[402x500]
Глава 23. НАРКОМАНИЯ ВОВКИ ДРАКИНА И ВТОРОЙ УРОК ОБ АЛЕКСАНДРЕ НЕВСКОМ

Два оставшихся урока с трудом вернули ребят к действительности. Наполучав двоек за поведение и невнимательность, троек за пустоту в глазах и обещание грядущих наказаний, они с облегчением дождались последнего школьного звонка. Не всем, однако, посчастливилось сразу побежать на обед: в класс заглянула Люция Куртовна и гладким липким голосом промурлыкала, играя ямочками на круглых щеках:
– Олежек, Геночка, прошу вас ко мне в кабинет: очень хочется с вами побеседовать, пока в столовой накрывают столы. А вас, Валечка Цифринович, прошу ко мне сразу после того, как вы утолите голод. Пока-пока!
Она махнула ручкой и уцокала на шпильках. Денис содрогнулся.
– Эй, парни, – сказал он выбранной омбудсменом троице. – Вы у неё рты не разевайте, она шибко это дело сечёт – доносы там, приманки. И на печенье с конфетами не набрасывайтесь, если не хотите, чтоб она вас, как жуков, придавила.
– Чё мы, не знаем? – ощетинился Олег Шибанов. – Сами так попали. Это вон Валька новенький, ему базлай. И то ему здесь лучше, чем дома, так что наша наука ему припарка к косяку. Генка, пошли.
Они стянули со стульев пакеты с учебниками и тетрадями и исчезли в дверях. Валька вздохнул:
– А мне, правда, здесь нравится. Тут не бьют, не насилуют. Учат. Кормят. И кровать есть с бельём. Не, Дениска, мне тут нормально. Безопасно… Представляешь? Взрослые не пьют и не матерятся!!! Вот это да!
И он умчался в столовку.
В столовке, ставя на конвейер поднос с грязной посудой, Денис наткнулся на Вовку Дракина. Прежде, конечно, они тоже встречались, но «привет – привет», «пока – пока», и ничего больше: не мог Лабутин забыть, что это Вовка привёл его к Душковой. А тут вдруг бросилось в глаза, как иссох Вовка, пожелтел, опустел.
Блуждание в нём читалось ясно, как при свете операционных ламп. Он, как и Серафим, казался не от мира сего, но его отрешённость не манила, а устрашала и отталкивала.
– Эй, Вовка, ты чего? – ошалело спросил Денис.
Вовка хлопнул ресницами.
– Чё-о? – еле двигая языком, набычился он.
– Ничё-о! – передразнил Денис и схватил его за плечо. – Больной, что ли?
– Ба-альной! – равнодушно подтвердил Вовка и вяло повёл плечом. – Отцепись. И без тебя тошно. А ты Храпача… Лапу… или Ребро видал?
– Они тебе зачем? – изумился Лабутин. – В паханы записался?
– Ничё не записался. Отвянь. Надо, и всё.
Откуда-то вынырнул Храпач, тихо свистнул. В глазах Вовки появилась обжигающая искра. Он встрепенулся, ожил.
– Пока, Enter, – бросил он им последовал за Храпачом.
Оторопевший Денис остался стоять, вздев на лоб брови. Серёжка Деньгин, шедший мимо, невесело хмыкнул:
– Чё зверишь? Не знаешь? «Старшаки» Вовку на наркоту посадили.
– Брешешь! – не поверил Лабутин.
– Ничё не брешу. Мы с Олегом видали, как они ему порошок давали. Теперь Вовка их раб навеки. Ломку, думаешь, всякий любит?
– А Пуга куда смотрит?! – разозлился Денис.
– А пофигу им всем! – крикнул Серёжка и ускакал.
Денис было рванул к Михаилу Натановичу тревогу поднять, но тут в уши ворвался пронзительный рёв звонка, и ноги Дениса завернули в другую сторону. Но ничего, вот два урока кончатся – и он рванёт к Галайде!
Материал сперва не шёл ему в голову. Потом пришлось сосредоточиться. Он погрузился в ботанику, в географию и еле вылез из них, когда, наконец, прозвенел жуткий звонок.
С пакетом, тяжёлым от учебников и тетрадей. Лабутин быстро спустился в подвал к Галайде, надеясь, что тот пообедал и сидит на месте. За дверью слышались негромкие голоса. Денис стукнул пару раз и просунул голову внутрь.
– Здрасти, Михал Натаныч, – начал он и замолчал: у Галайды был гость – отец Григорий Небесный.
Они отметили его присутствие приветственной улыбкой.
– Проходи, Дениска! – пригласил Галайда. – Не стесняйся.
Лабутин лихорадочно вспоминал, что надо сказать в случае, когда ворвался без приглашения, и, вспомнив, пробормотал:
– Не… это… в смысле… не помешаю?
– Не помешаешь, не помешаешь. Проходи, пока зовут.
Денис скользнул в помещение склада, опустил пакет на пол.
Михаил Натанович без разговоров достал чистый стакан, налил чайку, в блюдце положил булочку, по паре пряников и сухарей с изюмом.
