихия указал ему сам апостол Петр. Возражения, таким образом, исключались. Чем же угодил Евтихий? Историк Евагрий (IV. 38) приоткрывает завесу: "Когда возник вопрос, надо ли подвергать анафеме умерших, Евтихий, по-видимому, хорошо изучивший Божественное Писание, но при жизни патриарха Мины еще не принадлежавший к числу известных людей, занимая должность апокрисиария при Амасийском епископе, сей Евтихий взглянул на собравшихся не только с гордостью, но и с презрением и заявил решительно, что это не требует рассуждений. Β древности царь Иосия не только заколол живых жрецов идольских, но и раскопал гробы тех, которые задолго до того умерли (4 Цар. 23:16). Замечания Евтихия всем показались уместными, и Юстиниан, узнав о том, возвел его по кончине Мины на престол царствующего града. Ясно, конечно, что назначением Евтихия Юстиниан обеспечивал себе посмертное осуждение "трех глав". Во всем этом чувствуется и закулисная роль Феодора Аскиды.

Евтихий сначала сговорился с Аполлинарием Александрийским, Домном Антиохийским и Илией Фессалоникским и затем уже "общим фронтом" обратился в день своей интронизации (6 января 553 г.) со своей синодикой к папе, где подтверждал свое православие верностью четырем вселенским соборам и готовностью все споры уладить на новом вселенском соборе. Вигилий ответил, что он радуется миру церковному, созыву вселенского собора под его, папы, председательством "с соблюдением права - του δικαίου φυλαττομένου, servata aequitate", намекая этим на достойное и полное привлечение голосов западной церкви. Ради этого папа выражал пожелание, чтобы собор собрался в Италии или Сицилии. Но Юстиниан разослал от своего имени приглашение пожаловать в Константинополь.

V-й Вселенский собор (553 г.), 2-ой Константинопольский.

Чтобы парировать предложение папы ο западной "полноте" собора, формулу папы "servata aequitate" Юстиниан истолковал так, что каждый из пяти патриархов должен представить по одинаковому количеству делегатов. Но это показное "равенство" сводилось бы к четырем пятым восточных - греческих - делегатов и только к одной пятой западных - латинских. На деле представительство Запада оказывалось еще беднее. Весной съехались в Константинополь до 150 епископов греческих и только около 25 латинских - западных. Не было никого даже из ближайшего Иллирика, не говоря уже ο далеких Галлии и Испании. Из Африки привезены были подобранные императорской властью 8 человек.

Поэтому папа не принял Юстинианова предложения и не пошел на собор. Он заявил, что пусть собор рассуждает без латинской стороны, а папа сообщит ему к сведению и учету свое суждение и решение. Этим формальная вселенскость собора была поколеблена, а возможность достижения общего вероопределения поставлена под большое сомнение. Юстиниана и такая форма оппозиции папы не остановила. 1 мая 553 г. он известил папу через Велизария, что 5 мая собор все равно откроется, а отдельное решение от папы не будет принято.

Собор открылся в обширной зале - σεκρέτον Μέγα, связывавшей Св. Софию с патриаршими палатами, под председательством нового столичного патриарха Евтихия. Около него восседали патриархи Александрийский и Антиохийский, а также заместители патриарха Иерусалимского. Сверх этого 145 епископов и 6 покорных западных фигур из непокорной Африки.

Открылся собор слушанием обращения василевса к собору, прочитанного силенциарием. Под видом истории вопроса в этом обращении предписана не только полная программа для суждений собора, но в довольно требовательном тоне указаны и ожидаемые от него постановления, как, якобы, самоочевидные и не могущие вызвать никаких сомнений. За главную задачу собора выдается искоренение последних остатков несторианской ереси. И предыдущее привлечение епископата к подписке "Омологии" Юстиниана толкуется, как только консультация и подготовка соборного церковного мнения к настоящему вселенскому собору. Все осудили "три главы", но так как остались еще защитники "нечестия", то и созывается настоящий собор для торжественной манифестации воли церкви. Что касается Вигилия, святейшего папы древнего Рима, то василевс проконсультировал и его, и он произнес анафему на "три главы" и еще заверил, что не замедлит вскоре представить собору свой окончательный ответ.

А конкретная "программа-указ" Юстиниана звучала так:

1. "Просим вас рассмотреть: все, что написано Феодором Мопсуестийским, и все, что писалось ο нем. Из этого вы узнаете, что он уже давно осужден св. отцами и за хулы вычеркнут из диптихов".

