[602x700]

Как же я жила без тебя раньше? Или только считала, что – живу? Без тебя мне нечем дышать, и если я долго не вижу тебя, я заболеваю. На стенах моей комнаты – твои фотографии, и я долго смотрю на них перед тем, как уснуть. Мне тяжело жить в этом мире без тебя. Я не могу бросить всё и остаться с тобой навсегда.

Но с тех пор, как я узнала тебя, ко мне даже в самые бурные дни житейских невзгод не приходит отчаяние. Я знаю: на день, на час я снова вырвусь к тебе, а вернувшись в мир – буду жить ожиданием нового свидания. Ты всегда примешь, утешишь, отрёшь слезу с души, моя тихая гавань, моя желанная пристань – Коренная пустынь.

Как появилась ты в моей жизни? Была ли это случайность? Судьба? Промысел Божий? Школьницей с веселыми бантами, на скучных уроках алгебры и физики я писала свои первые "творения", а потом сбегала с химии или физкультуры и несла эти опусы в редакцию молодёжной газеты, где седеющий человек с молодыми смеющимися глазами, мой шеф, в которого я была немного влюблена, нещадно ругал и исчёркивал мою писанину, заставлял переделывать по несколько раз – и всё-таки иногда подписывал в печать. И вот – первое серьезное задание. Мне дают удостоверение внештатного корреспондента и чёрную редакторскую "Волгу". Газете нужен материал о трудовом отдыхе областного комсомольского актива, чей лагерь по-хозяйски раскинулся на живописных полянах. "Волга" сыграла нужную роль: невзирая на предательские бантики и заплатанные рукава школьной формы, корреспондента под руки провели в уютную полуподвальную комнату, накормили вкуснейшим обедом и продиктовали нужную информацию. Сквозь полукруглый, метровой глубины проём окна был виден поросший лесом крутой склон. Радушный хозяин похлопал ладонью по стене: «Монашеская келья. На века строили. А теперь мы тут "причащаемся".

Вот и всё, что осталось в памяти от первой в жизни командировки. Да ещё гордое название невзрачного поселка, в котором расположился комсомольский лагерь, – Свобода. Много лет спустя узнаю я, что у него есть второе – вернее, первое, исконное имя: Коренная пустынь. В светлый предпасхальный день в поисках нужного мне человека я постучу в указанную мне дверь:

– Молитвами святых отец наших, Господи, Иисусе Христе Боже наш, помилуй нас!..

– Аминь! – раздастся изнутри.

Я шагну внутрь, и рука, поднятая для крестного знамения, застынет в воздухе, память краской стыда зальёт лицо. Сквозь метровой глубины оконный проём – убегающий вниз лес.

Простишь ли ты меня, моя многострадальная Коренная? Истерзанная, изрытая бульдозерами (так пытались затоптать Божией Матерью подаренные людям источники), напоённая кровью мученически погибших иноков, осквернённая антихристовой символикой – и все-таки выжившая святая земля, простишь ли меня за брошенный в тебя камень – за комсомольскую трапезу в монашеской келье?

Кто-то, прочтя эти строки, возможно, покрутит пальцем у виска: нашла, в чём каяться! Нашла. "Господи, даруй мне зрети моя прегрешения", – читаем мы в молитве Великого поста. И Господь из глубин нашей памяти достаёт то, что давно проскользнуло незамеченным, не осознанным как грех. И становятся понятными призывы Церкви к всеобщему, всенародному покаянию. Кто из живущих может назваться тем блаженным мужем, который никогда не шёл на "совет нечестивых"? Дьявол в мире, и только покаянными молитвенными слезами можно и необходимо мало-помалу очищаться от его скверны.



В 17 лет приходит первая настоящая любовь. Ну что с того, что мне семнадцать, а ему двадцать пять? Но мама так переживает, что просит всех знакомых следить за каждым моим шагом, и когда я возвращаюсь домой с часовой прогулки по вечерним улицам, ей уже известен весь наш маршрут. Ах, мама, ты, конечно, права, я ему не пара, и он прекрасно это видит. Ещё неделька – и я уеду учиться в большой красивый город, а он останется в заводской художественной мастерской рисовать плакаты и стенгазеты. Но сейчас, пока весь дом ещё спит и солнце только чуть-чуть показалось из-за горизонта, я вылетаю из подъезда навстречу своему возлюбленному, и вот мы уже мчимся, скрываясь от надзора, на машине его друга по загородной трассе.

– Куда мы едем?

– Я покажу тебе свои любимые места.