– Садись, Дионисий, отведай! – весело предложил Галайда. – И не стесняйся! Хотя мальчишки – народ не застенчивый… если только за ухо к ответу не притянут за проделку.
Лабутин сел и вцепился в булку. Внутри таяло повидло неизвестного происхождения, но это было без разницы, потому что парень не ел его несколько месяцев. Не сказать, чтоб он любил булки с повидлом, но это редкое здесь лакомство напомнило ему о времени его свободы и о маме – в первую очередь, о маме, а потом о времени его свободы…
Отец Григорий прихлёбывал из своего стакана чай и посматривал на Дениса. К разговору, который взрослые вели наедине, они не вернулись.
– Хоромы у тебя, Миша, – отметил отец Григорий. – Чего только не накидано.
– Каждого снабдить требуется, потому и много всего, – мирно ответствовал Галайда. – На каждого понемногу, вот и выходит много.
– Плохо, что много… – взгрустнул отец Григорий.
Денис вскинулся.
– А вы б хотели, чтоб у нас воще ничё не было?!
Священник поставил стакан на стол кладовщика, серьёзно обратил синие глаза на мальчика.
– Я б хотел, чтобы вас здесь не было, – сказал он. – Чтобы всё это, – он обвёл рукой пространство вокруг себя, – не понадобилось тут никогда. Чтобы дети жили в семьях, где их любят. Потому мне и грустно, что это – есть, а главного – нет.
– Главное – это чё?
– Бог, семья и Отечество.
Сказал, вроде, обычные слова, а Дениса от них в дрожь бросило и до того захотелось жить так, чтобы главным в жизни были Бог, семья и Отечество, что в горле встал комок и никак не проглатывался с очередным куском булочки с повидлом. Прожевал, наконец, проглотил, запил чаем. И сказал:
– Отец Григорий…
– Да?
– У меня тут одноклассник… Два, вообще-то, одноклассника, но одна ничё… в Бога тоже верит. А этот… Вовка Дракин, в общем… Короче, «старшаки» его на наркоту посадили. Может, это… не поздно его оттуда как-то вытащить, а, отец Григорий?
Мужчины тревожно переглянулись:
– Ты точно знаешь? – спросил Галайда.
– Точно. Сёдня его видал. Ходит, как отдихлофосенный таракан, – подтвердил Денис.
– Где он сейчас? – встал отец Григорий.
– Пошли куда-то со «старшаками». Я не знаю, где они там парятся, – хмуро признался Денис им, а себе: и зря; Серафим бы, зная, Дракина бы из наркоты вытащил; а он?
А он трус. В гейме герой, а в жизни дохляк.
Отец Григорий решительно рванулся к выходу. Денис бы метнулся за ним, но Галайда удержал:
– Не бегай за ним, Денис. Он и найдёт, кого надо, и скажет, чего требуется.
– Ладно, – потерянно уступил Лабутин, присев обратно на стул.
Посидел, сверля взглядом дверь.
– Неймётся? – понял Михаил Натанович.
– Ага.
– Ладно, беги, ищи своего Вовку, – разрешил Галайда, и Лабутин удрал, чуть не забыв пакет с учебниками.
Он, как был, выскочил через чёрный ход во двор, но никого там не нашёл. В подвале где? Сунулся было, но тут его заметил один из воспитателей и послал его в спальню делать уроки. Пришлось идти. Он открыл учебник, но все слова и цифры потеряли для него смысл. Он сидел в ожидании, что скоро случится что-то неприятное для всех, и не мог думать ни о чём.
Генку, сунувшемуся к нему с вопросом, сделал ли тот «матику», он послал подальше, чтоб не мешал. Генка обиделся:
– Ну, и привет! Сам пошёл!
И пристал к Олегу, который как раз начал писать в тетрадь цифры. Денис невольно обратил внимание на тех, кто недавно побывал в лапках Душковой. Ничего, вроде, не изменилось в них… Но изменения могут быть сразу и не видны…
И чего она к ним пристала?! Житья от неё нет… Напакостила ведь уже – нет, снова влезла.
Мысли пихались и пихались в его голове, одна несуразнее другой. Когда прозвонили на полдник, он сорвался первым.
– О! Самый голодающий! – насмешливо изрёк Гарюха, но Денис едва услышал.
В столовке он искал Вовку, но не нашёл. Где он носится?! И что с ним?
Выдул чай, запихал в рот печенье, отнёс на ленту конвейера и устремился к выходу: где же Вовка?!
Он столкнулся в дверях с Надей Ляшко и буркнул:
– Чего летишь без разбору?
– Это не я, это ты летишь, – парировала Надя.
Позади неё стояла Кира, которую Денис не сразу заметил, а, заметив, мигом вспотел от охватившего его жара.
– Да я это… по делу лечу, – оправдался он, хмурясь от смущения.
– Серьёзное? – спросила Надя. – Помочь?
– Ну… не знаю… Вовку Дракина не видела?
– Не видела. А он тебе зачем?
– Ну… просто…
Денис не знал, как сказать. Спасти? Это он слишком на себя берёт. А зачем тогда?