2. "Просим вас рассудить ο мнении..., будто не следует анафематствовать по смерти... и просим в этом случае держаться учения св. отцов, которые анафематствовали умерших в нечестии".

3. "Просим обратить внимание на то, что написано Феодоритом епископом Киррским против правой веры, против Ефесского собора, против Кирилла Александрийского и его 12 анафематизмов и что Феодоритом написано в защиту Феодора Мопсуестийского и Нестория".

4. "Просим сделать исследование ο нечестивом письме Ивы к Маре Персу. И так как некоторым кажется, что оно принято Халкидонским собором..., то сличить... то, что содержится в нечестивом письме, с постановлениями Халкидонского собора".

На следующий же день, 6 мая, собор решил отправить к папе во дворец Плакидии многочисленную пышную депутацию, возглавленную тремя патриархами, с приглашением пожаловать на собор. Папа сказался больным и потому просил отсрочки для принятия того или иного решения. Тогда Юстиниан приказал проделать троекратное формальное приглашение, по требованию римского права, применяемого к подсудимым. На другой день к персонам патриархов к депутации присоединены были два верховных сановника (по-нашему, министра). Папа решился сказать прямо, что он не пойдет на собор, пока в него не войдет итальянский епископат.

Тогда собор решил (8 мая), невзирая на эту неудачу, перейти к очередным делам и в ряде заседаний (с IV по VIII), следуя программе Юстиниана, повторяя материалы и выводы царской "Омологии" с ее 15 анафематизмами, ко 2 июня закончил свою работу, сведя ее к 14 анафематизмам. Вот канва протокола.

Β вопросе об Иве Эдесском бесспорно принято, что на Халкидонском соборе лично он был оправдан, но что письмо его к Маре, объясняемое обстоятельствами времени, осуждено. Протокол записал восклицания членов собора по поводу письма: "Мы все осуждаем его! Оно чуждо собору! Кто принимает письмо, тот отвергает св. халкидонских отцов!"

После этого заседания в ход соборных дел вливается струя решений папы и окружающих его 16 епископов и 3 диаконов: Пелагия, Петра и Феофана. 14 мая Вигилий через диакона Сервусдеи известил членов бывших посольств к нему, что он свое обещание теперь выполнил, "постановление" - "Constitutum" составил и готов его сообщить собору. Несторианскую доктрину папа осуждает в пяти анафематизмах, разбирает шестьдесят цитат из Феодора Мопсуестийского и их также решительно отвергает apostolicae sententia auctoritate. Лица же Феодора Мопсуестийского папа не осуждает, следуя обычному праву церкви - не судить мертвых. Причислять Феодорита Киррского к несторианам папа отказывается. Иначе выходило бы, что некоторые члены Халкидонского собора были еретиками. Но все несторианские и евтихианские писания, хотя бы некоторые из них, опубликованные под именем Феодоритовых, папа, конечно, отметает. Об Иве Эдесском папа строго держится молчания Халкидонского собора. Признавая неправильные суждения об Ефесском соборе 431 г. у Ивы, как и у Феодорита в период их ссоры со св. Кириллом, он признает Иву и Феодорита безупречными после мира 433 г., чем и объясняется умолчание об этой ссоре Халкидонского собора.

Вопрос о принятии V Вселенского собора на западе.

Β Африке новый Карфагенский епископ Примасий на двух соборах, вопреки сильной оппозиции, добился признания V собора. Но многие упорные епископы пошли в ссылку за непризнание. Виктор, епископ Туннуйский, - в Канопу около Абукира. Репарат бывший Карфагенский - в Египет. Его диакон Либерат - на север, в Евхаиды. Рустик - в Фиваиду. Сосланные использовали ссылку и очень хорошо рассказали нам об этой борьбе из-за "трех глав" (Рустик, Либерат, Виктор). В Константинополе диаконы Вигилия Сарпат и Пелагий были посажены в тюрьму. Вигилию, по-видимому, тоже грозили тюрьмой. Он упорствовал в тесном окружении западных собратий. Лично сам он смотрел на все дело гораздо примирительнее. В это время византийский генерал Нарсес снова отнял Рим у готов (552 г.), и римский клир просил Юстиниана отпустить папу. Юстиниан обещал, но под условием подписания последним решений V собора. 8 декабря 553 г. Вигилий написал патриарху Евтихию ο своем согласии дать подпись. Это свое решение папа торжественно объявил 26 февраля 554 г. в пространном документе, в своем новом Constitutum'e. Тут, в противоречие со своими прежними аргументами, Вигилий мотивирует осуждение "трех глав". Особенно долго он останавливается на деле Ивы и не без софистики старается доказать, что письмо к Маре еретично, но что не это письмо обсуждали на Халкидонском соборе римские легаты, когда они заявили "Relecta enim ejus epistola, agnovimus eum (Ibam) esse orthodoxum".

