[620x660]
Утром Тася проснулась оттого, что её по голове гладил папа и, смеясь, приговаривал:
- Тася, малышка, вставай, новый день начинай!
На ещё сонную Тасю приятной волной нахлынули вчерашние воспоминания. Она тёплой щекой прижалась к папиной бодрой, пахнущей свежестью, крепкой ладони. Разулыбалась, заглянула в его синие, такие же, как у неё, глаза и увидела в них прыгающие искорки-смешинки. Она хитро зажмурилась и сказала:
- Папа, а не рано ли ты меня будишь?
И услышала ответ заглянувшей бабушки:
- Кто рано встаёт, тому Бог подаёт!
- Папа, а что Бог подаёт?
– Что-нибудь хорошее дочка.
-А кто долго лежит?
- Тот своё счастье проспит!
Тасе не очень-то хотелось лишать себя счастья, и она заторопилась выбираться из-под одеяла... Все уже собирались к завтраку. Дед, взглянув в окно, сказал:
- Ну, вот и белые мухи полетели!
- Мухи? Белые? - удивилась Тася и припала к стеклу. За ним стремительно неслись под порывами ветра снежинки и правда похожие на крылатые стаи мух, так что Тася даже услышала их назойливое подвывающее жужжание.
- Деда, это зима их выпустила?
- Она, внученька, её первые разведчики! Конечно, снег скоро растает, но зима уже к нам подбирается.
Тася представила зиму в виде крупной угрюмой тётеньки в белом лыжном костюме. Она по-пластунски подползала к высокому пригорку и оттуда в бинокль оглядывала поселок с целью его внезапного нападения и захвата. У неё для этого был целый арсенал средств. Например, ульи-холодильники, в которых она всю весну, лето и осень разводила разнокалиберных белых мух. Тучное серое одеяло, которое зима могла, как плащ-палатку, растянуть над землёй и закрыть солнце. А ещё ледяные кондиционеры, их безжалостные вихри должны были срывать с дрожащих от холода деревьев последние осенние листочки. «Бр-рр», – Тасе даже стало как-то зябко. И она с удовольствием принялась со всеми за горячий завтрак. Но всё-таки зимние белые мухи не давали покоя и роились в Тасином воображении. Тася вспомнила о сачке, каким летом ловила бабочек, и даже о том, что с того времени его охотничий капюшончик понуро ютится в углу кладовки. Тася решительно, вопреки уговорам мамы, запросилась на улицу.
- Пусть погуляет, - разрешил папа.
Перед выходом тепло одетой Тасе мама вынесла новые рукавички, которые связала специально для неё. Они были необычные, потому что с рукавичек на Тасю смотрели птички-синички, да такие красивые, что она не могла отвести от них глаз. В голове сами сложились стихи:

Мама мне на рукавички
Вышила по две синички.
С жёлтой грудкой, озорные-
Вышли птички, как живые.
В рукавичках я хожу,
На синичек всё гляжу,
Чтоб они и в самом деле
Никуда не улетели!

- Мамочка, какие красивые! - захлопала в ладоши: кто рано встает, тому Бог подаёт!
- Папа! Вот что мне Бог дал!
И побежала, на улицу! Ах, да! А сачок? Конечно, скорей за ним в кладовку, а иначе чем вы прикажете ловить белых мух?!
По мёрзлой улице бегала девочка с сачком, сачок раздувался от ветра, и в него невольно залетали колючие снежинки-разведчики. Пленных надо было куда-то складывать, и Тася решила, что стеклянная банка - самое для них место, благо её в сенях оставила бабушка. Но наполнялась она очень медленно, поскольку белые мухи были проворны и изворотливы. Из своего дома вышел Шурик и изумлённо уставился на Тасю.
- Что смотришь? Помогай разведчиков ловить!
«Странная всё-таки эта городская!», - подумал Шурик и достал из кармана прозрачный пакет. Поднял его над головой, пакет зашуршал, раскрылся и в него тоже стали попадать белые мухи. Банка стала наполняться.
- Шурик, сейчас мы закроем её крышкой и маркером подпишем, что это первый снег новой зимы.
-Точно!
Шурик побежал за маркером. Тася хорошенько встряхнула банку. Белые мухи за стеклом поднялись, завихрились в надежде на свободу и покорно осели на дно. Тасе их стало немного жалко.
- Ничего, приободрила она их, - зато не растаете. Я попрошу бабушку положить вас в холодильник, и вы проживёте до следующей зимы.
Тут она услышала цвиркание за спиной и увидела синичку! Настоящую, живую! Она сидела на заборе и, поворачивая голову, весело смотрела на Тасю то левым, то правым глазом.
- Ой, да это же она мои рукавички с маминой вышивкой заметила и прилетела.
Тася засмеялась и протянула ладошки в шерстяных обновках к синичке. И вдруг случилось невероятное: неожиданная гостья слетела с забора к Тасе на руку. Тася замерла от восторга и престала дышать. А синичка довольно просвистела, быстро-быстро прошлась, перебирая лапками, несколько раз поклонилась Тасе и упорхнула, растворилась в снежной кутерьме, как невероятное чудо.
Навстречу уже бежал Шурик, размахивая маркером в руке, а Тася, глядя вслед птичке, вслух произнесла:
- А ведь и правда, кто рано встаёт, тому Бог подаёт!
- Что-что ты сказала? – запыхавшись, спросил Шурик?
– Да так, чудеса! – и Тася развела руками.
Шурик недоверчиво посмотрел на подружку и опять подумал:
«Нет, всё-таки городских сразу ни за что не поймёшь!»
Колокола

