[450x424]






















Cветлой памяти Патриарха Алексия II

«Пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное»
(Мф.19,14)

Алёша проснулся с чувством непонятной тревоги.

Лампадка в детской погасла, и без её уютного огонька в комнате пустынно, и сам свет в ней какой-то голый, холодный, не радостный. На сердце прокралась щемящая тоска, от которой хотелось заплакать. Чувствовалось, что-то особенное рядом, совсем близко, почти около... Невидимое, страшное. Ему показалось, или это и вправду слышится далёкий благовест, словно жалостный колокол по душе чьей-то плачет…

Мальчик сел в кровати и громко позвал:

- Мама! Мама!

По взволнованному лицу мамы, вбежавшей к нему в комнату, Алёша понял, - что-то и вправду случилось. Глаза у мамы покрасневшие, а это значит, что она плакала. И смутная тревога Алёши ещё более усилилась.

- Проснулся? - мама смахнула набежавшую слезу - Вставай родной, вставай.

- Мама, почему ты плачешь?

В последний раз он видел плачущую маму, когда умерла бабушка, хотя он и был тогда совсем маленьким, - мамины слёзы оставили глубокий след в его детской памяти.

Мама подходит к красному углу и затепливает лампадку, вытирает замасленные руки лампадной тряпочкой и благоговейно крестится на образа. Мама у Алёши красивая, спокойная, светлая и всегда молодая, и пахнет розовым маслом, и ещё чем-то свежим, родным, нежным. И становится хорошо и уютно в детской от света лампадки, и уже не так страшно, когда мама рядом.

Но мама сегодня не такая, как всегда, а другая, - грустная, Алёша замечает, что у мамы дрожат руки, а в глазах блестят слёзы. И лампадка уже не радует, грустная лампадка, одинокая. Мама плачет…

«Значит, кто-то умер» - пронеслось у него в голове.

-Кто умер, мама?!

Елена вздрогнула, поразившись чуткости сына. Она подошла, села на кровать и крепко обняла его, стараясь не расплакаться вновь.

- Горе, Алёшенька, случилось! Большое горе!

- Что, мама? Скажи!..

Алёша высвободился из материнских объятий и пытливо посмотрел ей в глаза, ожидая ответа.

- Наш Патриарх умер… - с горечью ответила Елена, и слёзы вновь побежали по её щекам.

Их семья знала Патриарха лично. Дед Алёши много лет протрудился со Святейшим в Патриархии, отца Алёши Патриарх рукоположил в священники, самого Алёшу часто одаривал через деда гостинцами. В гимназии ему все мальчишки завидовали, а Алёша им с гордостью говорил:

- Я когда вырасту, тоже Патриархом стану!

И все друзья верили, что это будет действительно так. Алёше мечталось, что когда он вырастет, у него непременно станут седыми волосы и борода, и тогда Святейший снимет со своей головы белоснежный куколь с золотыми серафимами, наденет ему на голову и трижды произнесёт:

- Аксиос!

Что в переводе с греческого означает «достоин».

И хотя дед Алёши, протоиерей Геннадий, часто поднимал внука на смех, говоря, что такого быть никак не может, и Патриарха нового могут избрать только после смерти предыдущего, и куколь у каждого Патриарха должен быть свой, всё равно Алёше казалось, что это будет именно так. Пусть он ошибался, но в одном был уверен точно – Патриарх должен был жить ещё очень- очень много лет, пока Алёша, - его «преемник», не вырастет.

Как же он мог умереть? Нет, в это невозможно поверить, опять, наверное, взрослые что-то напутали! И потом, ведь впереди Рождество, Елка, на которую Алёша выучил очень длинное и сложное стихотворение, про ангела. Он должен был читать его перед Патриархом. Неужели этого не будет? Неужели ничего не будет? Нет, Патриарх жив, а умер кто-то другой… Ведь сколько раз в «жёлтых газетах», как называл их Алёша, появлялась ложная информация о смерти Патриарха.

- Нет, мама, он жив, он не мог умереть! - воскликнул мальчик с отчаянием, но тутже нахмурился. Если жив, почему тогда мама плачет? Слезами невозможно обмануть, а слёзы мамы самые правдивые и самые горькие. Как больно их видеть, как хочется утешить каждую слезинку, собрать их все, словно драгоценный бисер, и никому больше не отдавать. Больно, очень больно видеть мамины слёзы…

Елена погладила сына по голове и сказала:

-Всем нам сейчас очень тяжело.