– Мы тебе поможем, – обещала Надя. – Кир, пойдём.
– Пойдём, – отозвалась Кира.
Опрокинутая навзничь и теребящая щенячьими лапами душа Дениса млела и трепетала, когда он шёл рядом с Кирой. Надо же: а если б не Вовка Дракин, он никогда бы не узнал, что живёт в одном городе с ним такая вот девочка Кира, которую ему отныне хотелось опекать и защищать от всех врагов.
Никогда с ним такого не происходило! Отчего это? Мама бы порадовалась… Когда он её увидит? А в отца плюнет и всё. А той женщине рядом с ним скажет: «И с таким вы живёте?! Не страшно?!», повернётся и оставит их наедине. Пускай без него разбираются.
Втроём они обшарили весь трёхэтажный интернат, двухэтажную пристройку, все классы, учебки и туалеты. Поприжимались ушами к дверям Крысы, Пуги и Душечки, воспитательских, но нигде и намёка не нашли на присутствие Вовки Дракина. В спальне двести двадцать семь соседи пожали плечами. А в кладовке, где лежали вещи воспитанников и верхняя одежда, его шкафчик оказался заперт.
Нашли они, в конце концов, Лапу и Храпача, обступили их и в порыве странной храбрости потребовали сказать, где Вовка, но те, осклабившись, процедили, что они, дескать, не в курсе, спросите у Крысы или у Пуги, Фуфайкина на вас троих нету.
В коридоре на третьем этаже, перед девчачьей спальней, Надя и Кира невесело распрощались с Денисом. Он вернулся к себе, и тут его огорошил Гарюха:
– Где шляешься? От Душковой передали, чтоб после ужина ты к ней явился. Запомнишь, или тебя за ручку отвести?
– Запомню. А что, щас ужин?
– Буквально на носу.
И тут проверещал звонок.
На ужине Вовка снова отсутствовал. Храпач и Лапа с тупыми лицами сжевали свои порции и смылись, рыкнув на приставшего к ним Лабутина. Денис бы нарвался и на драку, но в сцепку между ними ввязались Кульба и Хамрак. Дениса оттёрли, стукнули несильно пару раз, чтоб место знал, и синяки не выступили, и оставили в углу прохлаждаться и дуть на боль.
Мимо него проходили равнодушно. И вдруг перед ним остановилась Кира.
– Больно? – тихо спросила она.
– Ничё, пройдёт, – захрабрился Денис.
– Я знаю, что такое боль, – поддержала она его. – Так что пойдём в здравпункт, пусть тебя глянут. Вдруг треснуло ребро. Вальку как-то мать лупила, и он с треснутым ребром недели две ходил, жаловался, пока мы с ним сами в поликлинику не пошли.
– И вас приняли?
– Приняли. А потом мать отругали. А потом… она опять нас отлупила, чтоб не смели по поликлиникам ходить. Ладошкой лупила, чтоб не сломать чего, – рассказала Кира.
– Мать?! Била?! – не поверил Денис; он было решил сперва, что ему послышалось.
– Тебя разве мать не била? – в свою очередь, не поверила Кира.
– Вот ещё! Она ж меня любит.
– А-а… – неуверенно произнесла Кира. – Любит?.. Это, наверное… не очень плохо. Это, вообще, больно?
– С чего больно? Нормально. Классно… Слушай, разве так бывает, чтоб мама не любила? Ну, понимаю – отец там. Мой – предатель, к примеру. Но мама… слушай, врёшь ведь всё, а?
– Ничего не вру. Зачем?.. Ну, может, насчёт чего бы и врала, но об этом к чему мне врать? – заметила Кира. – Слушай… а ты в математике смыслишь?
– Ну, так… А чё?
– Да тему не поняла… Тогда ладно. Пойду.
Она сделала порывистое движение, но Денис внезапно её остановил:
– Слушай, а давай тему вместе разбирать? Что-нибудь да поймём!
Кира напряглась, и Денис торопливо, с ноткой весёлости, добавил:
– Надю Ляшко позовём! Мы вообще с ней вместе учились! В прежней жизни.
Кира неуверенно кивнула.
– Хорошо бы… вместе с Надей… А где?
– У вас на этаже учебка ещё не занята? – деловито спросил Денис.
– Не знаю.
– Скорее всего, не занята. Это у нас в учебке Душечка поселилась, а у вас должно быть свободно.
– Может быть, – безразлично согласилась Кира.
Они нашли Надю. Та захватила учебники, тетради, Денис сбегал за своими – и вот, они засели в учебке на третьем этаже и до отбоя разбирали новую тему по математике. Получилось здорово. И тема стала более-менее понятна, и Кира чуточку оттаяла. В конце встречи Денис, не веря сам себе, поймал робкую, едва заметную улыбку на её милом чистом лице.
Окрылённый, он вернулся в спальню двести двадцать девять и с трудом заснул, лелея образы Киры, мамы и Серафима. Всё-таки классно, что они есть!
… Назавтра на урок истории вновь пришёл отец Григорий Небесный, и радостное сердце Дениса ликовало глубже и шире, чем накануне. Он обещал себе, что непременно спросит у священника, что с Вовкой Дракиным.
