[492x423]
Слава Богу за всё. Сегодня Сашик, соседский трёхлетний бутуз, поздоровался со мной утром в лифте:

- Привет, тётя-пирожок. Так он зовёт меня в последнее время при встречах за частые угощения его сдобушкой.

И все мы, пятеро человек, объединённых на пару минут спуском в старой дребезжащей лифтовой коробке, грохнули смехом. А Славик, живущий этажом выше меня, пекарь по недавно приобретённой специальности и мой сегодняшний напарник по ночному бдению у плиты, довольно хмыкнул, поднял крышку большой сорокалитровой кастрюли, которую мы еле втащили в лифт, и со словами:

- Устами младенца глаголет истина. Держи, провидец, - вручил изумлённому Сашику пирожок.

Лифт привычно дёрнулся на первом этаже, загремел раздвижной дверью, и мы со Славиком потащили кастрюлю на улицу, где мой муж уже прогревал Волгу. В спину нам полетели благодарности Сашкиной мамы и его удивлённые возгласы:

- О, дядя, ты теперь тоже пирожковый волшебник!

Вкусный аромат свежей выпечки струился за нами, и острый на язык Славик пошутил в ответ малышу:

- Бери круче, малёк. После сегодняшней ночи я пирожковый гуру.

И, уже сидя в машине, Славка всё не мог успокоиться, подначивал меня:

-Тётя-пирожок, как теперь меня будут называть в доме, дядя-пирог или Славик-кулич, как думаешь?

Нас швырнуло на ямах выезда со двора, и я, обернувшись, легонько стукнула его по лбу, чтобы успокоился и не отвлекал Вовку-водителя болтовнёй, а также покрепче держал кастрюлю с пирожками, труд всей ночи. Славик не обиделся, показал мне в зеркало заднего обзора язык и буркнул:

-Ревнуешь, шеф-пекарь, к моей нарождающейся славе. Не зря у меня имя такое.

И никто из бывших дружков-забулбыг не узнал бы сейчас в этом здоровущем мужике со смеющимися глазами, совсем недавно ставшего подвизаться, по благословению батюшки, в пекарском деле, бывшего грозу массива, крепко попивающего Славяна.

Это теперь он Славик для всех нас, а для отца Андрея Вячеслав, с того самого момента, как исповедовал батюшка загибающегося от «передоза» Славяна в реанимационном отделении токсикологии. Наверное, именно тогда гроза всего массива Славян всё же умер, а вместо него родился Славик. Теперь трудно, спотыкаясь на каждом шагу, периодически поддаваясь на внушения пьяного беса, но каждый раз раскаиваясь, Славик идёт в новую жизнь.

Сегодня он всю ночь вместе со мной пёк и жарил пирожки для трапезы престольного праздника. Каждый год у нас двойная радость по весне - светлый день Пасхи Господней перетекает в храмовый: у нас храм Воскресения Христова.

Именно поэтому Пасха в душе остаётся на весь год длинным и светлым воспоминанием. Только отзвучали вечерние Апостольские чтения, когда каждый, пришедший в маленький сельский храм - большой только строится рядом, - а пока подвальчик, ступеньки вниз, в чрево земли, железная дверь, за которой чудо из чудес - Небеса, и лики святых по стенам, и Царские Врата, и свечи - мог встать и читать вслух драгоценные слова истины. Потом начинается всенощная, Крестный ход с огоньками в тишине сельской украинской ночи, когда душа трепещет под звёздами вместе с пламенем свечи, бережно прикрываемом рукой. И чудо Благодатного огня, привезённого из епархии кем-то из старательных прихожан, и возглас отца в ночи:

- Христос Воскресе.

И звоном, до самой луны, многоголосие в ответ:

- Воистину Воскресе.