- Мама, а как же Ёлка? А Рождество? Теперь ничего этого не будет?

Казалось и вправду больше не будет никаких праздников.

Алёша вскочил с кровати и бросился к своему столику - там стояли подарки, которые подарил ему Святейший. Самым любимым у Алёши было большое красное яйцо с изображением Храма Христа Спасителя - подарок Патриарха на Пасху. Он схватил яйцо, прижал к груди и расплакался.

- Мама! Зачем Бог забрал его у нас?!

Елена обняла сына. Только вчера они видели Святейшего в Успенском соборе Кремля, причащались у него, и им казалось, что здоровье Патриарха стабилизировалось. Но всё же необычной была эта последняя Литургия на праздник Введения во Храм Пресвятой Богородицы. Святейший находился словно на пороге иного бытия. Особенно поражал свет лица Патриарха. Это был уже человек Царствия Божьего - подготовленный, очищенный, украшенный добродетелями.

- Алёшенька, милый мой, - сказала Елена, успокаивая плачущего сына, - Святейший всегда будет с нами. И обязательно будет Рождество, Елка, обязательно будет Пасха и все-все праздники!

- Но его уже не будет! - возразил сквозь слёзы мальчик.

- Он навсегда останется в нашем сердце - Елена поцеловала сына в макушку - Давай одеваться, скоро папа приедет.

Этот день Алёше запомнится навсегда.Над Москвой нависло угрюмое серое небо, скучное, безмолвное, низкое-низкое, но дождя не было. Всё притихло, и только вороны каркали так, словно их что-то душит. Время как будто остановилось. Казалось, что прежняя жизнь кончается, и надо готовиться к той жизни, которая будет. Будет где? На небесах? Нет…Странное это было чувство, словно в Великий пост, в Чистый понедельник, когда кажется, что всё вокруг другое, и надо крепче Церкви держаться и о земном стараться не помышлять. Душа чувствует святые дни и готовится к встрече Пасхи. А те, «другие», её стерегут, за каждым шагом следят, чтобы ухватить, а душа трепещет и плачет. Чья душа? Алёше казалось, что душа всей России. Ибо осталась она в эти дни без своего пастыря. Только бы дождаться ей Светлого дня, только бы выстоять, не погибнуть.Умер Патриарх. В свои восемь лет Алёша понимал, что это большая утрата для всех и для их семьи в частности. Поэтому мама так плачет, а папа, вернувшийся с богослужения, сидит мрачный у телевизора, следя за последними новостями. Страшно, страшно остаться сиротами, когда вокруг те - «другие»… Вечером приехал дедушка, и семья стала собираться на службу в Храм Христа Спасителя.

-Деда, а Святейший уже там? - приставал Алёша к дедушке.

Отец Геннадий хмурился и отвечал:

- Нет ещё, но будет… будет..

- Папа, может, оставим Лёшку дома? – спросила Елена, боясь, что сын не выдержит нагрузки - Ведь он только после болезни. Слабый ещё.

-Слабый? - дед взглянул на внука - Главное, чтобы духом был сильный! Ну, - обратился он к Алёше - что скажешь?

- Я поеду! Поеду! - воскликнул Алёша и вдруг закашлялся.

Дед похлопал мальчика по плечу.

- Ну, ничего, ничего, милок, справишься. Лена, ты только смотри, не закутывай его. Душно будет.

Было совсем темно, когда Алёша вместе с родителями и дедом сели в машину. Когда они уже подъезжали к храму, Алёша сквозь запотевшее стекло увидел длинную очередь людей, пришедших проститься с Патриархом.

- Смотрите, сколько людей пришло! - воскликнул Алёша

- Видишь, сынок, как все любили Святейшего - сказала Елена - Господи, что же дальше будет?!

- Ну, не причитай, дочка, не причитай - отозвался отец Геннадий - Новый Патриарх будет. От Бога.

- Да - согласился отец Михаил, отец Алёши - На всё Воля Божья.

- Ты, отец, лучше за дорогой следи - перебил его отец Геннадий - Сам знаешь, как опасно батюшке за рулём сидеть. Помоги, Господи!

- Да приехали уже, отец Геннадий!

