[501x700]
Слова, вынесенные в название, содержат в себе величайшее откровение Нового Завета. В сегодняшнем мире, когда даже в рамках православия возникает множество конфликтов и попыток разделения по малозначащим аспектам христианской традиции, тема любви, которая « не престает», то есть не кончается, принимает необыкновенное значение. В свете других слов Откровения, что «Бог есть любовь», и двух важнейших заповедей, заключающих в себе именно любовь к Богу и ближним, эти слова указывают на принципиально новый вектор развития новозаветного благовестия.
Ничего подобного не знал ни языческий, ни даже иудейский мир. Профессор МДА М.Д Муретов, проводя сравнительный анализ выдающихся произведений человеческой культуры, посвященных теме любви – диалога «Пир» Платона, «Песни песней» царя Соломона и Новозаветной Песни любви из послания Апостола Павла к Коринфянам, сделал такой вывод: « Общая тема строфы «Любовь отнюдь не престает», не угасает, не прекращается. Великий Эрос простирает свою власть вниз – только до Аида, где человеческие тени блуждают без любви и жизни; вверх – только до орбиты между Богом и человечеством, миром идеальным и реальным, орбиты, за которой тоже начинается смерть самополноты совершенства. Для иудея также существовало средостение ограды, делившей мир на две половины – возлюбленную и ненавидимую Богом. Для новозаветной любви нет средостений и орбит, где он должна была бы останавливаться и отпадать. От Бога, Который есть Любовь и Бог Любви, и до преисподней, куда нисходит эта любовь в мире Христа, она простирает на всё свой благодатный покров и свою благодатную силу».
Одним из главных моментов православного просвещения является понимание того, Кто есть Любовь вообще, каким образом в доступных формах можно проанализировать и показать любовь к Богу (и главное – любовь Бога) на примере семейных отношений между мужчиной и женщиной. Как социальный аспект семьи вырастает до размеров духовного и далее иллюстрирует и проясняет (просвещает) отношения Бога и человека.
В качестве основополагающих пособий используем интереснейшие богословские трактаты - « Новозаветная песнь Любви» профессора Муретова и труд известного греческого богослова и философа Христоса Яннариса, его эссе о любви «Вариации на тему «Песни Песней». Тема проекции любви человеческой на любовь к Богу находит у Христоса Яннариса ясное и богословско-осмысленное выражение. Он пишет: « В биополе идеального картина Любви разрывается надвое: Любовь к Богу, любовь к ближнему человеку – несовпадающие части в призматическом преломление совершенного. Божественный эрос – непорочное очарование, беспримесное духовное изумление».
Но далее ставится вопрос: « Неужели страстность или всякая любовная неправда лежит только в телесном? Неужели душа и вещи духовные непричастны этих состояний? Или, более того – неужели истинная влюблённость не распространяется людьми и на отношения с Богом». Богослов пишет: «Истинно влюблённый – вечно представляет себе лицо любимого и радостно заключает его внутри себя… Так бывает и по отношению к телесным, так и бестелесным». И затем яснейшая сентенция: « Блажен тот, кто стяжает к Богу твёрдую любовь, какую стяжал к своей возлюбленной «безумный возлюбленный».
Реальных различий нет. И искренность любви служит критерием во всех её проявлениях. Мы не любим одной природой Бога, а другой – любимого человека. Одна и та же любовь «как по отношению к телесным, так и безтелесным».
Здесь мы можем различать только восхождение от силы к силе, некое «преображение эроса».
Глубоко укоренённый в святоотеческой традиции, автор поясняет: «Видел, - говорит, - нечистые души, неистовавшие от любви телесной, которые, приняв предлог покаяния, из опыта любви направили к Богу ту же самую любовь. И, преодолев всякий страх, сразу же алчно вошли в центр Божественной любви».
Далее мы, изучая этот вопрос, вместе с авторитетным греческим автором, подходим к параллелизму человеческого эгоизма и корыстолюбия в отношениях и религиозных стяжательствах.
Среди антиподов богатства любовных нестяжательств лишённая любви стяжательская страсть религиозно оправдана. Трагическая цена лишённости любви на жертвеннике алчности религиозного эгоизма.
