[700x456]
Девочка Нягань спешно приводила себя в порядок: подсушивала дороги на солнышке, ветерком в укромные уголки прятала бумажки и сметала пыль с тротуаров. Ещё бы – скоро День Победы, 9 Мая! Нягань очень любила этот праздник и потому заранее волновалась, представляя, как по её улицам пройдутся небольшим парадом кадеты и другие «полувоенные». Жаль, что военных полностью в наших местах почти нет.

Вдруг Нягань заметила, что она не одна волнуется – в сторону от храма шла несколько расстроенная, но очень озадаченная женщина. Нягань внимательно вгляделась ей в глаза…



Завуч Воскресной школы действительно была весьма и весьма обеспокоена. Дело в том, что у нашей Воскресной школы есть такая традиция - каждый год 9 мая учащиеся в 7.30 утра собираются во дворе храма и с хоругвями идут к памятнику Георгия Победоносца. Там священники служат литию об упокоении воинов, павших при защите Родины.

А в этом учебном году получилось так, что 9 мая выпало на воскресный день, а по воскресеньям в храме служится Литургия – главное православное богослужение, и все священники находятся там. Поэтому вечером 8 мая выяснилось, что традиционного шествия не будет. Но дети-то в 7.30 утра придут! Куда их деть в такую рань?

Нягань даже засмеялась от радости и давай подсказывать недогадливому завучу: «Ну надо же – верующий человек, а так до сих пор и не поняла, что всё, что ни случается – случается к лучшему! Да у нас столько интересных людей в городе – пригласи их, дети с ними не соскучатся!» И завуч её услышала, и получилось такое мероприятие, которое и захочешь – забыть не сможешь!



После эта завуч обо всём произошедшем рассказывала всем своим ученикам в простой школе - у неё из этого воспоминания целый урок на тему «Красивая жизнь» получился:



… Чтобы хоть как-то занять детей ранним воскресным утром, я срочно узнаю у секретарей храма номера телефонов самых старших прихожанок, сажусь за телефон и начинаю обзванивать наших храмовых бабушек: «Придите, пожалуйста, к 7.30 в Воскресную школу, детям расскажете, как во время войны жилось!» Бабушки пообещали прийти, а я почти всю ночь нервничала – как всё у нас получится!

И вот это утро настало. Ребят набился полный зал, бабушки чинно сели за длинный стол. Я откровенно нервничала – у нас детки и так не самые образцовые, а тут ещё Денис Н. пришёл. А где он – там тишины не бывает. Не даст бабулям и слова сказать!

И всё же пора начинать. Поднимаюсь, призываю ребят к тишине, и объявляю:

- Сегодня у нас очень необычная встреча. Здесь нет бабушек. В этом зале собрались дети середины 20 века и дети начала 21 века. И вам – современным мальчишкам и девчонкам, девочки времён Великой Отечественной Войны расскажут о своей жизни.

Первый вопрос задаю Лямбиной Нине Васильевне.

- Нина Васильевна, Вам сколько лет было, когда война началась?

- Восемь.

- Значит, Вы помните, как папу на фронт провожали?

- Нет, я не помню, как папу провожали, но помню, как мы получали его письма. На печке в кучку стиснемся, чтобы теплее было, и читаем (дров почти не было, поэтому избу не топили – слегка печь подтапливали, чтоб еду сварить, а потом на печке греемся).

Папа служил вместе с односельчанином. Они километрах в пяти друг от друга воевали. Однажды папин взвод попал под сильный обстрел. Погибли все. Папин друг после пошёл в эти места искать тело папы, чтобы нам после сообщить. Увидел, что все действительно погибли. А папа сидел живой, но контуженный. На нём висели чьи-то кишки и лежала чья-то рука. А он ничего не понимал. Друг взял его и потащил в свою часть. После войны они вспоминали это и плакали…



Когда Нина Васильевна только начала свой рассказ, в актовом зале школы повисла такая тишина, что, казалось, и муху бы услышали, если бы та пролетела. Даже Денис замер, слегка приоткрыв рот.



Дальше я буду просто называть имена бабушек и передавать их рассказы (я записала их сразу же, как только вернулась в тот день домой).