Они благополучно миновали милицейский кордон и въехали на стоянку возле храма. Алёша вылез из машины и поднял голову, любуясь белоснежным величественным храмом-исполином с золотыми куполами. Не раз дед говорил ему про Храм Христа Спасителя, что это поистине памятник торжеству Православия, это символ победы над духом безверия, духом злобы, и что, войдя в этот храм, можно с радостью воскликнуть: « Где, смерть, твоё жало, где, ад, твоя победа!», ибо Храм Христа Спасителя словно воскрес на празднование двухтысячелетия Рождества Христова. Поэтому пасхальная радость играла в сердце Алёши каждый раз, когда он приезжал в этот удивительный храм. И когда говорили, что раньше Храма Христа Спасителя не было, а на этом месте был бассейн, Алёша всё равно никак не мог этого себе представить.

Но сегодня всё иначе, и мальчик не чувствует той радости, которая охватывала его прежде. Нынче Храм Христа Спасителя кажется таким одиноким, белея на фоне чёрного неба. Скорбно, протяжно звонит большой колокол, и этот медный стон болью отзывается в сердце. «Где, смерть, твоё жало?» - думает Алёша, но его маленькое сердце сжимается от унылого благовеста: « бо-о-м… бо-о-о-м»… Будто это опять Чистый Понедельник, и звонят к вечерням.

Алёша смахнул рукавом слезу. Убежать бы сейчас далеко-далеко, чтобы не слышать этого колокола. Надо было, наверное, остаться дома.

- Что с тобой, милый мой? Нехорошо тебе? - надевая камилавку[1], спросил внука отец Геннадий.

Алёша поднял на деда влажные глаза.

- Деда, а что будет?

- Служба сейчас начнётся - ответил дедушка - Святейшего уже привезли. Но ты не бойся…

Алёша вздрогнул и дальше уже не слышал слов деда. «Привезли Святейшего», - как страшно и непривычно слышать такое. Святейший никогда больше не приедет в храм с а м ...а потом его увезут и похоронят. И больше его никто не увидит. Никогда. Чувство отчаяния охватило мальчика и Алёша, готовый разрыдаться, вцепился в руку дедушки.

- Ну что ты, что ты… - сказал встревоженный дед.

Алёша уже хотел просить деда вернуться домой, как вдруг…

- Отец Геннадий! - раздался из темноты незнакомый голос.

К ним спешил батюшка средних лет. Полы его длинной рясы разлетались от быстрого шага, и Алёше показалось, что у батюшки выросли за спиной чёрные крылья, и он не шёл, а летел.

- А, это Вы, отец Владимир! - воскликнул отец Геннадий - Приветствую Вас.

- Благословите, отец Геннадий! Я как раз вас ожидаю - сказал отец Владимир и поздоровался с отцом Геннадием и отцом Михаилом троекратным целованием, как это принято у лиц духовного сана, а затем уже поприветствовал матушку и улыбнулся Алёше.

- Ваш?! – спросил он, благословляя мальчика.

- Наш - ответили хором дед и родители.

- А как звать тебя?

- Алексей Михайлович - важно произнёс Алёша.

Отец Владимир грустно улыбнулся и произнёс:

- Тёзка значит…

Услышав из уст отца Владимира слово «тёзка», мальчику вспомнилась первая встреча с Патриархом. Приехали они как-то с отцом в Троице-Сергиеву Лавру, и отец повёл его в Церковно-Археологический кабинет, что при Духовной Академии. В музее тогда ему понравилось, хотя он и мало что запомнил в силу своего возраста.

Но вот они выходят из музея, и Алёша видит неподалёку в саду скамеечку, а на ней сидит Патриарх Алексий II!

- Папа, папа, смотри! Патриарх! - захлёбываясь от восторга, кричит малыш, и, высвободив ладошку из отцовской руки, бежит к Патриарху, но перед скамейкой вдруг останавливается, как вкопанный, не зная, что сказать и как вести себя при т а к о м человеке. Не раз говорил ему дед, что Патриарх каждую душу читает, словно открытую книгу. И сейчас кажется Алёше, что из глаз этого необычного человека льётся свет. Мальчик во все глаза глядит на его белую бороду, острую шапочку с крестиком посредине - скуфейку, вместо привычного белоснежного куколя, на светлое доброе лицо. Алёша стоит так близко, что Святейший кладёт руку ему на голову и ласково спрашивает:

- Как же тебя зовут, милый?

- Алексей Михайлович! - звонко отзывается Алёша.

Святейший улыбается, крестит его голову и весело произносит:

- Что ж, здравствуй, тёзка!