И, таким образом, сама христианская аскеза, как опыт обожения и общения с Богом приобретает яркие иллюстрации: « Мы говорим об аскезе на языке живого откровения – не как индивидуоцентричной гимнастике для обуздания порыва, но как о ежедневном шатании к самоотречению и самопримирению. А это и есть любовь при любом её рассмотрении».
Здесь мы подходим к рассмотрению одной из важнейших проблем. Возникает она как в семье – человеческих любовных отношениях, так и в отношениях между человеком и Богом. Здесь мы рассматриваем столкновение любви и эрзаца религиозности, религиозного законничества, питаемого эгоизмом и жаждой псевдодуховного стяжательства. Поэтому как точное определение звучат слова богослова и философа: «Любовь не имеет логики – исходя из какой логики молится святой за пресмыкающихся и за демонов?».
Любовь есть всегда преодоление прагматизма и рационализма, «любовь начинается там, где заканчивается укрепление эго. Когда ДРУГОЙ нам дороже самой нашей жизни. И тем больше всяких оправданий, эфемерной или вечной застрахованности. Готовность принять даже вечное осуждение ради возлюбленного или возлюбленных – это признак любви, то есть Церкви. «Я желал бы сам быть отлученным от Христа за братьев моих, родных мне по плоти, то есть Израильтян». « В Евангелии Церкви любящей человек идёт по пути жизни, а религиозный (в смысле эгоистически безлюбовной псевдорелигиозности – о. В. С.) – по пути смерти. Картина различия между ними, данная в откровении: противопоставление блудницы, которая умывает слезами ноги Христа, и религиозной среды, которая протестует против траты этого мирра». В чем суть этого законнического, эгоистического протеста, обёрнутого в покровы морали? « Религиозное окружение человека закона не интересуют бедные. Его интересует милостыня как действие, за которое он получает индивидуальную зарплату, заслуженную у Божественного Воздаятеля. Возможно, Бог ему нужен только как воздаятель, для своего индивидуального оправдания».
В чем же заключается подвиг Евангельской блудницы, передаваемый из века в век? « Подвиг Евангельской блудницы есть разрушение закона, прихождение в негодность логики. Это молчание любви, которая говорит только с помощью того, что даёт, не заботясь о том, получит ли воздаяние».
Не только фарисейскому (не древнему, а широко распространённому ныне) сознанию, но и научному, рациональному, гуманистическому, недоступна идея любви как Божественной красоты отношений.
Христос Яннарис пишет: «Как нам определить метафизику, если и физика остается неподчинённой нашему мысленному взору. Математическая символика, партитуры типичных уравнений, в сравнении с индивидуальными картинами опыта любовной непосредственности. Единственный язык, в котором слышится отзвук мелодии действительного и невыразимого».
Настало время отразить и положительные стороны человеческих и Богочеловеческих отношений. Их можно назвать «лики любви». Здесь с особой яркостью встает наглядность для духовного роста подлинных человеческих любовных отношений, которые могут рождаться в православной семье.
То, что можно сказать о любви человеческой в её абсолютном, беспримесном значении, всё приемлемо для истинного толкования должного отношения человека к Богу.
Х. Яннарис пишет: «При знаке взаимности возникает безмерность радости. Возникает вкус полноты жизни, который опьяняет, как ничто другое. Тогда во взгляде, улыбке Другого приносится целый мир. Апокалиптический … ВЗАИМНОСТЬ ЛЮБВИ ЕСТЬ ПЕРВОЕ ЧУВСТВО ПРАРОДИТЕЛЕ В ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ТВОРЕНИЯ».
Только такое чувство, как в семье, так и в жизни духовной способно преобразить мир.
«Изумлённые, мы ощущаем, как убожество существования преображается в неожиданное богатство жизни. Ежедневные минуты рутины изменяются в опыт праздника, потому что ежедневность облекается теперь во взаимность связи. Теперь нет ни времени с прошлым и будущим, ни пространства с близостью и отдалённостью. Время имеет только настоящее, а пространство – только непосредственное присутствие».
Часто любовь между мужчиной и женщиной имеет одним из своих определений желание. Что это? Может быть, даже и нечто большее! Но на самом деле всё неоднозначно и чудесно! Богослов точно комментирует: « Мы отличаем любовь от жажды тела. Любовное изумление всегда есть трепет души, и опьянение взаимностью приносит неожиданное очищение от всякого телесного требования. Маниакальные звери удовольствий внезапно усмиряются с первым кивком любви. И все же, любовная связь созревает только в постоянной кафолизации желания».