Вигилий говорит, что это не - epistola к Маре, а другое письмо, эдесского клира в защиту Ивы. Что это утверждение неправильно, видно из выражений, параллельных выражению легатов Рима да и некоторых других епископов, которые признавали, что по прочтении вменяемого в вину Иве его письма при всех его недостатках в целом исповедание Ивы все-таки признано православным.

Как бы то ни было, папа Вигилий признал V собор. Он писал Константинопольскому патриарху: "Итак, мы анафематствуем и осуждаем нечестивые "три главы", т. е. нечестивого Феодора вместе с его сочинениями, и все, что нечестиво написал Феодорит, и послание, которое надписано Ивой и в котором содержатся хулы". К этому папа Вигилий еще добавляет: "...а что сделано было или мной, или другими в защиту "трех глав", то мы отменяем определением настоящего нашего документа" (Деяния соборов. V. 408-409). И общение церквей этим актом папы было восстановлено.

Готы в Италии были разбиты основательно. Их господство в Италии с 552 г. кончилось. Папа Вигилий видел это и чувствовал твердость власти Юстиниана. Но он решил вернуться в родной Рим не прежде, чем добьется от Юстиниана льгот для благоустройства разоренной столицы Запада и потрясенной 20-летней войной Италии. Когда 13 августа 554 г. Юстиниан издал, наконец, эту конституцию для Италии под названием "Прагматическая Санкция", папа собрался в обратный путь. Ведь минуло уже 8 лет плена папы на Востоке! Он не увидел Рима, заболел в дороге и в Сиракузах 7 июня 555 г. скончался.

Запад после этого Собора тряхнуло сильно, часть областей отпали от общения с Папой, но в последствии вернулись.

Общий смысловой итог.

Нового богословского вопроса на V соборе не ставилось. В пределах прежнего - ο двух природах во Христе - новый момент в вопросе "о двух волях" измышлен был лишь столетием позже. Тут же творилось что-то искусственное и неясное. Топтались на почве халкидонских постановлений, перекапывали эту почву, ища в ней, якобы, все еще засоряющие ее ядовитые следы полузабытой несторианской ереси. Занимали общее внимание не богословием по существу, а какими-то личностями и невесомыми мелочами около них в расчете понравиться каким-то массам, в чем-то им угодить. Проблема была не столько теоретико-догматической, сколько практической, почти демагогической. Но для церкви - одинаково живой и ответственной. Церковь благоустрояет не только мысли и головы людей и народов, но и их сердца и преображает в своем духе все интересы жизни. Посему понятно, что эта категория прагматических вопросов лежит ближе к сердцу христианской теократической государственности, ее миропомазанных василевсов. Это - область преимущественно их ведения и их ответственности. Если и IV Вселенский Халкидонский собор (451 г.), с его остро поставленной теоретико-догматической задачей, проведен был рукой императорской власти, то тем более настоящий V с его прагматической задачей является всецело делом Феодоры и Юстиниана в целях и интересах специфических - в целях спасения начавшей исторически стареть и распадаться христианской Ромейской империи. Вы скажете: это задача политическая, а не церковная. Нет, это задача теократическая, т. е. в церковно-античном, подлинно православном смысле именно церковная. Древнюю церковь надо понять не извне, а изнутри, из природы ее самосознания, повторяю: целостно-теократического, а не нашего, модернизованного и оскопленного секулярным либерализмом. Ο церкви мы зачастую судим "по-европейски", исходя из мнимо бесспорной аксиомы "разделения церкви и государства", в то время как для православной мысли это - просто несторианская ересь - увы! - практически, за неимением в реальности лучшего, всеми нами расчетливо приемлемая. Но это не только не наша православная норма (уже не говорим об идеале), это - свидетельство нашего бессилия, нашей покорной забитости в уголок лаической "терпимости". Мы практически предали идеал и принцип теократии, примирились с его упразднением и получили право заносчиво критиковать византийскую теократию. Легко видеть в ней и античную грубость, и человеческие страсти, и вороха всякой греховности. Но это было посильное, хотя и обезображенное грехом, стояние на почве мистически-догматической христологически-православной, двуприродной, богочеловеческой, теократической цельности.