- Здравствуйте - отвечает мальчик.

И так хорошо и радостно становится на сердце, а Святейший уже вынимает из кармана рясы круглую железную коробочку с изображением Пресвятой Богородицы и протягивает Алёше:

- Вот тебе моё благословение, держи.

В коробочке оказывается душистый ладан, похожий на маленькие разноцветные бусинки, мелкий-мелкий, словно бисер. Подоспевший отец Михаил взволнованно шепчет сыну на ухо:

- Благодари Святейшего…

Алёша видит светлое ласковое лицо, целует изображение Богородицы, которое Святейший прикладывает к его губам, затем целует руку и восторженно шепчет:

- Спаси Господи!

И так хорошо от ласки, что глаза его наливаются слезами, и он, не помня себя, дотрагивается до рясы Святейшего, а затем трогает ноготком узелки на его длинных чётках. И не хочется уходить от этого светлого человека. Святейший снова кладёт свою руку ему на голову и, улыбаясь, говорит отцу Михаилу:

- Хороший, отец Михаил, сынок у тебя. Золотой!

Такой была их первая встреча, и Алёша тогда узнал, что значит слово «тёзка». И когда на прощание Патриарх благословил его и поцеловал в макушку, то Алёша совершенно не смутился, как это бывало с ним обычно при встрече с незнакомыми людьми.

Удивительным человеком был Патриарх всея Руси, он мог долго помнить каждого,даже если видел его лишь однажды. Он помнил и простых верующих во время богослужений, помнил поимённо студентов, которые брали у него благословение, и даже совершенно незнакомым людям казалось, что Патриарх их знает, - такой добротой и неподдельной отеческой любовью светился его взгляд.

- Алёша, пойдём - услышал Алёша голос мамы, и тёплое воспоминание о Патриархе растаяло в одно мгновение, и снова воцарилась на сердце грусть. Он взял маму за руку.

- Пора … - сказал отец Владимир - Пойдёмте…

В храме было душно от ладана и свечек. У Алёши потемнело в глазах, когда он увидел, сколько батюшек приехало, чтобы проститься с Патриархом. Многие батюшки были в белых ризах, и мальчик понял, что они будут принимать участие в богослужении. Когда они зашли, пел хор, значит, служба уже началась. Кроме духовенства было ещё много мирян. Они держали в руках белые розы, Алёша знал, что это любимые цветы Святейшего.

В храме они разделились. Отец с дедом и с батюшкой Владимиром пошли к духовенству, а Алёша с мамой решили подойти поближе к алтарю. Народу было много, но им всё же удалось пройти к ограждению, отделяющему кафедру. Мальчик невольно вздрогнул, когда увидел гроб, покрытый зелёной мантией и, словно испугавшись, быстро отвёл глаза, но потом вновь посмотрел в ту сторону… Лицо Патриарха было накрыто воздухом[2], у гроба стояли митрополиты, архиепископы, епископы, но взгляд мальчика невольно всё время останавливался на гробе с телом почившего Патриарха.

Рядом, у ограждения, стояла женщина и плакала. Алёша обернулся, увидел маму, стоявшую за ним, и как будто немного успокоился.

Хорошо, что мама рядом… не так страшно…

- Расстегни куртку, жарко будет - сказала ему мама.

Он послушался, а затем мама протянула ему зажжённую свечку - Держи.

Женщина всё плакала. Мама ей тоже протянула свечку, она приняла с благодарностью, после чего стала быстро и мелко креститься. Алёша старался слушать службу, но мысли его уносились далеко-далеко из храма. Стоять было тяжело, хотя он и облокотился на ограждение. От духоты, спустя некоторое время, стало клонить в сон.

Женщина, которой мама дала свечку, вдруг тихо сказала Алёше:

- Стой, сынок, и молись. Молись за Святейшего. Пусть он и впредь не оставит нас, сирот, своими молитвами.

- Я не хочу видеть его гроб - шепотом ответил ей Алёша, отводя глаза от «страшного места».

- Такой большой мальчик и боишься? - удивилась женщина.

- Я не боюсь. Просто хочу, чтобы Святейший был живым.

Женщина молча покачала головой и снова заплакала.