Тормозим у заколоченной церкви.

– Эта поселковая церковь сохранилась, – поясняет мой спутник. – А дальше, на краю поселка был монастырь. Там всё разрушено, но я люблю там бродить.

По крутому склону – уходящий к реке лес.

– Это Свобода?

– Это Коренная пустынь.



Знать бы тогда, что через много лет я столько раз буду бродить по этим склонам, что не останется ни одной незнакомой тропинки, ни одного внезапно выбегающего из-под корней родника: всё здесь станет любимым и близким – чудом уцелевшая колокольня и новые колокола на ней, ещё не отреставрированные корпуса со старинными келиями и поднимающиеся из небытия храмы, часовенка с золотым ангелом на шпиле и собранные в ней кости, которые во множестве находят при раскопках старинных фундаментов, чёрные силуэты вновь поселившихся в своей обители иноков и весёлое жужжание насельников монастырской пасеки. И сама эта земля, излучающая невидимую благодать. Мне рассказывали, что однажды приехал в Коренную старенький монах с Украины. Ещё не все жители поселка смирились с новым соседством и считали монахов чуть ли не захватчиками, молодые местные ребята разгуливали по монастырской территории с сигаретами в зубах и бутылками в карманах, нарочито громко сквернословили, завидев идущего навстречу инока, устраивали около источников нудистские пляжи; трепыхалось на верёвках бельё ещё не переселённых из монастырских зданий мирских жителей, две кумушки-соседки, высунувшись из окон, громко обсуждали третью. А украинский монах, едва шагнув в ворота, опустился на колени и целовал землю. Кто-то из молодых послушников не смог сдержать удивления и спросил старца, зачем он это делает.

– Да ведь эта земля – святая, как алтарь в храме, только не все это видят, – был ответ.



Стоял тёплый июньский день. Сияло солнце. Москва сверкала золотом куполов. Светло и радостно звонили к вечерне. А я стояла в почти пустом ещё храме перед чудотворной иконой Божией Матери, и по щекам текли слезы. Вот уже месяц, как из моей жизни исчез очень близкий человек, и я не знала, где он и жив ли вообще. В Москву я приехала специально – чтобы попросить помощи у единственной моей надежды – Споручницы грешных: только Она, Владычица и Матерь наша, может – верила я – подать мне утешение в моей печали. Вернувшись домой, получила письмо со знакомым почерком, отправленное в тот день, когда просила помощи у Царицы Небесной. На почтовом штемпеле – чёткие буквы: "Свобода". Коренная пустынь снова звала меня. На этот раз – чтобы уже никогда не отпускать моё сердце.



Старый дребезжащий рейсовый автобус подкатил к крошечной автостанции и выпустил меня из своего душного, переполненного чрева. Шёл ровный спокойный дождь, явно собравшийся основательно напоить жаждущую землю. Надежды на то, что он скоро перестанет, не было, и я решительно зашагала по лужам. Улицы с маленькими деревенскими домиками, перемежающимися магазинчиками-лавками. Поворот, ещё поворот, и ещё, и вот уже где-то далеко внизу на сером небе – стройный силуэт колокольни. Парусиновые туфли хлюпают на расползающейся глине, газовая косынка пузырится на мокрых волосах.

Ни души вокруг. Это хорошо. Сейчас не хочется видеть ничего мирского. Вот, наконец, и он – под низкими сводами вновь строящегося храма – источник, забивший на месте обретённой 700 лет назад Курской Коренной иконы Божией Матери. Совсем не так, как рисовалось в воображении: источник – родник – ручеёк. Словно выкачиваемый из земных глубин мощным насосом, уходит в небольшую быструю речку Тускарь. Многих своих знакомых приведу я позже к этому месту, и одна из них, пожилая интеллигентная учительница, в недоумении скажет: "Как же он так течёт… неэкономно? Можно же его на время как-то перекрыть? Ведь так вода когда-нибудь иссякнет?" Нет, моя наивная спутница. Нельзя перекрыть. Это уже не раз пытались сделать в семидесятилетний безбожный период. Бьёт эта живая вода уже семьсот лет и не иссякнет до тех пор, пока не иссякнет милость Матушки Божией к людям.