Отец Григорий начал странно:
– Мир вам, ребята. В напоминание и продолжение темы, которую мы с вам затронули на прошлом уроке, хотел спросить у вас: знаете ли вы, в честь кого вы называетесь Женями, Генами, Сашами, Мишами?
– Дедушки!
– Я тоже – дедушки!
– А я в честь брата отца!
– А я… просто назвали, и всё.
Отец Григорий внимательно выслушал каждый возглас и сообщил:
– Очень интересно. Но на самом деле все вы названы в честь православных святых.
Он открыл классный журнал, повёл пальцем сверху вниз.
– К примеру…
– Я, я! Меня назовите! – нетерпеливо заёрзал Валька Щучьев. – Валентин!
– О твоём небесном покровителе священномученике епископе Валентине Интерамском мы говорили на первом уроке.
– И что теперь? – не понял Щучик.
– Всё скажу, потерпи, – попросил отец Григорий.
Снова повёл по журналу пальцем.
– У Саши – предстоятель перед Предстолом Божиим схимонах и воин Александр Пересвет. Он был брянским боярином, профессиональным военным. В 1363 году он принял постриг в ростовском Борисо-Глебском монастыре на реке Устье. Благословил его на монашество сам святой преподобный Сергий Радонежский. Затем он был послушником в Троице-Сергиевом монастыре. Святой князь Димитрий Донской приехал к Сергию за благословением на битву, а тот дал ему в подмогу и двух своих иноков. В день Рождества Богородицы Пересвет бился с сильнейшим воином из войска Мамая – татарским богатырём Челубеем. Они ударились крепко, упали с коней на землю и скончались.
Отец Григорий посмотрел в зарешеченное окно, разделяющее два мира, вздохнул и продолжил:
– После битвы русские воины восемь дней хоронили павших. А тело Александра перенесли в Симонов монастырь, где он и поныне покоится.
– И к нему приехать можно? – удивился Валя Цифринович. – Как будто на могилку дедушки?
– Можно, – кивнул отец Григорий. – Но для того, чтобы туда съездить, нужны время, деньги и организаторы. Так что…
– Фиг вам! – подытожил Женя Каледин.
– Во-первых, фиг – это гнилое слово, обозначающее в древности выделительные органы человеческого организма…
Класс хихикнул.
– Так что сейчас ты прилюдно предложил своим товарищам…
Отец Григорий не договорил, но мальчишки прыснули в ладошки.
– А во-вторых, – сказал Небесный, – поездка состоится, но не сегодня, не завтра, не через неделю. Думаю, это устроится летом, если вы не передумаете. И, конечно, если будет на то Божья воля.
– А нам разве дадут выехать из интерната?! – усомнился Олег Шибанов.
– Будем стараться и молиться, – ответил серьёзно священник. – Чудеса бывают. Это я вам точно говорю.
– А у меня кто? – спросил Валерка Кошелев.
– А тебя зовут…
– Валерка.
– У тебя… мученик Валерий Мелитинский небесный покровитель. У Гены – патриарх Геннадий Константинопольский. У Дениса – священномученик Дионисий Ареопагит, апостол от семидесяти, епископ Афинский. У Димы Чепеленко – великий князь Владимирский Димитрий Донской.
– А я – Женька! – выпалил Каледин.
– Значит, можешь молиться священномученику Евгению, епископу Херсонесскому, – улыбнулся отец Григорий. – Вот я тут выписал из православного календаря святых, чьи имена вы с достоинством носите. Паша, раздай, пожалуйста.
Пашка Гребенко взял исписанные листочки, разнёс. И все прочитали.
Преподобный князь Черниговский и Киевский Игорь Ольгович.
Преподобный Максим Грек.
Митрополит Киевский и всея Руси Михаил.
Святой исповедник, игумен Николай Студийский.
Святой преподобный князь Олег Романович Брянский, в иночестве Василий.
Святой мученик отрок Павел (малый) Византийский.
Первомученик Российский Феодор Варяг, Киевский.
Святой преподобный Сергий Радонежский, игумен Русской земли…
– Почитали? – спросил отец Григорий. – А теперь вернёмся к князю Александру Невскому.
И до конца урока он читал им статью Виктора Тростникова из журнала «Русский дом», рассказывал, спрашивал…
… «Божий Промысл осуществляется через людей — харизматических избранников Творца истории, сознательно или бессознательно исполняющих Его святую волю. Одной из личностей такого рода был святой князь Александр Невский.
Наш народ всегда отдавал ему дань глубочайшего уважения и любви, понимал значение его подвига в отечественной истории. Это единственный представитель сонма русских святых, почитание и восхваление которого не прекратилось даже во время самых свирепых гонений на Церковь. Более того, именно в этот период Сталин заказал кинорежиссёру Сергею Эйзенштейну фильм об Александре Невском, имевший колоссальный успех. А во всероссийском конкурсе «Имя России» святому князю было отдано самое большое число голосов…
Благоверный князь показал себя не только выдающимся аналитиком, но и эффективным деятелем, решительным и последовательным. Он сразу показал всей Руси, что с ним шутки плохи.