И радость, радость через край. Христосуемся, меняемся крашанками, и вот уже братская трапеза в маленькой комнате с длинным дубовым столом и простыми лавками по бокам. Вот они, долгожданные после долгого Поста радости тела - куличик, яичко, кусочек сальца. Ничего нет вкуснее.

И батюшка рядом, улыбающийся, постоянно вскакивающий со своего места во главе стола, если зовут его во двор, это только начинающие свой духовный путь селяне, ещё не стоявшие службу, пришли куличи святить. И гремит со двора в рассветных сумерках отеческий бас:

- Христос Воскресе.

И вторит разноголосица людская:

- Воистину Воскресе. И, может быть, именно с этой ночи, с маленького церковного дворика, где, не толкаясь, а тихо и смиренно, бок о бок, как и положено в семье, стоят миряне с корзинками, полными пасхальной снеди, с батюшкиной улыбки, с брызг святой воды в лицо и начнётся у кого-то дорога к храму, без которой-то и жить незачем. Что же это за дорога жизни, если она не ведёт к храму... И потянутся робкие прихожане на службы, как и мы сами когда-то, и начнут для них приоткрываться Небеса.

В утреннем рассвете, как в ризах, идём по домам с огоньками маленьких лампадок в руках, унося огонь веры в сердцах и Пасху в душах.

А к вечеру этого же праздничного дня опять, по благословению, всё заново у меня - кухня, коса под платок, тихая молитва к Матушке-Богородице - пошло-поехало послушание: опять муку сеять, опару ставить, начинку для пирожков крутить. Потому что утром - Престол.

В этом году, так поразмыслили, пирожков двести пятьдесят надо было приготовить, никак не менее. Мы и в обычные года всех, пришедших в этот день, кормили, столы накрывали прямо в строящемся храме, среди лесов, а тут батюшка сказал:

-Голодно сейчас многим, особенно старикам, поэтому люди придут, даже те, кто и вообще в храм не ходит. Разносолы общиной не потянем, конечно, а вот накормить сытно, вкусно и просто всё же всех надо. Да хоть кашей с кусочком мяса, крашанками и куличами. Ну и пирожки, конечно, печь. Хорошо, Славик у меня теперь в помощниках. Поэтому легче. И вымесит тесто, и вылепит. Я только, знай себе, жарю да пеку. Четыре руки всё же не две. И он дивно у муки преображается, здоровущий, в фартуке, месит-вымешивает будущую сдобу. Вовка мой на кухню заглянул - залюбовался. Говорит:

- Женить бы тебя, Славка. Вон какой помощник любой бабе будешь.

Славик нам всё равно, что за приёмного сына, хоть и разница в годках у нас всего в полтора десятка лет. Но повозились мы с ним после реанимации долгонько, да и случилось так, что никого из мужиков, кроме батюшки, да мужа моего, Славка не слушает ещё. А как бес винопития нападёт на него - сразу ведь не оставляет - Славуня и с кулаками может погонять и своих, и чужих, кто под руку попадётся. Бежит тогда его мама к Вовчику:

- Ой, спасайте...

Идём с мужем, тот тихо так говорит:

-Вячеслав, нож положи.

Становимся рядом с лохматым, мечущемуся по полу Славкой, на молитву. Тут главное, до исповеди доползти. А потом снова потихоньку возвращает Господь Славику человеческий образ.

Сегодня муж Славика хвалит, и тот только шумно вздыхает:

- Да кто же за меня замуж пойдёт, за чумного. И тут же с тихой надеждой:

- А у Николая, чтеца, дочка Лера мне очень нравится. Только она тихая такая, и глаз не поднимает.

-Вот бесу места в душе давать не будешь, поднимет глаза, - уверенно заявляет Вовка. Николай сам делился, что пора бы дочку замуж отдать за хорошего человека. И батюшка наш всегда говорит:

-Нечего, девки, от женских дел отлынивать, марш замуж, детей рожать.

- Это за хорошего человека, а во мне чего хорошего, - грустит Славик и чешет рукой в муке затылок.