Я опускаюсь на колени и ловлю воду губами, лицом, руками. "Можно поплакать, спокойно поплакать, кто разберёт, где вода, где слеза", – вспоминаются слова любимой песни. Надо бы набрать водички домой, да вот посуды я в спешке никакой не захватила. Нет, как же: в литровой бутылке из-под кетчупа – крепкий кофе, который я всегда беру в дорогу. И вот уже кофе вылит в траву, а бутылка полна коренной водичкой. С этого дня она не иссякает в моём доме. Одна из самых важных моих забот теперь – чтобы вода эта всегда питала моих детей, домочадцев и всех, кто обратится ко мне за этим лучшим в мире лекарством. И кофе мне в дороге больше не нужен: в дальнем пути со мной вода из Коренной.



Храм над источником теперь достроен и освящён на два престола, в честь икон Божией Матери "Державная" и "Живоносный Источник". А родниковая струя через трубу выведена наружу у входа в храм. Нет такого дня, чтобы здесь было безлюдно. Небольшая, в несколько человек, очередь в будни. Растянувшаяся на всю длину долгого спуска к воде вереница паломников – в праздники. И дай Бог, чтобы эта очередь никогда не прерывалась, чтобы как можно больше людей по вере своей получало помощь Матери Божией через Её святой источник. Я видела эту явную помощь уже дважды.

Маленькую Ирочку испугала собака. Девочка долго не могла успокоиться, стала вскрикивать и плакать по ночам, и молодые родители, недолго думая, повели её к бабке – "выливать испуг". Та, пошептав над воском, капающим со свечи, показала им на блюдце образовавшееся пятно, и впрямь похожее на силуэт собаки. Родители ушли обнадёженные. Ирочка про собаку не вспоминала, но следствием запрещённого Библией похода к восколеям стал лунатизм: ребёнок вставал ночью, бродил по комнатам, выходил на улицу. Когда девочка в одну из ночей прошла по краю ямы для нечистот и только случайный прохожий спас её от гибели, родители кинулись к священнику, а тот, объяснив, что ребенок по вине родителей попал под власть тёмных сил, попросил меня сопроводить их в Коренную пустынь. Заказав молебен перед списком с чудотворной иконы, малышку отвели на источник, облили и напоили водичкой, набрали бидончики и бутылки домой с тем, чтобы на ночь окроплять кроватку и поить ребенка. Прошло несколько лет. Здоровенькая, всегда веселая Ирочка больше никогда не просыпается по ночам и очень любит бывать в Коренной пустыни. Перебегая от источника к источнику, непременно набирает в каждом, даже самом крошечном, безымянном родничке по бутылке воды. Папа подписывает их и складывает в большую сумку, чтобы хватило семье до следующего приезда.

А однажды морозным зимним днём я обходила свои любимые источники с тем самым, близким мне человеком, которого помогла отыскать мне Матерь Божия и который стал одним из насельником монастыря в Коренной.

– А знаешь, – сказал мой спутник, – я недавно узнал об одном источнике, он называется "глазной", помогает при болезни глаз, от него даже слепые прозревали. Пойдем?

Накануне щедро выпал снег и засыпал тропинки. Мы двигались по снежной целине наощупь, снег забивался в сапоги, не пускал. "Зачем мне этот источник? – невольно мелькнула мысль. – Ведь из моих знакомых никто не хворает глазами. Ну да ладно, наберу воды – раздам старушкам в храме". Постояли у маленького источника, помолившись, зачерпнули воды… Вернувшись домой, я узнала, что все три дня моего отсутствия дочка не ходила в школу: по неизвестной причине разболелся и воспалился глаз. Белое глазное яблоко превратилось в красное месиво, из-под распухших век непрерывно текли слёзы.

– Что же вы сидели! – набросилась я на домашних. – К врачу же надо!

– Да всё думали – пройдёт, тебя ждали.

– А чем я помогу? – и осеклась. Маленькая бутылочка воды из глазного источника в сумке. Но что с ней делать? Пить? Умываться? Беру пипетку и закапываю под веко, как глазные капли. Наливаю в блюдце и даю дочери ватку: "Промокай глаз". А сама – бегом готовить ужин, кормить младшего, проверять тетрадки старших. Вернулась к дочери – а она уже спит. Ну, ладно, утром поедем к врачу. Наутро подхожу к просыпающейся дочке.

– Как твой глаз?

– Какой глаз? – сонно бормочет она. И вдруг подскакивает на постели. – У меня ничего не болит!

Голубые глаза смеются. Нет и следа от вчерашнего кошмара. И словно как доказательство, что всё это не приснилось, – маленькая, будто шариковой ручкой поставленная красная точка на глазном яблоке. Так вот почему "понесло" меня по сугробам к неприметному источнику. Я не знала, что дома случилась беда, а Матерь Божия – знала и вела меня, недостойную маловерку, чтобы подарить лекарство для страдающего ребенка.