«Как же молиться?» - думал Алёша. Если молиться за Патриарха, то только просить Бога, чтобы Он воскресил Святейшего. Господи, пусть он оживёт, воскреснет. Ведь Лазарь воскрес! Пусть наш Патриарх воскреснет, тогда не будет никто плакать, колокол не будет так страшно звонить, не будет гроба, и будет праздник, Рождество, нет, Пасха. Да, будет Пасха, она наступит сию же минуту, если Ты, Господи, воскресишь Святейшего! Господи, почему Ты не делаешь этого, ведь Ты всё-всё можешь. Зачем Тебе сейчас наш Святейший, ведь нам он нужнее! Алёша даже замер в ожидании, но чудо не происходило. Тогда Он с отчаянием обернулся на маму. Мама молилась, и он не стал ей ничего говорить. Он опустил голову и сам не мог понять, почему плачет. Ему было жалко, что Господь не слышит его молитву, а он ведь вправду верил, что Господу всё возможно. Но он плакал не только поэтому. Ему вдруг стало жаль себя, он понял, что никогда не будет Патриархом, если Господь этого не захочет. И ничего не будет, сколько ты не проси, если Господь этого не захочет. Алёше вдруг открылось, что значит Воля Божия, открылось, насколько же Бог велик и непостижим, и он увидел, как же мал человек перед Богом. Как глупо полагаться только на себя и на свои силы, даже на свою память, думая, что всё только в твоих руках. Нет, Господь не воскресит им Святейшего, потому что надо учиться принимать из Руки Божией не только радости, но и скорби. Но как же больно их принимать самим, опять же, полагаясь только на себя и не прося у Бога помощи. Есть одна поговорка, которую очень любит повторять его дед: « Без Бога не до порога». Какой же понятной она стала теперь, и такой точной. Куда нам без Бога? Только в ад, наверное…

Но, всё же, ему хотелось чуда. И будь Алёша постарше, он бы, наверное, понял, что чудо произошло, и Пасха тоже наступила, только наступила она не здесь, на земле, а на небесах, и что весь православный народ в эти минуты обрёл ещё одного молитвенника и ходатая за себя перед Господом. Но он был ещё слишком мал и поэтому плакал, чувствуя некий перелом в своей детской душе.

Елена обняла сына за плечи, а женщина, стоявшая рядом, опять сказала Алёше:

- Помолись, сыночек, помолись.

Служба шла своим чередом. Голосистый дьякон, размахивая кадилом, протяжно читал ектенью. Среди сонма архиереев был один епископ, который плакал навзрыд. Свеча в его руке сильно дрожала, а сам владыка, казалось, ужене видел никого и ничего вокруг, и был один на один со своей болью. Так может сын оплакивать горячо любимого отца. Алёша видел, что и другие не скрывают своих слёз, но этот епископ вызвал глубокое сочувствие в его маленьком сердце. Вот бы подбежать к нему сейчас, обнять крепко-крепко и сказать что-нибудь хорошее. Только, что ему сказать? - мальчик никак не мог придумать. И тогда он опустил глаза. Тяжело, когда вокруг плачут, и у него у самого горячие струйки уже бегут от души к глазам.

И свечка тоже плачет, только по-своему.

Капающий со свечки воск больно обжигал пальцы, но Алёша словно не замечал.Он поднёс к пламени указательный палец и сразу же отдёрнул назад, почувствовав жжение.

Вспомнилось, как однажды они с мамой приехали в монастырь, где попали на исповедь к доброму и, в то же время, строгому старцу. Алёша обратил тогда внимание на хорошо одетую женщину лет пятидесяти. Женщина подошла к старцу на исповедь, что-то ему сказала, а старец покачал головою и громко спросил:

- Ты это чего мне принесла? - и указал на свечу, которую женщина держала в руке.

- Свечку, батюшка.

- А зачем она мне?

- Чтобы помолились за меня…

- Дай сюда…

Старец затеплил свечу и сказал женщине:

- А ну-ка, милая, подержи свой пальчик над огоньком.

- Не могу, батюшка, жжёт.

- Значит, чувствуешь, как жжёт?

- Чувствую.