Можно легко впасть в соблазн различения или же неправильного смешения душевного и телесного в любви.
«Запутана перекрещенность душевного и телесного в спектре желания. Она приводит к тому, что человек начинает думать, что духовный трепет в любви является ничем другим, как ухищрениями телесной потребности».
Как же все происходит на самом деле, возможна ли симметрия духовного и телесного, не есть ли последнее улов на удочку первого? Христос Яннарис ясно выражает мысль, что «любовь не есть отдельная функция природы, способность выживания вида. Она принадлежит личностному способу существования природы. Поэтому и осуществляется всецело, в каждой телесной и психической энергии или действии природы. Без единой возможности, чтобы в любви разграничились и получили свои очертания психическое и телесное событие».
Как мы можем из всего вышесказанного выделить практическое выражение нашей общей темы?
«Там, куда закон не протягивает свои смертельные щупальцы, невинность есть факт эротический. Преодоление частичной любви, ради любви всецельной. Отказ от воображаемых наслаждений жизни ради всеобщей любовной связи, которая обнимает собой каждую складку жизни, всякого человека и всякую тварь, с конечной целью, источником и полнотой любви – Личностью Бога».
Профессор Муретов даже придает всему сказанному эсхатологическую окраску, преддверие будущего века: «Чувственная область бытия, где живёт теперь дух человека, есть отражение невидимых и духовных идей и сил Божества или зеркало Божественной действенности. Поэтому мы теперь только прозреваем и созерцаем невидимую истину Божества в явлениях чувственного мира, как в зеркале и отражении».
«Любовь никогда не престает», не кончается, не иссякает. О какой любви говорит здесь апостол Павел? Рационально мысля, мы можем эти слова употребить только по отношению любви Бога к нам. Но возможно ли такое разделение любви – по качеству, персоналиям, высоте или приземлённости? Заповедь и Слово Божие абсолютны. Разделение здесь невозможно. Но почему же случается так, что иногда в человеческой жизни любовь «престаёт», истлевает, выжигается?!
Любовь заканчивается плохо, скандально, подчас с ненавистью и главное – необратимо. И вот вопрос. Либо та любовь, о которой говорит апостол, не имеет отношения к любви между мужчиной и женщиной, либо здесь не хватает какого – то смыслового ударения, поясняющего, о чем здесь идёт речь. Немного поможет нам в этом разобраться уже не высокоименитый богослов и философ, а выдающийся греческий духовный наставник и старец архимандрит Эмилиан. Обратимся к его прекрасной книге « Богопознание, Богослужение и Богомыслие».
Архимандрит приводит в ней всем нам известную притчу о мытаре и фарисее. Но как.… Постараемся ныне увидеть отклик своего опыта, увидев потрясающую глубину его слов: «Утром мы все читали притчу о мытаре и фарисее. Речь в ней идёт о смирении. Я не буду сейчас пересказывать эту притчу, все вы её знаете. Единственное, на что бы мне хотелось обратить ваше внимание - это то, что фарисей считал себя знатоком Бога (мы же добавим – любви, любимой – о. В. С.). Он думал, что Господь – его друг, и что сам он – друг Бога. И при этом он не покаялся в содеянных грехах (мы же будем уверены, что и между мужчиной и женщиной возникает столько противоречий, прегрешений, недоразумений, что это заняло бы время долгого покаянного разговора – о. В. С.). Фарисей полагал, что познал Бога (мы увидим здесь и невесту, избранницу), а на самом деле ничего подобного. Он заблуждался, ибо фарисей возомнил, что Бог обязан ему (невеста обязана ему своим вниманием, заботой, трудом, улыбкой при встрече – о. В. С.), он представил себе Господа кассиром, который проверяет по своим записям, кому задолжал Он, и кто – Ему. Но это не так.