Худеева Наталья Алексеевна: «Ветеринар прививки лошадям делал – те от них заболевали, бешеными становились. Мужики прятали лошадей в лесу. Потом выяснилось, что этот ветеринар вредителем был… Хоть что пусть сейчас говорят, но вредительство было и «враги народа» были. Хоть нам и без их вредительства очень трудно приходилось.

Мне двенадцать лет было. Я уже не училась. Мы всё время работали. И боронили, и косили, и сеяли, и убирали. Есть хотелось всегда. Спали мало. Но качели себе сделали и качались. Старики ворчали и жаловались председателю, что мы шумим и спать мешаем, да и сами не высыпаемся. А он говорил, что мы же дети. Хоть немного качаться-то можно на качелях».



Колегова Полина Алексеевна (она и сейчас очень маленького роста – недоедала в детстве, а тогда, когда ей семь лет было, представляете, какая она была кроха?): «Мне семь лет было и меня нянькой назначили. Закроют в избе, детей для присмотра человек шесть было.

- Угадайте, ребята, какого возраста ей дали нянчить детей?

- Три года? Пять лет?

- Возраст – от двух до шести месяцев. Читаю дальше: «Я их из коровьего рога с соской молоком пою. Они «обделаются», я их чищу, а руки вытереть не об что, тряпок мало. Я зареву и они заревут. Потом меня научили хлеб им в марлю жевать. Я их кормлю, а самой съесть этот хлеб нельзя – малышам не хватит».

Вот ребята, запомните этот момент – у нас, когда родит мамочка дитё – бабушки помогают, медсестра приходит, папа весь «невыспавшийся», если его послушать. А тут одна крохотная семилетняя, вечно недоедающая девочка с шестерыми младенцами и ничего – живая! Помните про неё, ребята, и меньше нойте в жизни.

Читаю дальше: «Когда мне лет девять исполнилось, я запросилась в поле работать, чтоб в няньках не быть. А не то, говорю, утоплюсь. Меня боронить поставили. С утра до поздней ночи в поле – тяжело. Ноги в пашню проваливаются, а коров (их в борону запрягали) – их же тянуть надо, иначе они останавливаются. Но с детьми всё равно труднее было!

Потом мы на лесоповале работали. Лес валили. Ничего – никого не придавило. У нас некоторые большие ребята были – лет по четырнадцать».

Ребята, скажите, сколько вам сейчас лет?

- Пятнадцать! Шестнадцать!

- То есть вы совсем уже взрослые даже по сравнению с «совсем большими военного времени».

Читаю дальше: «Мы из одежды своей повырастали, одеть нечего, а зимой без одежды никак. Так мы платками ноги обвязывали до верха почти. Кушать всё время хотелось.

Ели лепёшки, которые готовили из трухи. Провеют зерно, председатель сунет руку в отходы, пошарит, если хоть одно зерно найдёт – перевеивать заставит. А если не найдёт – зерно в город отправляли, а труху – нам. Добавляли прошлогоднюю мороженую картошку – шаньги такие получались. От них руки и ноги отнимались. Но и сил они придавали.

Меня как-то раз отправляли воду в поле увезти, а у меня руки-ноги отнялись, я шевелить ими не могу. Женщины меня на бочку с водой положили: «Кричи, говорят, корове, она дорогу знает». И правда, когда в поле приехали, женщины меня с бочки сняли, таких же лепёшек дали поесть, и у меня опять руки-ноги зашевелились.

Волки нападать в лесу на нас пытались. Нам, когда нас отправляли с быками и телегой через лес, говорили, чтобы мы волков не боялись, а шумели и стучали громче, если они нас окружают.

Когда брата на войну забирали, ему до пункта сбора надо было двести километров дойти пешком. А у нас дома еды совсем не было. Мы по деревне просили людей хоть по картошке дать ему в дорогу. А самим совсем есть нечего было – нас четверо у мамы было».



Тамара Дмитриевна Помазкина: «Моя мама от голода умерла. Нас у неё семеро было, мне – 12 лет. Один брат, который без крестика на фронт ушёл, вернулся калекой – без ног и глаза. Помню, как он вернулся. Подползает к маме, а она на лавке лежит, уже вставать не может. Он ей говорит: «Здравствуйте, мама». Она посмотрела на него и говорит: «У тебя и глазика нет». И заплакала.