Вначале он обуздал гордыню своего брата князя Андрея и решительно потребовал от него научиться ладить с Ордой, в чём он видел единственный путь к освобождению Руси. Убедившись, что Андрей разрушает всю его дипломатию, Александр в 1252 году съездил в Золотую Орду и добился там, чтобы княжение во Владимире отобрали у брата и доверили ему. Андрей, узнав об этом, бежал со своей дружиной, но его настигли татары, побили княжеских воинов. Сам Андрей нашёл убежище в Швеции.
Ещё более наглядный урок Александр преподал новгородской вольнице, привыкшей менять князей как перчатки, то прогоняя их, то вновь призывая. Неуправляемое новгородское вече ставило свою республику на грань анархии.
Александр привёл под Новгород сильное татарское войско, и хотя оно не произвело никаких военных действий, само его присутствие оказалось достаточным для того, чтобы новгородцы одумались и согласились признать своим князем Александрова сына Василия, которого ранее выгнали.
Замечательно, что в отличие от большинства князей, народ русский не осуждал использования князем Александром ордынской силы для наведения порядка на Руси, инстинктивно чувствуя его историческую правоту. Да это и понятно: кровавые княжеские «разборки», от которых страдали широкие круги населения, были страшным бичом, и их прекращение было благом для народа.
В глазах его укрепление Александром русской государственности перевешивало то, что он осуществлял это с помощью Орды. Благоверный князь получил в Отечестве ласковое имя «Солнце Русской земли».
Оппоненты святого Александра боялись, что его политика «дружбы» с завоевателями увековечит их власть над Русью. Александр же этого не боялся. Он пророчески предвидел неизбежное возникновение и нарастание в монгольской империи внутреннего кризиса, который приведёт её к распаду и гибели. Так оно и случилось. И в 1480 году татаро-монгольское иго, ставшее к тому времени чисто номинальным, пало окончательно.
Золотая Орда и вся монгольская империя была чисто милитаристской, такие империи не могут быть устойчивыми. Их окрыляет и делает уверенными в себе дух завоевания. Монолитность придаёт им общая радость одерживаемых побед, раздвижение границ, короче говоря, динамика. Но когда милитаристское государство расширяться дальше уже не может, динамика сменяется статикой, кончается социальный «адреналин» и общество вступает в фазу застоя и гниения.
Именно такая судьба была с самого начала предначертана монгольской империи, у которой не было другой идеи, кроме завоевания всех народов мира. Когда её завоевательные возможности себя исчерпали, она утратила смысл своего существования и ушла с исторической сцены.
Это нам легко понимать задним числом, но как Александр предугадал крах Орды в момент наивысшего её могущества — мы никогда не узнаем.
Дело борьбы с сепаратизмом и анархией, превращения рода Александра Невского в царский род — это реальность. Его сын Даниил, получив княжение в Москве, значительно её усилил, а сын Даниила Иван Калита стал активно собирать вокруг Москвы другие русские княжества, стараясь делать это с помощью дипломатии и денег, но когда надо, прибегал и к крайнему средству, завещанному дедом — содействию Орды.
Внук Ивана Калиты князь Димитрий Донской, победив на Куликовском поле под знамёнами Москвы, сделал её безоговорочно самым авторитетным княжеством, а его внук, Василий II, покончив с междоусобицами, стал фактически единовластным повелителем Руси, первым представителем нашей царской династии, которую по исторической справедливости надо было бы называть не «Рюриковичами», а «Александровичами».
Вот почему надо говорить о двойном вкладе св. благоверного князя Александра Невского в великое дело — Россия стала Третьим Римом. Это подразумевает, во-первых, сохранение Православия, и во-вторых, имперскую организацию светской жизни, ибо «Рим» — синоним Империи.
Выполнением обоих этих условий мы обязаны Александру Невскому, предотвратившему окатоличивание Руси с Запада и заложившему основы той восточной политики, которая привела к превращению России в могущественнейшую державу. И когда встал вопрос о том, кто может олицетворить Россию в своём имени, разве могла быть альтернатива имени святого князя Александра Невского?»…

Глава 24. ПОДПИСЬ

Звонок проверещал ну, совсем некстати: когда мальчишки мнили себя русичами, поднявшимися на сечу с татарскими кочевниками.
Денис выскочил из-за парты, успел остановить священника и спросить торопливо:
– А Вовка Дракин, не знаете, где?
Небесный внимательно посмотрел на него, на дверь, сказал тихо:
– Выйдем на минутку.
Вышли. И Денис узнал, что Вовку отец Григорий силовыми методами сумел вытащить из интерната в специализированную клинику для наркобольных, где в маленьком больничном храме служит его коллега, отец Паисий. Так что, будем надеяться, с ним всё образуется, и мальчик пойдёт на поправку, как и Серафим Кедринский. С ним теперь рядом мама; папа приходит после работы каждый вечер…
Услышав новость, Денис проглотил в горле неприятный тугой комок.
– Ты чего? – тут же почувствовал его уныние отец Григорий.