- А ты вот опять, если даст Бог, по теплу на стройке храма поработаешь, да помолишься, вот душой и посветлеешь, - утешает мой Вовка.

- Сами с Ириной за тебя тогда любую сватать пойдём. И Славуня, шумно сопя и воодушевляясь, с удвоенной силой начинает месить тесто.

...Так за воспоминаниями вчерашнего дня и ночи и не заметила, как к храму подъехали. Проскомидия уже началась. Кастрюлю с пирожками быстро в трапезную, сами на исповедь. Успели. И вот уже батюшкины руки на затылке, чувствуешь разрешающее знамение - слава Богу, очередной рюкзак с грехами упал с плеч.

А люди, несмотря на утреннюю рань, всё сходятся и сходятся, уже и малыши попискивают, которых обычно на службы попозже приносят по малолетству их. И вот отцы приехали - отец Георгий, отец Владимир. На престольный праздник всегда у нас пять отцов вместе служат. В красных одеяниях, сияют добротой глаз. Певчие волнуются, приехали из других приходов на подмогу нашим. И вот словно замерло всё на миг - и зазвучало торжественно, светло. Служба началась. Накануне знакомая позвонила из Киева и плакала, впервые за полтора года радостно, в трубку:

- Ира, не поверишь, стояла Пасхальную всенощную в Лавре, море людей было. Несмотря на гонения, сумятицу и сумрак последнего года, хлынули люди к Богу. И не в филаретовские храмы, хотя какие же они его - все на земле и на Небе Богово, забыл он, - но в Лавру, к истиной вере. И стояли океаном и на улицах, за Лаврой, везде. Проснулись бедами.

Вот и наш храм полнится потихоньку, дышит одной грудью. Даже те, кто не был на Пасхальной службе, стоят, и словно слышу мольбу их душ:

-Господи, мир нам пошли, мир.

И верю - будет мир. Обязательно будет. Настоящий. И в душах, и в жизни. И, как подтверждение мне - вдруг готовясь к Крестному ходу, оказываюсь рядом с прихожанином нашим, огромным бывшим афганцем Мишей, с которым целый год, по дури своей, выясняла потихонечку отношения. Он за майдан был, а я против. Он готов воевать до последнего украинца был, а я все про мир кричала. А потом встретились в о одной больнице у коек раненых, плакали вместе. Батюшка командует:

-Михаил, берите один большой артос, а Ирина - другой, и сразу за хоругвями идите.

Идём рядышком, с двумя большими Святыми Хлебами, перевязанными красными лентами. Идём как брат и сестра. И Михаил на ступенях деревянной лестницы, пропуская меня вперёд, потому, что вдвоём никак не пройти, шепчет мне: - Христос Воскресе. Я тебя в храме давно не заставал, на Прощёное воскресение не сказал тебе - прости, что сепаратисткой тебя ругал.

- Воистину Воскресе. И ты меня тоже прости. И весь Крестный ход Михаил заботится - не тяжело ли мне.

Крестный ход, и проповедь отцов позади. Церковное подворье звенит голосами - трапезу всем в руки раздали, людей много, лавок не хватило бы, поэтому батюшка решил - всем тарелки в руки, и на травку, благо, солнышко, тепло, пчёлы гудят. Сидим рядом все, Вовка, Михаил, Славик, и даже тихоня Лерочка, вкушаем во славу Божию, а Славуня опять шутит: - Тебе и на Крестном ходе Господь Хлеб в руки сунул, тётя-пирожок.

Грожу ему в ответ:

-Будешь дразниться, опять тебе у плиты Голгофа будет, мне через два дня уезжать к нашим донецким, вот будешь опять со мной им пироги печь, отцы мешок муки привезли.

Славик, посерьёзнев лицом, тихо говорит:

- Обязательно буду. Я вдруг понял: только после Голгофы возможно Воскресение.