Другой брат – с крестиком – до Берлина дошёл, а потом его ещё два года срочной службы служить заставили. Он же до войны в армии не служил, поэтому отслужить должен был».

- Как вам, ребята, такие правила призыва на военную службу?

- Вообще, нечестно, он же на войне воевал!

- А потом ещё и служил, чтобы Родину защищать. Вы, ребята, помните о нём, и, когда придёт ваш черёд Родину защищать, от армии не «косите». Год-то отслужить вполне по силам!

Читаю дальше: «Когда мама умерла, младших детей из семьи в детский дом забрали. Они там до четырнадцати лет воспитывались, а потом на фабрике работали. Я на заводе, когда подросла, работала – на станке детали вытачивала стальные. Две нормы делала! Мужики по тысяче рублей получали, а я – по две!»

Я спрашиваю Тамару Дмитриевну: «Где легче жилось – в городе или в деревне?» А бабушки хором ответили: «В городе – им хоть хлеб выдавали, а про нас думали, что мы от земли прокормимся. А мы работаем день и ночь, у нас всё на фронт и в город забирают, когда мы для себя что можем сделать?»



Толмачёва Анна Васильевна: «Я тоже в няньках долго была, но у меня не такие маленькие были – уже ножками бегали. Один всё мне на подол «ходил». Заревёт – возьму его на руки, он и «сходит». Мне говорят – не бери его. А мне жалко, когда он плачет.

Потом мне четырёх быков поручили на два ярма. Я тогда вот такая была (показывает на восьмилетнюю девочку). Один из них с характером был. Завалится в борозду и спит. Ох, я и била его!»

В этот момент, ребята, я поняла, почему фашисты не смогли нас победить! Если в нашей стране восьмилетняя девочка избивает быка за то, что он плохо работает, такую страну победить невозможно!



В этом месте у ребят любой аудитории откровенно блестят глаза – они гордятся нашим многонациональным народом, чья кровь бежит в их жилах. И я не упускаю такой момент:

- Ребятки, пожалуйста, будьте достойными наследниками ваших бабушек и дедушек. Нельзя превращаться в негодяев с такими предками!

Читаю дальше: «В школе изучали историю, русский и математику. Книжки только у одного мальчика дома были. Мы к нему всей деревней бегали уроки делать. А стихи я – ни одного не выучила (смеется)…

Когда брата моего забирали на фронт, ему шестнадцать было. Он за машину спрятался, его нашли. Он говорит: «Не хочу на войну». А ему: «Ну, все же уходят, и ты иди». А назад ведь одни похоронки шли»

После я обсуждала этот момент с одной из присутствовавших на этой беседе учительницей, и она вспомнила рассказ одного ветерана: «Нас шестнадцатилетних в эшелон погрузили, а мы воевать не умеем – только и делали, что работали до этого. Эшелон остановили: «Идите, воюйте!» Мы выскакиваем – вокруг темнота, взрывы. Ребята кричат: «Мама!» - и падают.



Фрей Евдокия Яковлевна: «Я видела, как немцы въезжали. Сначала они от двадцати лет девушек в Германию увозили, а потом, когда наши близко были, стали и шестнадцатилетних вывозить. Кто прятался, у тех дома сжигали. Когда наши были близко, один полицай приходил и предупреждал: «Прячьте девок, можно уже дотянуть до прихода наших»

Вы знаете, ребята, раньше я всех полицаев того времени считала подлыми предателями, потому что ни одного доброго слова о них ни слышала, ни читала. А этот рассказ меня поразил. Этот полицейский страшно рисковал - если бы фашисты узнали о том, что он предупреждает людей о готовящихся облавах, казнили бы его, причём очень жестоко и публично – чтоб другим неповадно было. А «наши» в любом случае его приговорят к смерти или к лагерям. А он всё равно спасал девчонок от рабства в Германии.

Читаю дальше: «Мою сестру поймали и угнали в Германию. Она через два года потом вернулась, в день Пасхи мы узнали.

А о победе мы узнали по звону колокола. Он когда пожар был, звонил одним боем, когда хоронили кого – другим. А тогда мы на огороде были, а он как начал звонить. Мы побежали, узнали. Что тут началось! Все про работу забыли!