«Благочестивый» фарисей под словами «я не таков как прочие люди» подразумевал, что ему не нужен Бог, который есть смирение (то есть этот человек не подразумевал, что ему нужна любовь, которая является отражением Бога – Любви – Смирения – о. В. С.). И следовательно, не нуждаясь ни в каком смирении, он не чувствовал необходимости и в Господе. Он пренебрёг Богом и остался без Него. Он познал Закон, но никогда не задумывался о том, какова жизнь без истинного Бога. А мытарь, несмотря на то, что погряз в трясине греха, взывал к Богу: «Боже милостив! Будь милостив и ко мне грешнику!» И тотчас же его измученное сердце, опороченное ужасом страстей и греха, уставшее и разочаровавшееся, почувствовало в своей глубине, что оно прощено за одну эту краткую исповедь и смирение. Господь действительно оставил грехи мытарю. И тот, прощённый, то есть признанный Богом, вернулся в свой дом. Он жил в мраке, но смирение привело его в рай, одарило его присутствием и светом Божиим».
Выслушав эти проникновенные слова старца, мы вполне можем сказать, что только это благодатное мытарево смирение, только оно в состоянии соделать чудо, завещанное Апостолом: «Любовь никогда не престаёт». Человек, в своей обоюдной двойственной монаде, создан по образу и подобию Бога, Который есть Любовь и Смирение. На этом стоит Закон и пророки, да и благодать христианского брака.
Как же точнее определить, каким образом в отношения столь возвышенные проникает «порча», как она развивается, как губит любовь, которая, при соблюдении заповедей любви, должна быть вечной.
Христос Яннарис поясняет: «Одна какая-нибудь неосмотрительность другого, одно какое–нибудь упущение, один неловкий поступок, одно неискреннее движение, один недостаточный ответ на мою жажду. И внезапно у меня открываются глаза на обратное откровение: Другой внезапно оказывается на расстоянии, подчинённый пространству и времени. Он далеко и не является тем, чем он был. В отношении моего желания жизни он кажется незначительным, робким, скупым. И вместе с ним всё внезапно уменьшается, опять становится объектом, подлежащим измерению и счету».
Здесь приходит горячность, воспалённость и несправедливость.
«Обычно мы не видим в себе никаких недостатков. Любовь предаёт только Другой. В отношении того, что принёс, он взял больше. Начинаю измерять, считать. И помыслы всегда меня оправдывают.… Даже если Другой со скорбью молча отойдёт в сторону, оставит беззащитным свои раны, я не смогу увидеть, не смогу почувствовать его душевной боли, продолжая видеть только свою. Он не имеет права быть обиженным - это право принадлежит только мне».
Давайте взглянем дальше этой простой психологической зарисовки, всмотримся в тайны души: «Это есть бессознательная горечь недостижимости жизни, потеря веры в осуществимость взаимного и целостного самоприношения, которое составляет жизнь».
Посему, дорогие, «адским мучением будет наша неспособность узнать Христа в лице Жениха и Любовника наших душ… Если на первом плане у нас Закон, мерки «юридической чистоты», мы не сможем узнать Его. Он не может быть тем, кто обнимает нечистых – мытарей, блудниц, блудных сыновей, разбойников. Мы всю свою жизнь потратили на изучение и соблюдение закона, а Он теперь принимает и любит мерзких нарушителей закона, ничтожеств, париев. «Вот человек, который любит есть и пить вино. Друг мытарям и грешникам».
Эти мысли приводят к страшному концу: «Это мучительная нужда в оправдании накопленной и нерастворившейся лишённости – лишённости жизни; существование без общения – существования, неспособного радовать свою душу – «погубив» её, чтобы потом «спасти». И эта неспособность воспаляется в горькую агрессивность… Душа нападает на то, что в ней отсутствует – может, таким образом, сможет оправдать это отсутствие? Или «одухотворить» лишённость?
«Собака сладострастия хорошо умеет просить духа, когда ей не дают плоти»?
Апостол Павел, завершая свою Новозаветную песнь любви, пишет: «Так пребывает вера, надежда, любовь – троица эта: большая же в этих – Любовь».
Мы закончим своё сообщение чудесным толкованием профессора М.Д. Муретова на эти вдохновенные, завораживающие слова Песни Любви: «Вера невозможна без любви и надежды, - это было бы механическое фотографирование или мёртвое копирование, а не жизнь и блаженство художественного творчества. Также и надежда должна ожидать и любить то, чем сообщается блаженство упования. Наконец, и Любовь беспредметная так же невозможна, как и не соединённая с Надеждой достижения и обладания. Эта Троица проявления жизни Духа единосущна и нераздельна».