Тася сидела на стуле и изо всех сил болтала ногами.
- Тася, не болтай ногами! - сказала мама.
- Мама, разве можно болтать ногами, для этого же язык есть. Я ногами не болтаю, а качаю, потому что это приятно.
- Это некрасиво, особенно если ты находишься в обществе.
Тася была в корне не согласна с мамой. Всё, что касалось качания, ей очень нравилось. Качаться на любых качелях, захватывающих в полёте дух, на перекладинах турника детской площадки. Но особенно на дедушкиной ноге, когда он одну ногу закладывал на другую, а Тася забиралась к нему своими маленькими ступнями на его ступню, основательную и большую. Дед держал Тасю за руки, и при этом раскачивал ногой, на которой стояла Тася, а она, слегка балансируя, подлетала вверх и опускалась вниз. Тасе смешно, весело и деду тоже.
- Старый, да малый, - ворчала бабушка.
На больших воротах от дедова гаража тоже здорово качаться. Они отъезжают с лёгким скрипом, и ты отъезжаешь с ними под тягучий аккомпанемент. Нравится раскачать еловую ветку со снегом и потом резко её отпустить, и сразу холодным шквалом на тебя рушится белая искрящаяся лавина. И маятник в бабушкиных часах с золотым диском, который раскачивается, раскачивается, а потом стрелки определённым образом сойдутся, и часы басом скажут: «БОМ-м-м! БОМ-м-м!» И сразу в доме становится торжественно, и сказочно ощущается его величество Время. А как в Церкви на колокольне раскачиваются колокола, Тася сама видела, и даже имела личный незабываемый опыт общения с ними. Это произошло весной на Пасхальной неделе, когда каждый может подняться на колокольню храма и там на самой высоте позвонить в главный церковный колокол. У дверцы, ведущей на колокольню, мама крепко взяла Тасю за руку, и они, ступенька за ступенькой, стали преодолевать крутой подъём по железной винтовой лестнице. Подъём внезапно завершился, и они оказались на хрупкой площадке с невесомыми перилами, обдуваемой всеми ветрами и буквально парящей над городом. Тася увидела, что все дома, улицы, люди где-то далеко-далеко внизу, а они с мамой, словно плывут в весеннем воздухе, и от этого чуть-чуть закружилась голова. И только она это почувствовала, как кто-то положил ей на плечо руку, как будто и правда боялся, что Тасю унесёт ветер. Она увидела высокого мужчину в чёрной шапочке и длинной чёрной рясе. Тася спросила:
- А вы кто?
–Я звонарь - создаю колокольную музыку.
- А я тоже хочу создать музыку.
- Что ж, давай попробуем, - он подбадривающе улыбнулся Тасе и посмотрел не вниз, куда был прикован её взгляд, а вверх. И тут Тася увидела над головой огромный вековой колокол, отливающий старинной медью. Из его необъятной глубины выглядывал, как сказал звонарь, язык или било. К билу был прикреплён мощный канат, который заканчивался педалью, находящейся на площадке рядом с Тасиными ногами. Но это было ещё не всё! Чуть поодаль от главного колокола золотились колокола поменьше, и звонарь, взяв в руки концы канатов, идущих от них, стал попеременно натягивать и раскачивать языки-била. Языки ударились о гулкие стены колокольных сводов, колокола вслед тоже качнулись и вдруг заговорили. Над городом поплыл звон! Тасе показалось, что он расходится кругами, как бывало, когда она в воду бросала камешки. Круги нарастали, ширились, а потом звонарь нажал ногой на педаль, и загудел главный колокол! И понеслась мощным накатом необъятная волна: « Дон-нн, дон-н-н, дон-нн!». Тут звонарь взял руку Таси в свою, и они вместе продолжили раскачивать меньшие колокола. От них полетели солнечные брызги, словно батюшка в церкви окроплял святой водой: «Дин-дон, дин-дон, дин-дон!» Праздничный перезвон наполнил Тасю таким восторгом, теплом и радостью, что даже захотелось немного плакать. А после того, как они со звонарём вступили на педаль большого колокола, и его язык протяжно пропел заключительные дон-н звоны, Тася никак не могла очнуться, и всё слушала, слушала, как последний звук тает в глубине зыбкого горизонта.
Домой она шла сияющая и очень тихая. А её мама вспоминала о том, что звуки колокола очень благотворно влияют на душу, а порой и недуги лечат.
И что в России всегда непрестанно звонили в колокола, когда на неё надвигались страшные беды болезней и звоном тем спасались. Перед тем, как ложиться спать, Тася забралась к маме на колени, и мама стала её укачивать как маленькую. Тася прижалась к ней, да так и уснула у мамы на руках. Так что всё, связанное с качанием - дело хорошее!