Христолюбивые императоры, приснопамятные Юстиниан и Феодора, не были носителями только человеческих, грубо-утилитарных, империалистических инстинктов. Ревностность в служении империи была для них в тο же самое время и ревностностью в служении Церкви Христовой. Исторически назревавшая опасность распада тела государства была для них тем самым и опасностью распада и умаления тела Церкви. Они не ошиблись. Эта опасность для восточной половины церкви была уже реальной.

Почти чудесно быстрое завоевание в IV в. до Рождества Христова всего Ближнего Востока под эгиду эллинского языка и культуры; затем - благодатное углубление этой эллинизации сменившей ее вселенской церковью все-таки не изменили кровной, расовой подпочвы у восточных христиан. Они, возрастая духовно и культурно в атмосфере вселенскости, тем самым возвышали, христианизировали и свои языки, и все свое национально-историческое самосознание. Это антиномическое и вместе симфоническое сосуществование вселенского и национального начал в сознании народов никогда не может достичь идеального устойчивого равновесия. Оно в вечном колебании, в борьбе, дефективных уклонах, крайностях и извращениях.

Этот глубокий и всеобъемлющий факт истории человечества по своей мучительной сложности недаром охарактеризован библейским преданием, как Божие наказание за столпотворение, за гордыню. Провал за такую гордыню подстерегает всякую империю, несмотря на то, что собирание распыленного человечества в более широкие объединения есть факт положительный, идущий навстречу задачам строительства Царства Божия на земле. Β этом провиденциальная роль Римской империи Августа, и благодарная память ο ней православной церкви так внушительно запечатлелась для нас в стихирах Рождества Христова.

И вот на долю возглавителей восточной половины вселенской церкви, ее василевсов, и выпала эта труднейшая и для идеологии тех веков еще новая, непостижимая и неразрешимая задача - спасти единство империи через сохранение единства церкви. А фактический опыт указывал, что неудовлетворенные стремления все яснее и ярче сливались с еретическими разномыслиями и инстинктивно хватались за них для прикрытия и оправдания своего внутреннего отъединения от эллинизма, а при случае и государственного сепаратизма.

Эта многовековая болезнь особенно тяготела над восточной половиной империи, ибо восточные соседи эллинства были носителями глубоких религиозных интересов и страстных мистических эмоций. Естественно поэтому, что весь восточный пояс Византийского царства: иверийцы, армяне, сиро-арамеи, сиро-персы, сиро-арабы и южней - копты, эфиопы - все время, присоединяясь к ересям, откалывались от греческой кафолической церкви и, воспользовавшись в VII в. внешним нашествием арабов-исламитов - отчасти изменнически, отчасти наивно, - охотно отпали от вселенской церкви, не понявшей и не удовлетворившей их племенного самостийнического инстинкта. Неразрешенный конфликт этих националистических инстинктов сотрясает в постоянной лихорадке и современные нам большие и малые империи. Секрет полного излечения болезни еще не открыт. Не будем поэтому с холодной безучастностью судить о царственных муках нашей православной Матери-Церкви Византийской, несовершенно, но все же добросовестно пытавшейся разрешить одну из загадок истории - превратить унаследованный ею идеал Pax Romana в Pax Christiana, Pax Ecclesiastica, Pax Catholica (Римского Мира в Мир Христианский, Мир Церковный, Мир Кафолический). V Вселенский собор со всеми его человеческими кривизнами, компромиссными ухищрениями, давлениями и даже насилиями являет нам в себе великий подвиг, не лишенный сознательного, жертвенного "истощения - уничижения, кенозиса" и власти церковной, и власти государственной. Это - великий подвиг не только церковного богословского разума, долженствующего разъяснять по нужде времени главное и даже второстепенное, ставшее "злобой дня", но и великий подвиг Любви материнского сердца церкви, всякими путями, то грозой, то лаской, спасающей соблазняемых националистическими страстями инородческих чад своих.