[700x420]

Год был вполне обычный. Лето, июль, отпуск. Всё шло своим чередом, размеренно и безнадёжно, и от того оголённая душа научилась чувствовать по-особенному, ничего не ожидая.

Я так и не поняла, в какой именно момент появилось невероятное чувство радости, разлилось и овладело всеми уголками моей души. Ожидание её я пыталась сравнить со всем, о чём когда-либо мечтала, но, увы. Перебрав всё возможное, поняла, что такой радости на земле нет, и что речь идёт о той самой радости, которой не достойна. Я стала готовиться к смерти.

Мысль эта нисколько не пугала меня. Напротив, спокойно и планомерно я пыталась навести порядок в своих делах, безусловно, с Божьей помощью. Сначала совершенно неожиданно посетила монастырь Успения Пресвятой Богородицы в Одессе, где покоятся мощи преподобного Кукши Одесского. Затем по делам оказалась в Печорах, в обители во имя Успения Пресвятой Богородицы. Слава Богу за всё!

Кафедра наша готовилась к празднованию столетнего юбилея. Однако суеты во всём этом было куда больше, чем предвкушения радости. Предметом всеобщего обсуждения в эти дни стал коллективный снимок, так сказать, для истории.

Придя на кафедру в четверг, я, по своему обыкновению, забежала в кабинет секретаря, чтобы поздороваться и внести свою лепту в эту кутерьму:

- Ирина Владимировна, здравствуйте! - поприветствовала я нашего секретаря с привычным для меня приподнятым настроением.

- Здравствуйте, здравствуйте… – ответила она.

- Почему так не весело? Что-то случилось? – искренне полюбопытствовала я.

- Да нет, – сказала Ирина Владимировна и, устремив взор на стоящую перед ней фотографию любимого пса, продолжила. - Как-то нехорошо на душе. Летом не стало любимой собаки, а кошка мстит мне за это.

- Мне тоже не совсем хорошо на душе, но я-то точно знаю, что скоро умру, и потому не буду фотографироваться со всеми, чтобы не омрачать кафедральный праздник своим предсмертным изображением. Я уже и ценные указания своей подруге дала: как и что из моих вещей продать, чтобы помочь моим родителям и стала чаще причащаться. Может быть, и вы со мной хотите причаститься? Я помогу вам подготовиться, принесу необходимую литературу, отведу на исповедь к знакомому батюшке в лавру. А?

- Нет, спасибо. Я хоть и крещённая, но в нашей семье как то было не принято всё это. Увы… - ответила она, рассеянно перебирая карандаши. - И потом, если уж суждено, какая разница, как и где.

- Ну, не скажите… - начала я с ещё большим оптимизмом и с явной демонстрацией глубоко знания того, о чём идёт речь. – Кончины бывают разные. Длительно болящий милостью Божьей имеет возможность подготовиться к встречи с Ним. Внезапная смерть - самый нежелательный вариант, ибо сказано «да не похитит мя смерть неготового…». Но уж если повезёт, то доведётся предстать перед Господом в венце мученика. Тогда, да! А пока знай, готовься, - закончила я с чувством выполненного гражданского долга.

Счёт времени шёл на дни.

В субботу к Причастию я пошла одна.



Незадолго до этого, перед очередным причастием, я подошла к отцу Варлааму, с которым меня очень роднило чувство юмора и самоиронии:

- Батюшка, я умру скоро, - брякнула я с ходу, – уже и платье приготовила сиреневое.

- Ой, Лен, помри, а! Мёртвый человек – живая копейка! А нам сейчас для реставрации лавры так деньги нужны. Ведь за твоё отпевание нам что-нибудь пожертвуют? – быстро сориентировался он и добавил, – а сиреневое тебе очень пойдёт, уже представляю.

- Да мне, батюшка, не жалко ни пожертвований, ни жизни, раз уж Господь так решил. Меня ведь здесь почти ничего не держит: семьи своей нет, детей нет, и уже никогда не будет. Одна лишь мысль мне покоя не даёт. Мне кажется, что так несправедливо, когда престарелые родители теряют второго и последнего ребёнка. Они ведь никому, кроме меня, не нужны.

- Ну, ты и дура-девка! – со знанием дела отметил он, – пойди лучше Скоропослушницу Невскую попроси тебя защитить и помолись о ближних своих. А меня сейчас прибьют, на крестины опаздываю. Иди, иди.

Опустившись на колени перед иконой Богородицы Скоропослушницы Невской, я пыталась найти подходящие слова. Не очень внятно просила Царицу Небесную защитить меня и моих близких от беды, приближение которой так явно ощущала.