- Вот также и грехи жгут нашу душу, а ты не чувствуешь. Значит, омертвела твоя душенька, а ты говоришь мне, что грехов у тебя нет. Ай-ай-ай…

Запомнил Алёша тот случай, как старец женщину вразумил, но только никак не мог понять, как же можно жить с постоянным «жжением в душе»? Рассказал потом дедушке, а тот улыбнулся и ответил:

- Ты, милок, зря так волнуешься. Хорошо сказал старец, правильно, но это «жжение» в полной мере только у святых людей бывает. Как святые плакали, помнишь? О своих грехах-то. Думаешь, просто так плакали? Не-ет, они слезами тушили пожар в душе, вот как! Они всё видели! Это мы, слепые котята, света не видим. А батюшечка тот приоткрыл нам завесу, чтобы помнили, насколько же мы виноваты перед Богом. Ведь когда ты разбил мамину чашку, а потом спрятал и ничего ей не сказал, разве не было у тебя внутри «жжения», не чувствовал ты себя виноватым? Чувствовал. Вот также и перед Богом мы должны чувствовать вину за свои грехи, просить у Него прощения, словно дети малые. Запомни это, Алёша.

Алёша поднял глаза и снова взглянул на того епископа. Он уже не плакал, но всё равно было видно, что ему очень тяжело стоять перед гробом.О многом успел передумать мальчик во время службы, пока у него не начали слипаться глаза, а в ногах он не почувствовал мелкую дрожь.

Елена с беспокойством наклонилась к сыну и прошептала:

- Плохо тебе?

Алёша отрицательно покачал головой и спросил только:

- Можно, я куртку сниму?

Елена взяла у сына куртку. Женщина, стоявшая рядом, спросила Алёшу:

- Устал?

Алёша сжал губы. Вот бы сейчас присесть, хотя бы на минуточку. И почему же служба такая бесконечная?

- Возьмите стульчик для мальчика, - быстро подсуетилась с раскладным стульчиком стоявшая неподалёку монахиня.

- Спасибо вам большое - сказала Елена - Алёша, садись, только не засни, смотри.

Слабость в ногах исчезла, но, в то же время, ещё сильнее захотелось спать. Точно так же бывало с ним на ночных богослужениях на Рождество и Пасху. Но это были праздники, и на них можно было чуть-чуть подремать, но сейчас нельзя.

- « Бдите и молитеся»…- пробормотал Алёша.

Но молиться не было сил, а служба всё шла и шла. Хорошо, что она идёт и никогда не стоит на месте, успокаивал себя Алёша. Значит до конца её сейчас ближе, чем до начала. Но ведь точно также можно сказать и о жизни. Жизнь тоже никогда не стоит на месте, а всё время течёт, бежит, движется. До конца моей жизни ещё далеко, а до конца дедушкиной? - подумал мальчик и постарался тут же прогнать ужасную мысль. Но она лезла снова и снова… Служба - это жизнь, это, скорее, тоже подготовка к жизни той, другой, которая на Небесах. Т о й жизнью теперь будет жить Святейший, а мы все провожаем его из э т о й жизни. Провожаем к Богу, на небеса. Но все мы однажды тоже должны умереть, и хорошо бы нам умереть всем и сразу, думал Алёша, в один день, а там… на небесах всем воскреснуть! Господи, можно так?

«Все воскреснут! Непременно воскреснут! А это…только на время страшно…»

Алёша всё же задремал, прислонившись спиной к маме, и ему привиделось поле всё в колосьях и васильках, солнце уже клонилось к закату, а он бежал по этому полю, и вдруг в лучах заходящего солнца увидел белого-белого Ангела. Ангел улыбнулся ему лучистой улыбкой и благословил большими крылами. Хорошо, не страшно, радостно, и, казалось, что эта радость и ощущение счастья останется с ним навсегда. Сердце колотилось от счастья, долго-долго длилось это счастье, и Алёша уже почти поверил, что оно будет вечно, как вдруг всё разом потемнело и пахнуло ветром, а потом стало жарко, и от света с непривычки резануло глаза.

- «Ве-е-е-чная па-а-мя-а-ать…Ве-ечная па-а-мя-а-ать…»

-Проснись, Лёшенька, проснись… - услышал он мамин шёпот и протёр глаза.

Служба заканчивалась, пели « Вечную память».

Недалеко от алтаря, по левую сторону Царских врат, мальчик увидел своего деда, и вначале было обрадовался, но потом заметил, что отец Геннадий не поёт вместе со всеми, а плачет. И Алёша разом проснулся. Никогда прежде он не видел, чтобы дедушка плакал, он всегда был выдержанным и сильным, а теперь рыдал перед гробом Святейшего как дитя. Губы у мальчика дрогнули, и он закрыл лицо руками, а когда убрал руки, деда возле алтаря уже не было.