Впрочем, бывают здесь и не только исцеления, но и вразумления. Недугующий остеохондрозом мужчина, сам врач-массажист, решил прибегнуть к нетрадиционной терапии и приехал в пустынь. Миновав табличку "Купаться запрещено" (вода в источнике впадает в реку прямо перед алтарём храма), с шумом сиганул вниз головой в реку… и свернул шею. К счастью, травма оказалась не смертельной. Владычица мира и этих мест лишь строго предупредила самонадеянного паломника.

Девятая пятница по Пасхе. Снова, как в былые времена, движется из Курска в пустынь крестный ход. Сверкают на солнце хоругви и облачения духовенства, тянут руки к святыни больные и увечные, родители поднимают над толпой детей. Словно ожившая картина Репина \"Крестный ход в Курской губернии\"\"Яко необоримую стену и источник чудес, стяжавше Тя раби Твои, Богородице Пречистая, сопротивных ополчения низлагаем, темже молим Тя: мир Отечеству нашему даруй и душам нашим велию милость\", – разносится окрест.

Вот так же несли с пением икону по курским улицам два века назад, и вдруг из дома выбежала женщина с исхудавшим в долгой болезни детским тельцем на руках. Положила сына на землю, и чудный образ Богоматери пронесли над ним. Очнувшись дома, мальчик рассказал, что, когда родные видели его умирающим, было ему явление Царицы Небесной, и Она обещала ему скорое выздоровление. Исцелённый отрок Прохор через несколько лет ушёл с материнского благословения в Саровскую пустынь и принял монашеский постриг с именем, дорогим ныне каждому православному, – Серафим. Скольких же исцелила, скольким подала утешения Милостивая Владычица наша через Свою икону за долгие семь столетий?! Записана, сохранена в истории лишь малая толика Её чудес…



Монахи пустыни встречают крестный ход из Курска на улицах посёлка и под ликующий трезвон сопровождают святыню домой, на место её явления. Так повелось с 1618 года, когда указом царя Михаила Феодоровича икона была поставлена в специально выстроенном для неё в Курске Знаменском монастыре (ныне восстановленном), там она находится большую часть года, а летом на три месяца возвращается в Коренную пустынь. Правда, сейчас это не древняя явленная икона, а чтимый список с неё. Та самая была вывезена в конце 1919 года курским епископом Феофаном за пределы России и стала Путеводительницей Русского Зарубежья. Узнав о возвращении Церкви Коренной пустыни, Русская Православная Церковь Заграницей прислала ей список, освящённый на первоисточнике.

Многие наши соотечественники возмущаются по этому поводу: почему прислали список, а не саму святыню? Однажды во время богослужения в одном из курских храмов я наблюдала, как по храму ходили женщины и предлагали желающим подписаться под письмом-обращением к руководству Зарубежной Церкви с требованием вернуть икону. Подошли они и ко мне. Я не стала подписывать письмо, хотя моей заветной мечтой было – поклониться чудному дару Небесной Царицы. Но в этом благом нашем стремлении не нужно забывать, что не люди и не власти управляют Божиим произволением. У чудотворных икон – особая судьба, подчас необъяснимые \"поступки\". Когда в лесной чаще охотником была обретена курская икона, благочестивые куряне побоялись оставлять её одну в глухом месте и перенесли в ближайший город – Рыльск, где были достойные принять её храмы. Но икона чудесным образом вернулась на место своего явления; её снова забрали в Рыльск – и снова, исчезнувшую, обнаружили среди могучих вязов и клёнов. Так продолжалось до тех пор, пока люди поняли волю Божией Матери и оставили святыню на указанном месте. После Октябрьского переворота, в начале 1918 года, среди бела дня икона была похищена из курского Знаменского собора. Поиски не принесли результатов. Но вскоре икона нашлась сама: проходившая мимо колодца женщина увидала лежащий на срубе сверток. Когда она разворачивала его, подошёл священник и узнал в открывшейся иконе чудотворную святыню. Не было ли это знамением того, что иконе пришла пора на время покинуть Россию?