Счёт времени шёл на часы.



Наступил понедельник. В такие дни особенно легко поверить в существование атлантов, ибо такой небосвод больше никому не удержать. Ноябрьское небо в Питере часто бывает таким.

Ещё на утренней молитве я, стерев испарину со лба, вздрогнула и перевела взгляд в сторону дома напротив. Боковым зрением на мгновение выхватила из темных силуэтов сонных окон красную точку. Мне показалось в тот момент, что я увидела огонёк оптического прицела. Однако в душе это ощущение задержалось надолго, с ним я и поплелась на работу.

Путь мой в этот день был особенно долгим и тяжким. Мне казалось, что тёплая одежда и ноутбук готовы заякорить меня у любого столба, не говоря уже о коллегах и друзьях. Тяжела была и лестница на третий этаж. Вскарабкиваясь по ней, я вдруг физически почувствовала могильный холод сзади. Остановилась, оглянулась, поёжилась и поплелась дальше. Вот и знакомый коридор. За одной из этих дверей меня ждал годовой отчёт по науке. Точнее, роль мытаря в благовидном образе учёного секретаря.

Привычным движением я потянулась к дверной ручке приёмной, но меня неожиданно остановила тяжесть всего, что было надето, находилось в руках и на душе. Коснувшись ручки, я подумала, что с Ириной Владимировной поздороваюсь позднее и прошла к двери своего кабинета, находившегося рядом с приёмной.

Статьи, тезисы, доклады. Всё нужно было рассортировать, пересчитать, а главное добыть. Мои мытарства были в самом разгаре. Учёт защищённых диссертаций всегда был на особом счету. Его-то мне и не хватало. Авторефераты! Немного переведя дух, я пошлёпала к профессору нашей кафедры, у которой они обычно хранились, но её на месте не оказалось. Кабинет заведующего кафедрой также трепетно хранил в своих закромах все достижения нашего коллектива, да и секретарь, как правило, была всегда там.

Подойдя к двери, я немного смутилась. Дверь была слегка приоткрыта. Я подумала, что если Ирина Владимировна на месте, то дверь всегда открыта настежь, а если её нет, то дверь закрыта наглухо. Странно, но я решилась войти и с порога спросила:

- Ирина Владимировна, Вы где?

- Я тут! - странный, с явным металлическим оттенком, голос раздался откуда-то из глубины кабинета заведующего кафедрой.

В нерешительности я сделала ещё один шаг в сторону открытого нараспашку кабинета начальника. Мне показалось, что она отвечает оттуда, из глубины ее чайной комнаты, расположенной за кабинетом. Оказавшись в приёмной, я перевела взгляд на рабочее место секретаря и замерла. На рабочем месте Ирины Владимировны лежал странный предмет, напоминающий сложенную в рулон одежду. На самом верху этого предмета зияло красно-коричневое пятно и такие же пятна на столе и на полу возле него. Мой взгляд скользнул по идущим вниз линиям этого предмета, и только тогда, когда я узнала безжизненные руки Ирины Владимировны, лежащие на её ногах, я поняла, что это она. Головы у неё не было.

Я смутно помню происходящее потом. Помню, что не могла объяснить, что увидела в приёмной бегающим по коридору сотрудникам кафедры и оперативникам. Они искали труп женщины, о котором сообщил неизвестный по телефону. Всё крутилось вокруг, а я бормотала лишь, что нет головы.

Успокоилась я не скоро, но мысль о том, что я умру, прошла в этот же день – день празднования иконы Божией Матери «Скоропослушница», 22 ноября.

Голову несчастной женщины нашли спустя десять дней в Малой Невке рыбаки. Всех обстоятельств произошедшего мы так и не узнали. Известно лишь, что это был китайский студент, отчисленный годом раньше. Удалось ли ему решить, таким образом, свои проблемы, мы так и не узнали.

На похоронах я прощалась последней. Родственники не видели необходимости в её отпевании и я, пытаясь заглушить казённый текст начальника, бормотала всё, что знала наизусть. У гроба я перекрестилась, поклонилась до земли и поцеловала его. «Да, если повезёт…» - подумала я.

Позднее я просила начальника не делать на месте гибели Ирины Владимировны рабочего места для нового секретаря в силу сложившихся обстоятельств, и, если это возможно, сделать из крохотной приёмной часовенку, но, увы. Он вскоре переехал в помещение бывшего музея кафедры, уступив прежний кабинет своему заместителю, а место мученической кончины православной христианки, благодаря перемещению мебели, стало доступно большинству посетителей.

Слава Богу за всё!





Елена Березовская.

1 октября 2013 года.