[640x469]
АВАРИЯ

Ехал я как-то по дороге и увидал аварию. Новень­кая импортная легковушка вся измятая валялась колё­сами вверх. А рядом стояли несколько человек и сочув­ствовали горю двух пареньков, которые ходили около «убитой» машины и вроде как не понимали, что про­изошло. А курточки на них были лёгонькими, а погода на улице морозная да ветреная. На сердце невольно нахлынула жалость к этим несчастным.

Ещё мгнове­ние назад они сидели в тёплой комфортной машине и, может быть, выстраивали красивые планы на жизнь и вовсе не помышляли о том, что всё может так грустно закончиться. «Как же всё-таки беззащитен перед серьёзными испытаниями современный человек, привык­ший уповать на науку и технику», — подумал я оза­боченно, но всё же и порадовался, видя, что другие проявляют сочувствие. Вот и я достал тёплую кожаную куртку, да и накрыл одного из ребят. Кто знает, сколько им ещё стоять на морозном ветру, а на сердце стало ещё радостней: «Насколько всё-таки приятней отда­вать, — подумал я, - чем получать». И поехал дальше с самыми светлыми чувствами.







НЕВЕЧНАЯ ВЕЧНОСТЬ

Ехал я как-то по дороге и вспомнил, как пригласили меня на научный симпозиум, где должен был состояться серьёзный разговор о времени. Решив окончательно разобраться с этой темой, я поехал. И вот знаменитые учёные со всех сторон стали высказываться, да так умно, что я даже в какой-то момент не понял, зачем вообще здесь оказался.

Половина из них начала утверждать, что время — это вещь очень даже реальная и что его можно даже потро­гать. А другая выдвинула совершенно противополож­ную точку зрения: дескать, время — вещь не реальная, а иллюзорная, то есть как бы его вроде и вовсе нет, а мы выдумали его для удобства. И что интересно, и те и другие высказывали очень убедительные научные аргументы. Заметив моё оживление, самый главный спрашивает меня, что я думаю по этому поводу. «Друзья мои, буду краток, — говорю я, — по моему глубокому убе­ждению, время - это иллюзорная реальность или, если хотите, реальная иллюзия».

На какое-то время воцарилась тишина, и вдруг раз­дался голос моего младшего сына, который увязался со мной и до сих пор сидел себе тихонько и весело посматривал по сторонам.

— Дяденьки, а можно мне высказаться?

И, не дожидаясь разрешения, выпалил: «Время — это невечная вечность». И виновато захлопал глазёнками.

Дяденьки притихли, кто-то из них, вероятно от неожиданности, тоже захлопал глазами, а иные задумались.

Тут я спохватился, посмотрев на часы, да и говорю сыну: «Мы же с тобой опаздываем». А он хитровато посмотрел сначала на мои часы, потом на меня, хихик­нул как-то заговорщицки, и мы дружно побежали на вечернюю службу.





ЛИК, ЛИЦО И ЛИЧИНА

Ехал я как-то по дороге и снова рассуждал о богат­стве нашего родного языка. На иного человека, доброго да благородного, посмотришь: ну, не лицо, а прямо лик. А от лика и до иконы недалеко. А на другого посмотришь: глазки бегают, чего-то ищут, от кого-то пря­чутся — ну, личина да и только. Тут я пошёл в мыслях дальше. А ведь слово «образ», что и «лик»: когда слы­шишь его, невольно представляешь икону Спасителя, Богородицы или святого. Но есть и другое слово, вроде и похожее, но совсем другое — «образина».

— Господи, — со страхом подумал я, — дал бы Ты мне ума да силы, чтобы иметь если не лик, то хотя бы лицо, но только не личину. И, если возможно, носить в себе Твой образ, но только не быть образиной.

С этими мыслями я быстренько поехал дальше.



ТОЧКА ПО ИМЕНИ ЗЕМЛЯ

Ехал я как-то по дороге и вдруг представил себе нашу Землю в безграничном космосе, и увиделась она мне маленькой-маленькой точкой. «И вот эта ничтожно маленькая, возгордившаяся собою точка, — подумал я, — кричит, бунтует от самого своего начала, а голосистое эхо разносится по всей Вселенной, причиняя боль Тому, Кто держит её на Своей ладони».