Я твердо верю, что наступит день, когда она вернётся из далекой Америки домой. Ведь местные жители рассказывают, что в безбожные годы, когда в дни положенного перенесения иконы Коренную оцепляли наряды милиции, а люди всё же пробирались окольными тропками к святым источникам, многие, особенно дети, видели на небе явление Божией Матери. Она проходила над Своей землёй, а вслед за Нею, как свидетельство подлинности Её явления, появлялся образ креста. Она вернётся сюда. Только сделает этот шаг не по нашему требованию, а призрев на смиренное покаяние истосковавшихся по чистоте и правде земляков. А пока – по вере нашей да будет нам. Современный список-икона щедро раздаёт милости Божией Матери с верою притекающим к нему.



Заканчивается праздничный день перенесения иконы. Отслужены литургия, молебен, водосвятие. Икона-список – на аналое на площадке перед храмом. Длинная очередь на поклонение. Подвожу и я маленького сынишку, который мечтает быть здесь монахом (дай Бог, чтоб не забыл, когда вырастет!). И вдруг стоящая у иконы охрана задерживает наше движение и раздвигает очередь. Несколько сильных молодых казаков с огромным усилием тащат с нечеловеческой силой упирающуюся и вырывающуюся маленькую худую женщину в разодранной одежде. На измученном лице – ужас, изнутри рвётся не принадлежащий ей крик, ни на что не похожий нечленораздельный звериный рёв, а губы женщины шевелятся, и я ясно слышу тихий – её! – голос: \"Матерь Божия, помоги!\". Казаки подтаскивают наконец женщину к иконе, прижимают к лику Пречистой её голову с разметавшимися волосами и поливают святой водой. От наступившей тишины звенит в ушах. Казаки отступают, а женщина тихо-тихо отходит от иконы и идёт, не стыдясь своей наготы и бегущих по лицу слёз.

Праздник окончился. Я возвращаюсь в мир, немного завидуя тем, кто может остаться на этой святой земле навсегда. Те, кто живет в Коренной, даже за ворота монастыря выходят крайне редко и неохотно. \"Там даже воздух другой, – говорят они. – Что-то давит и мешает дышать\". Я возвращаюсь. Мне нельзя не возвращаться: в миру у меня дом, семья, обязанности. Но знаю, что, пока жива, буду приезжать к тебе, моя чистая, моя светлая, моя благословенная Коренная пустынь. Когда я очень тоскую без тебя, то, приехав, беру благословение остаться в обители на ночь и, уже не заботясь о времени, слушаю твои родники, вдыхаю нежный запах хвои, зарываюсь лицом в опавшее золото клёнов. Ты добра и щедра ко всем, приходящим к тебе с чистым сердцем. Много, как много ран оставило на тебе безбожное время. Но трудами братии и щедротами добрых людей ты поднимаешься во всей своей былой красе. Приезжали к тебе и католические пасторы, просились сослужить монастырской братии. Ответ игумена твёрд: служить с вами мы будем только тогда, когда вы примете Православие. Улыбнулись добрые католики: тогда хоть помощь от нас примите – деньги, технику, рабочих. Вежливо, но твёрдо отказался мудрый игумен: благодарствуйте, мы, с Божией помощью, сами.

И не беда, что в бедных келиях братии не хватает одеял и постельного белья, что спят на списанных больничных кроватях, что в будни на архимандрите штопанный-перештопанный подрясник. Они поднимут тебя, Коренная. А одеяла?.. Монах и рясой укроется.





В КОРЕННОЙ ПУСТЫНИ





Мир тебе, монастырский приют,

Всех скорбящих – покой и отрада

Вот и осень, и снова я тут,

О, моя неземная награда!



Я живу – этой встречей с тобой,

Без тебя я скорблю и болею,

Плачу грешной мятежной душой,

И дышать без тебя – не умею.



Я бреду по осенней листве,

К благодатной реке опускаясь.

Осторожно ступая в траве,

В родниковых струях умываюсь.



Колокольный рассыпался звон,

Сквозь верхушки деревьев струится.

Словно детства забытого сон…

Все вокруг чистотою живится.



И заботы, дела, суета –

Все забылось, ушло, растворилось.

В тишине перед вечностью став,

Благодатью душа озарилась.



День придет – и она, отлетев,

С бренным телом надолго простится

И в последний свой час на земле

К этим дивным местам устремится.



Припадая к иконе святой,

В покаянье склонясь пред Пречистой,

Я с последнею просьбой земной

Предстою перед ликом лучистым.



Даже если пребуду в огне

За земное моё не-смиренье,

Милосердная, выпроси мне

Средь заслуженных мук – утешенье.



Провожая на скорбь иль покой,

Дерзновенье, отцы, мне простите:

Схороните меня в Коренной,

Под кленовой листвой схороните.