Когда служба закончилась, духовенство стало по очереди подходить к гробу, чтобы отдать Патриарху последнее целование. Алёша вздрогнул и обернулся на маму.

- Мама, мы тоже пойдём?

- Пойдём, только после батюшек.

Они поблагодарили монашку за стульчик. Хорошая такая монашка, румяная, круглая, словно матрёшка, только глаза её большие и голубые, - печальные. На ангела она похожа, такая же добрая и светлая.

Алёше вспомнилось стихотворение, которое должен был читать на Ёлке. Может, тот Ангел был похож на эту добрую монашку?

И Алёша решился спросить у неё:

- Вы – Ангел?

- Что ты, милый - светло возразила монашка и добавила - Ангелом был наш Святейший… Прими, Господи, душу его, и упокой в селении праведных…

И добрая монашка растворилась в толпе.

Патриарх и правда считается Ангелом Церкви Христовой, шестикрылые серафимы на его куколе свидетельствуют об этом. Он ведёт ангельскую жизнь, заботясь о своей пастве, не имея ничего личного, ничего своего. Теперь Господь пошлёт Церкви другого Ангела, подумал Алёша, Господь уже знает кого, это мы пока не знаем…

- «В вечерний час над степью мирной

Когда закат над ней сиял,

Среди небес стезёй эфирной

Вечерний ангел пролетал.

Он видел сумрак предзакатный,

Уже седел вдали восток…

И вдруг услышал он невнятный

Во ржах ребёнка голосок»…



Елена взяла сына за руку.

- Милый, что ты там шепчешь?

Алёша поднял на маму глаза и ответил:

- Мама, я читаю стихотворение Святейшему. Ведь он - ангел и поэтому слышит нас, правда? Смотри, папа идёт! - увидел вдруг Алёша пробивающегося к ним через толпу отца Михаила.

- Ну, как вы тут? Устали? Тяжело было стоять?

- Папа, когда мы к Святейшему пойдём?

- Сейчас и пойдём. Только держи меня за руку покрепче. Леночка, пойдём, скоро народ уже пускать начнут.

Алёша крепко держал отца за руку и продолжал шептать:

« Он шёл, колосья собирая

И васильки, и пел в тиши,

И были в песне звуки рая

Невинной, неземной души.

«Дитя, - сказал посланник Бога,

И грусть, и радость затая, -

Куда ведёт твоя дорога,

И где сложилась песнь твоя?»

У гроба Святейшего стоял отец Владимир и следил, чтобы никто подолгу у него не задерживался, и тем самым не создавал трудностей для остальных. Заметив отца Михаила, отец Владимир сделал им знак рукой:

- Подходите.

Алёша почувствовал ком в горле. Хотелось убежать от страха, но теперь было нельзя.

Перед гробом они кладут земной поклон, как на каноне Андрея Критского, думает Алёша, касаясь горячим лбом мраморного пола. «Боже, очисти мя, грешнаго» - машинально проносится в голове.Рядом, на коленях, стоит его отец, стоит, склонившись, приложив руку к груди. Молится. «Душе моя, душе моя, восстани, что спиши, конец приближается…» - вспоминается Алёше. Какая она - душа? В какой она одежде? Может ли она нас слышать и говорить? Только три дня душа будет с нами, а потом вознесётся на небо для поклонения Богу. Тяжело душе с телом расставаться, скитается она первые три дня, как бесприютная птица. Так, кажется, дедушка рассказывал? Поэтому и служатся панихиды, чтобы помочь ей…

Но вот они поднимаются с колен и приближается самое страшное… «Нет, это только на время страшно - думает Алёша, крепко держась за руку отца - Он потом воскреснет… ангелы не умирают…у Бога всего много…»

Сердце Алёши бьётся всё сильнее, на глазах выступили слёзы.Нет, он не будет думать о страшном, лучше думать о хорошем, как в стихотворении:

…«Ребёнка взор был чист и светел,

Но он в смущении стоял.

« Не знаю»…- робко он ответил»…

Отец Владимир взглянул на Алёшу и, подойдя к гробу, вдруг приподнял край зелёной мантии и открыл руку Патриарха, держащую крест.

- Прикладывайтесь к кресту - сказал батюшка.

Отец Михаил сначала приложился сам, а затем приподнял Алёшу.