– Да вот… лучше б я тоже заболел. Или наркоманом стал.
– Зачем?
Денис изо всех сил старался не заныть. Отец Григорий догадался:
– Из-за мамы? Домой хочешь?
Денис кивнул.
– Ну, для этого не обязательно колоться или болеть. Уверен, что ты и так вернёшься домой. Просто немного подождать придётся. Сколько – не знаю. Но ты не один. Во-первых, с нами самый Великий и Могущественный Покровитель и Правитель мира – Господь Бог и легионы его помощников. Во-вторых, Его наместники – священники и монахи, и миряне, которые борются за вас. И мама твоя борется, ты не сомневайся. Ей, между прочим, во всём помогает хороший адвокат, прихожанин нашего храма.
– А как его зовут? – по-детски шмыгнул Денис.
– Представляешь, его зовут Фома Никитич Ковригин.
– Так прямо и зовут? – подавился Денис, забыв о комке в горле и слезах.
– Вот представляешь, так прямо и зовут! – улыбнулся отец Григорий.
У Дениса мелькнула странная мысль, и он спросил:
– А он женатый?
– Вот ведь представляешь, нет! – весело признался отец Григорий. – Хотел жениться, и ничего у него не вышло!
Денис подумал и вздохнул:
– Вот бы у них сладилось, а?
– Бог даст – и сладится, Денис. Вдруг души их откроются друг другу.
– Откроются друг другу, – повторил Денис и улыбнулся. – Спасибо, отец Григорий! Я понял. И Серафима понял.
– Хорошо. Бог тебе в помощь!
Отец Григорий перекрестил собеседника и ушёл. А Денис понёс радость на следующий урок – последний на сегодня. Но, когда их отпустили, в класс заглянула Люция Куртовна, и Денис вспомнил, что вчера ему приказали к ней явиться после ужина, а он забыл. Что теперь ему грози-ит!..
Он неохотно собрал с парты свои вещи, скинул в пакет, на ходу придумывая себе оправдания, не придумал, вздохнул, побрёл к Душковой.
– Здравствуй, Денис,– нежно сказала женщина, играя ямочками на щеках, но глядя отнюдь не ласковыми, а колючими глазами. – Я тебя ждала вчера целый час, если не полтора. Так и не дождалась. У тебя что-то случилось? Ты заболел?
– Не, ничего такого… Я забыл, что надо прийти.
– Забыл?
Денису показалось, что его в сей же миг растерзают на кучу бифштексов, но омбудсмен видимым усилием сдержалась и улыбку не потеряла.
– Что ж, зато теперь у тебя есть время, а у меня – «окно». Так что жду. Жду непременно! Пообедаешь – и ко мне!
И пришлось идти. А что тут поделаешь? К тому же, главное зло она совершила: разлучила семью. Хуже прежнего она что сотворит?
Душкова дождалась кивка и засеменила на каблучках прочь, по ходу поглаживая макушки встречающихся на пути ребят. При её касании ребята съёживались и пытались поскорее отбежать.
Пообедав и успев махнуть Кире рукой в знак приветствия, Денис поплёлся к бывшей «учебке» на втором этаже, которую заняла омбудсмен. Постучал, открыл, ввалился небрежно.
– Драсть, – молвил он воплощению улыбчивой жестокости в образе невысокой плотной дамы, ждущей его за небольшим офисным столом.
– Наконец-то! Я очень рада тебя видеть, друг мой!
Омбудсмен расплылась в восторженной улыбке.
– Проходи, проходи. Я открыла для тебя папку с играми. Глянь – какая понравится. До полдника спокойно играй, а затем за уроки возьмёшься. А? Садись, я чаю тебе налью, конфет насыплю…
«Прямо как Галайда, – невольно сравнил Денис. – Только не Галайда вовсе. А не знаю, кто. Прицепилась ведь, а? Чего ей от меня надо? Чего-то надо ведь, а то чего она со мной возится? Ничего бы она со мной не возилась, если б ей от меня чего-то не надо было».
Enter сел на компьютер. На дисплее действительно белело «окно» с открытой папкой видеоигр. Он нажал на одну из них. Начал играть, привычно отмечая опасности, набирая очки, переходя от уровня к уровню.
И внезапно, когда он достиг последнего, Enter вдруг понял, что всё это время не испытывал от игры никакого удовольствия. Азарт, тяга геймерить покинула его. Когда игроманство оставило его в покое? Когда он выздоровел? И, вообще, – почему?..
Enter смотрел на две кнопки, мигающие на экране: «продолжить игру: да – нет?» и ничего не хотел нажимать.
– Закончил? – спросила чуткая Люция Куртовна.
– Ага.
Enter нажал-таки «нет», и гейм разочарованно удрал в электронные недра компьютера.
– Наигрался? Хватило тебе? – уточнила Люция Куртовна.
– Да.
– Что ж… отлично.
Похоже, она ожидала, что Enterу не хватит компьютерного времени, и несколько удивилась его холодности к обожаемому им прежде занятию.
– А вообще у меня к тебе крохотная просьба, Денисушка, – медово промолвила Душкова. – Подпишешь для меня незначительную бумажку? Она мне нужна для квартального отчёта. Абсолютно ничего серьёзного.