И как-то жутковато мне стало от таких мыслей, и подумал я: а как же нам быть? И посмотрел я тут на иконку преподобного Серафима и вспомнил, как он каждому говорил при встрече: «Христос Воскресе, радость моя!» И тут я понял, что нужно делать, чтобы точка по имени Земля не растворилась в космосе, — нужно просто любить друг друга.

На сердце сразу потеплело, и я поехал дальше.





НЕУЖЕЛИ НЕ ОПОМНИМСЯ?

Ехал я как-то по дороге и подумал: «Странен чело­век — холит, нежит, ублажает свою плоть, а о душе не печётся». Но ведь плоть — это только поверхность, тоненькая плёнка, а душа бездонна и настолько кра­сива, что даже страшно становится от мысли, что она у нас в таком забытьи, что её вроде бы как и вовсе нет. Но человек - словно океан. Смотришь на океан с большой высоты и восхищаешься его огромностью, но, по сути, восхищаешься лишь поверхностью, тоненькой плёнкой. А ведь сам-то он ого-го какой, со всеми своими обитате­лями, да со всеми своими богатствами! И, тем не менее, никакой океан не сравнится с душой человеческой ни глубиной, ни красотой, потому как она бездонна и отражается в ней - ни много ни мало - сама Вечность.

«Неужели не опомнимся и не воздадим ей долж­ное?» — с грустью подумал я и поехал дальше.



SOS

Ехал я как-то по дороге и размышлял о том, как зача­стую даже и не очень верующие в Бога люди вдруг начинают взывать о помощи, да ещё и как. И тут мне вспомнился почему-то сигнал бедствия, к которому прибегают все, но особенно те, кто терпит кораблекруше­ние. Это всего три буквы «SOS», которые в азбуке Морзе представляют собой последовательность из трёх точек, трёх тире и трёх точек. Люди во всём мире переводят это сокращение, как «спасите наши души».

Ведь надо же! В самую опасную минуту для жизни человек кричит не «спасите наши тела», но «спасите наши души». Невольно вспоминаются слова древнего мудреца, который говорил, что «душа по природе своей христианка». Стало быть, человек на последней своей глубине понимает, что спасти свою «шкуру» — это лишь полдела, что цельный человек—это ещё в придачу и душа. И вот этот цельный человек, а не только его тело, кричит что есть мочи, и не в пустоту, а к Началь­нику жизни, взывая о помощи. И, как это ни грустно, не всегда случается, что он остаётся в этой жизни. Но Тот, в чьих руках и жизнь, и смерть, слышал его крик о спасении, и нет никаких оснований сомневаться в том, что душа найдёт успокоение в Его объятьях.

«Обращаться бы к Нему почаще, да жить почище, может, тогда и не пришлось бы тонуть», — подумал я и с душевным трепетом поехал дальше.





БОГАТЫРИ

Ехал я как-то по дороге и вспомнил своё детство, особенно то, как читал сказки про русских богаты­рей, которые с любовью ко Господу, да к земле родимой сокрушали супостатов. И подумалось мне, что и нынче вражья сила обложила Отечество наше. Но и богатыри в нём не перевелись. Вот, к примеру, простой маль­чик Женя, выполняя приказ, попал в плен к извергам. И не снял он с шеи крестик, хотя они и обещали ему за это и свободу, и все радости жизни. Не предал он Родину, за что его зверски убили. Подобное было и в первые века христианства. Ну и кто победил? Разве не те, кто жили и живут с верой во Христа?

А вот ещё один воин, в котором я увидел редкое для нашего времени сочетание подлинного смирения и внутренней силы. Зовут его Фёдором. В то время, когда наша Родина почти лежала под супостатом, он побе­ждал на ринге всех подряд, посвящая каждую победу Православию. Думается мне, что ринг для него был полем боя, и не знаю, как для кого, а лично для меня он был в то очень непростое время одним из самых убе­дительных проповедников силы Православного духа. Уверен, есть у нас нынче и другие богатыри. А иные подрастают.

«А как же вы хотели, ребятки», — подумал я весело о тех, кто не очень любит нас и желал бы видеть Рос­сию сирой, убогой, безответной, и с радостной надеждой поехал дальше.



Продолжение следует...