…Меня из школы исключили, потому что я переросток. Я села в шесть утра на крыльцо школы и сказала, что не уйду. А то сначала немцы, потом работа, потом переросток. Директор разрешил мне и ещё одной горбатенькой девочке ещё немного поучиться, но взял слово с нас, что будем учиться на одни пятёрки. Писали гусиными перьями (выдернем и обстрогаем) и для чернил сажу из трубы разводили – зола не годится».

Мальчишки и девчонки, если будете отдыхать в деревне, запасите гусиных перьев. Сажу раздобыть и в нашем городе можно. Попробуйте сочинение про войну написать так, как тогда дети писали.



Валентина Ивановна Болотова: «Мы с братом на лодке Иртыш переплывали. «Белая» волна была, такая лодку перевернуть может. Ширина реки около трёх километров. Брат на вёслах – ему двенадцать лет, а я маленькая – на руле сзади сижу. Только по молитвам бабы и деда выжили, наверное, тогда.

Помню, как-то лесом волк за мной шёл. Мне говорили, что петь надо – тогда они боятся. У нас на нескольких учителей волки напали, когда те на уроки шли из соседних сёл».



Знаете, ребята, тётя Валя и сейчас первая певунья у нас в храме. Неудивительно теперь. В этом месте мне хотелось бы отдельно про учителей сказать. В сентябре в нашем городе проводится митинг в честь памяти жертв Беслана. Помните эти события?

- Ну, да. Боевики много детей убили тогда.

- И это всё, что вы помните?

- Всё.

- Это-то и обидно. Всегда на Руси не столько обиды и горе копили, сколько о героях помнили. Я не против памяти о жертвах, но о героях забывать не надо. В той заминированной и занятой боевиками школе один учитель нашёл непросматриваемый выход. Он мог бы уйти. Но он и те, кто оказались рядом, передавали и передавали детей на улицу другим взрослым, спасая ребят. Этого учителя боевики потом показательно расстреляли.

А военные? – они почти без выстрелов, загораживая своими телами ребятишек, выводили их из зоны обстрела.

А теперь ответьте честно – кто круче в ваших глазах: такие учителя и военные или те, кто «крутой» и деньги вымогает, или те, кто денег нечестно «нахапал»?

- Конечно, такие учителя и военные.

- А теперь вернёмся в вашу реальность. С учителями вы не больно церемонитесь, а про армию, не скрывая, отзываетесь так: «Там одни «дебилы» служат». Я много раз эту фразу и от взрослых, и от ваших ровесников слышала. Да и вы, наверняка, знакомы с подобными мнениями. Верно?

- …

- Я не упрекаю никого. Сейчас таков мир – многие, стремясь к деньгам и насмотревшись телевизора, так считают. Но вы же знаете теперь, какой по-настоящему красивой может быть жизнь человека. Красивой не в смысле «много красивых дорогих вещей и женщин», а в смысле «красивых душ и поступков». Это трудно передать словами, но вы же меня поняли?



Ребята очень серьёзно молчат, и я очень люблю их за это молчание. Они сердцем постигают то, что и так знали, к чему стремились, но до сих пор не могли сформулировать. Дай Бог, чтоб суета этого мира не заглушила в них это сегодняшнее чувство жизни и её главных ценностей!



- И последнее на сегодня. Люди старшего поколения своё детство бросили на наковальню победы, свою молодость – на восстановление страны, свою зрелость – на её развитие. Старость, со всеми её болезнями и немощами, они встретили в условиях инфляции, которая «съела» их пенсии. У многих внуки живут в их квартирах и пенсии у стариков забирают.

Если в автобусе или где-то ещё вы увидите старика, то уступите ему место. Не потому, что старые люди «уважаемее всех», а потому, что они тоже такие же пацаны или девчонки, как и вы, но у них за плечами очень долгая и трудная дорога. Старики – это тоже дети, просто очень уставшие. А если они захотят вам о чём-то рассказать, чему-то научить, от чего-то вас предостеречь, не лишайте их этой возможности, не спорьте с ними, окажите им уважение. Пожалуйста.

И ещё. Можно я вам домашнее задание задам?

- ?...

- Если у кого-то бабушки или дедушки живы, расспросите их о том, как они жили. Хорошо?

- Обязательно! А если они уже умерли или погибли?

- Расспросите о них своих родителей, а кто верующий – молитесь об упокоении их душ. Должны же мы хоть как-то о них позаботиться.