– Ну… давайте.
В омбудсменовской улыбке проскользнула суетливость. Она протянула мальчику лист бумаги. Под текстом вздёрнула тонкие крылышки галочка.
– Вон там поставь, – показала на галочку Люция Куртовна.
Enter уже нацелился… и вдруг вспомнил, как он подписал бумагу у Пугинского, а она означала отказ от встречи с мамой, и решил прочитать, с чем он теперь согласен или не согласен.
Денис начал читать и закипать: здесь писалась клевета на Серафима. Будто он возмутитель дисциплины, мятежник, хулиган, наркоторговец, наркоман, лодырь, неуч и только поэтому и заболел, а причина болезни – психическое расстройство и психологические проблемы, которые надо лечить быстро, и непременно – в психиатрической лечебнице, в детском его отделении!
По этой причине надо лишить родителей родительских прав, забрать Серафима и вернуть в интернат, где ему будет оказана более действенная помощь, чем та, которую ему могли бы оказать родные папа и мама.
– Это вот я должен подписать?! – взорвался Денис. – Эту вот вашу чушь?!
Душкова на миг оторопела.
– Денис, ты что? Ты же многого не знаешь, ты не в курсе, какая обстановка в семье Кедринских…
– Я знаю, какая там обстановка! Получше вашей там обстановка! Лучше не бывает!
– Денис! – попыталась прорваться сквозь бастион праведного мальчишеского возмущения Люция Куртовна. – Они заставляли бедного мальчика ходить в церковь, ставили его на колени, водили на исповедь к попу, чтобы тот психологически обработал их сына! А дома бросали его одного в тесной душной комнате и приказывали вслух читать эти религиозные мантры, стоять на сухом горохе голыми коленками! Ты считаешь, это допустимо в нашем высокоразвитом обществе?!
– Да чушь это идиотская всё! – засмеялся Денис. – Вы что, думаете, вам поверят, что ли? Да у Серафима отличная семья, и никто его верить в Бога не заставляет! Заставь его, как же! Если чего не по нему – его никак не заставишь, хоть убейте!
– Денис! – повысила голос Люция Куртовна. – Ты что такое говоришь-то? Никто не собирается его убивать! Мы хотим его просто вернуть!
– Вернёте и убьёте! – догадался Денис. – Вам это запросто: таблеточка, укольчик, несчастный случай. Где Андрюшка Дубичев? В могиле же! Родители богатенькие оказались, и деньги их вам понадобились! Ну, не вам лично, а Коту Базилио и всяким там ещё…. А Серафим вам всем поперёк горла, потому что он правду знает и ею делится со всеми, и вашу тусу не боится!
– Ты что такое посмел вякать взрослому человеку, Сопля?! – зашипела Душкова, вмиг утратив свой весёлый обходительный тон.
Под рукой у неё оказалась чашка с чаем, и она яростно выплеснула горячий чай в лицо подростку.
– Сдурела?! – заорал Денис и бросился прочь.
– Я тебя ещё достану! – услышал он приглушённый вопль. – Сволочь поганая! Вошь сопливая! Ты у меня в колонию загремишь, и забудь о своей матери! По судам её затаскаю, в тюрьме сгною за насилие над ребёнком, воблу мороженную!
Омбудсмен замолчала, опомнившись, а Денис нырнул в туалет, открутил кран с синей кнопкой и склонился над раковиной, стараясь обильнее поливать лицо холодной водой. Кто-то прошёл было мимо. Остановился, вернулся, заглянул.
– С тобой что такое? – услышал он осторожный девчачий голос и с трудом не обернулся.
Кира!
– Ничё у меня… Душкова горячим чаем плеснула, смываю вот.
Робкие шаги за спиной.
– Давай помогу.
– Не, я сам.
Он ещё поплескался и запоздало вспомнил:
– Спасибо…
– Да ладно… В здравпункт пойдёшь?
– Чё я там забыл?
Денис поднял красное лицо, вытер глаза подолом футболки.
– Ничё, жить буду! – решил он и взглянул на Киру. – Сильно помидористый?
– Как с мороза, – определила Кира.
Они вышли, сели на подоконник в конце коридора. Окно и здесь иссекалось частой решёткой.
– Чего она к тебе прицепилась? – спросила Кира.
– Я её задумку обрубил.
– Какую задумку?
– Ну-у… Она хочет Серафима Кедринского обратно в интернат запихать. Накарябала всякий бред и хочет, чтоб её все подписывали, иначе это не документ, а туалетная салфетка, – объяснил Денис.
– А ты?
– А я чего – Иуда, чтоб подписывать?! – взорвался Денис.
– Тихо-тихо, – пробормотала Кира, размышляя. – Тебе, значит, жизни уже не будет, – грустно решила она.
– Чего это – не будет? – не согласился Денис.
– Она тебя изведёт.
– Как это – изведёт?
– Как моль. Как таракана. Чем ты думал, когда против неё полез? Она ж тут самая главная!
– Она – главная? А Крыса и Пуга?