- Крестись… прощайся…

Слёзы застилают мальчику глаза, всё расплывается в воздухе в этих стеклянных и лопающихся струйках, и он ничего не видит, а только чувствует губами холодный металл распятия, а затем - тепло руки Святейшего, живое тепло, какое было при жизни.

-« Благослови меньшого брата»…

- Сынок, целуй митру[3]- словно в тумане, слышит он голос отца и прикладывается губами, а затем и лбом к митре на голове Патриарха.

«Благослови меньшого брата, -

Сказал Господь, - благослови

Младенца в тихий час заката

На путь и правды и любви!»

И осенил дитя с улыбкой

Вечерний ангел, - развернул

Свои воскрылья в сумрак зыбкий

И на закате потонул»…

- Алёшенька, сынок, что с тобой? - Елена тронула ладонью горячий лоб сына и воскликнула - Господи, Миша, у него жар!

- Мамочка, всё хорошо - ответил Алёша и захотел сделать шаг, но почувствовал, что ноги будто приросли к полу .

Отец Михаил подхватил сына на руки.

- От духоты, наверное. Сейчас домой поедем.

- А папа? Где он?- взволнованно спросила Елена, ища глазами отца Геннадия.

- Он останется читать Евангелие. Сказал, чтобы мы ехали без него. Я отвезу вас и потом тоже вернусь.

- Папа, папа. Возьми меня, я тоже хочу… - пробормотал Алёша, но отец Михаил возразил.

- Нет, герой, ты свой долг уже выполнил. Всё, едем!

Алёша закрыл глаза. На руках у отца он сразу обмяк, и его снова стало клонить в сон. Они вышли на улицу. Тихо было на улице. Темно. Грустно.

Алёша обхватил отца за шею и тихонько всхлипнул.

- Не надо, сынок, не плачь. Святейший всегда будет с нами. Видишь, как благословил он нас сегодня. Дай Бог здравия отцу Владимиру.

- И рука его мне показалась такой тёплой - сказала Елена.- Сразу святой Александр Свирский вспомнился. И Святейший наш, словно ангел…

- А Святейший воскреснет? Пусть не сейчас, но воскреснет? - спросил Алёша.

- Все души, Лёшенька, бессмертны - ответил отец Михаил, прижимая к себе сына, - Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас. Помнишь, как на службе поют?

- А тела… воскреснут?... и жизни будущего века… да?

- Обязательно воскреснут - подтвердил отец Михаил.

- И будет Пасха?

- Будет, сынок, обязательно.

Последние слова мальчик едва расслышал…



Будут, обязательно будут праздники. И пусть сегодня Пасха не наступила, но она обязательно наступит! Будет яркое пасхальное утро, пасхальный звон. Пасха придёт и зальёт всё вокруг своей радостью. И обязательно будут подарки, и большое шоколадное яйцо в золотой обёртке, и сладкая пасха с красными буквами ХВ, и пасхальные открытки, и куличи, и крашеные яйца, которыми можно будет обмениваться с друзьями, христосуясь. И будет солнце, и звон-трезвон особенно радостный - пасхальный.

В машине, сквозь дрёму, Алёша чувствует на своём лице нежные руки мамы, он хочет ей что-то сказать, но не может, и снова проваливается в сон, в такой чудесный, солнечный. Снится ему зелёная поляна с яркими цветами, крупными и мелкими, и среди этих цветов, под листьями, множество ягод больших и маленьких, сочных-сочных, свежих-свежих. А в небе ярко светит солнце, и Алёша может смотреть на него, не жмурясь. И вдруг из солнца выходит Патриарх Алексий и улыбается ему светло-светло и ласково-ласково. И всё вокруг наполняется дивным благоуханием, а солнечные лучи, разливаясь повсюду, окрашиваются в разные цвета, подобно радуге. И радостно и хорошо становится на сердце, Алёша протягивает руки к Патриарху, а тот, улыбаясь, ласково говорит ему:

- Здравствуй, тёзка…

И Алёша, захлёбываясь от радости, кричит Святейшему:

- Христос Воскресе! Христос Воскресе! Радуйтесь!

А солнце светит всё ярче и ярче, и Алёша стоит весь в радости, от которой даже сердцу больно, так громко стучит оно у него.

«И как алтарь весенней ночи

Заря сияла в вышине,

И долго молодые очи

Ей любовались в тишине.

И в созерцании впервые

Дитя познало красоту,

Лелея грёзы золотые

И чистой радости мечту»…[4]



03.02.09