– Они под её крылышком сидят и идут, куда она велит. Не видишь разве? – удивилась Кира. – Велит тебя в психушку запихать – они запихают…
– Велит убить… – упавшим голосом начал Денис.
– Убьют, – кивнул Кира. – Не пожалеют. Лариса Адеева говорит, что из детдомов продают детей за границу, а там их бьют и убивают. В лучшем случае садят в наш самолёт в никуда. Прилетает пацан или девчонка в Россию, а у них ни дома, ни семьи. Живут на улице…
– Жуть.
Кира помолчала, болтая ногой, и снова заговорила:
– Говорят, у Пугинского детей нет, а у Крисевич сын взрослый, в Праге учится, ей деньги для него нужны.
– Это кто тебе говорит?
– Девчонки в спальне.
Кира вздохнула. Посмотрела в окно. Она смотрела в окно, а Денис смотрел на Киру. И мечтал, чтобы сидеть так на подоконнике до самой ночи. А можно и до утра.
После отбоя Денис слез с кровати и подкрался к Гарюхе.
– Егор…
– Чего тебе?
– Я с Душковой поругался.
– Из-за чего?
– Из-за Кедраша… Серафима. Она на него враньё написала, чтоб в интернат вернуть.
– И чё?
– Хотела, чтоб я подписал.
– Подписал?
– Не. Чё я, предатель?
Гарюха помолчал. Спросил нехотя:
– Так тебе чего от меня надо?
– Сгноит.
– … Ну, сгноит. Башкой прежде надо думать. Теперь помирай, скатертью дорога.
– Егор!
Гарюха раздражённо сел на кровати.
– Ну, а чё я те сделаю? Чем отмажу? Ни бабла, ни родителей…. В смысле, они сидят низко, связей – на нуле.
– А вместе как-то?
– Это как – вместе? – усмехнулся Гарюха. – Чтоб уж всем под нож лечь?
– Да не в том смысле.
– А в каком ещё смысле? Я чего-то недопонял.
Спальня подняла головы и с любопытством прислушалась.
– Чего у тебя, Денис? – спросил Певунец.
Лабутин снова рассказал свою историю, и Максим присвистнул.
– Ну, ты, слушай, попал… Вот умудрился-то… Голова, что ли, у тебя отвалилась, когда ты подписывать отказался? – неподдельно удивился он.
– Так если она вон как… про Серафима…
Певунец пожал плечами:
– А тебе-то чё? Подписал бы – и жил себе спокойно. А теперь и ему, и тебе хана.
– Ему-то почему? – нахмурился Денис.
– Не ты, так другой подпишет, – сказал Певунец. – Которому по барабану.
– А чё мы, упереться не можем? – с вызовом спросил Денис. – Нас вон сколько, а она одна!
– Ты это себе чё – как восстание мыслишь? – прищурился Гарюха.
Денис не видел, как он прищурился, но ясно представил его сузившиеся глаза.
– А чё бы и не восстание? – расхрабрился он.
– Ты и восставай, – хмыкнул Гарюха. – Ты с ней поругался.
– Егор.
– Чего тебе «Егор»? Отвянь. Ищи другого дурака, я не Буратино.
Тут подал голос Валька Цифринович, брат Киры:
– А мне она понравилась.
Денис заморгал:
– Понравилась?! Она?! Спятил?!
– Ничего не спятил.
Валька тихо перечислил:
– Она красивая. От неё пахнет духами. Улыбается и вся вежливая такая. Не бьёт, не ругает, не шпыняет. Чаем поит, конфеты и печенье даёт. Класс! Я и не знал, что такие тётки бывают! У меня мама гораздо хуже. Я против неё, понятно, не смогу… мама же. Она мне добро сделала: родила, кормила всё же и вообще… мама же… И эта тётка школьная мне добро сделала: от родителей забрала. Дома я бы помер. И Кирка тоже.
– У тебя, Валька, другой случай, – признал Денис. – Тебе, наверное, не надо восставать. Ну, а мы-то что, чуваки?! У нас же всё одно! Всё похоже! Сперва Андрюшку Дубичева ухайдакали, потом Серафима, щас меня, а завтра хоть кого из вас!
– Может, кстати, он и прав, – в раздумье произнёс Олег Шибанов. – Протянем резину – и нас всех…
Он чиркнул ладонью по горлу и закончил:
– … и запросто.
– Ёлы-палы-западлялы! – в сердцах выругался Федя Абачев. – А чего делать? Конкретно?
– Этот… как его… ультиматум составить, – предложил Сергей Деньгин. – А если не примут, на уроки не ходить. И в столовку тоже.
– И в столо-овку? – разочаровались некоторые.
– Так всегда делают, – уверенно подтвердил Сергей. – Если вытерпим, то победим.
– Кто б тут вытерпел, – в пространство хмыкнул Коля Евлаш. – Жрать-то охота. И в психушку кому охота?
– Короче, всем спать, – велел Гарюха. – Завтра покумекаем, чего делать. Или не делать.
– А я? – спросил Денис.
– А ты… ты пройденный этап для интерната, – сострил Щучик, но никто не засмеялся.