[560x416]
Вот уж чего хочется всегда русскому человеку, так это справедливости. Живота для этого не жалко. Ему бы как мудрому европейцу жизнь свою с толком обустраивать, под ноги смотреть. А он нет, на звёзды смотрит, да хочет, чтоб было всё по правде. Уж как его за это жизнь не наказывает, мордой об стенку ни бьёт, приговаривая: «Живи смирно, не суй свой нос куда ни надо!», а ему всё неймётся. Откуда это? Нынешние модные психологи говорят, что все мы из детства, там… Может оно и так… Вот к примеру, вспомнилась мне история, рассказанная моей приятельницей, женщиной невероятно драматичной судьбы, жизнью исхлёстанной вдосталь, однако же всё ещё мечтающей о справедливости, чтоб всё по правде…

«В 6 классе я училась, обычное пионерское детство. Я и мои подруги в активистах ходили: тимуровской работой занимались, металлолом собирали, газеты «Молния» и «Голос дежурного» выпускали. Всё это всерьёз, без чьего-либо нажима. А ещё тайно выпускали газету «Голос критика по школе». Приходили в школу за час до начала занятий (занятия начинались в 8 часов, а жили мы от школы в 4-х километрах) – в школе пусто. В газете мы высмеивали не только двоечников и хулиганов, но и то, что не принято было критиковать в официальной школьной жизни: жадин, воображуль (ишь какая восьмиклассница – начёс-то себе сделала!), а этот – ну совсем стиляга… Рисунки были очень впечатляющими – девочка в нашей команде с необычным именем - Ида очень здорово рисовала.

Но после фильмов про подпольщиков да революционеров тоскливо сердце сжималось: «Эх, не то, мелко! Нам бы большое дело. Как обидно, что поздно родились. Стихи такие сочинялись:

… Нам комиссары снятся по ночам

И звёзды на будёновках крылатых

Мы видим, как Орлёнок по фронтам

Проносится со стаею пернатых… .

Шла ранняя весна 1964 года. Закат хрущёвской оттепели. Правда, слова такого мы тогда ещё не знали. В народе-то никогда не было культа Никиты Сергеевича. Помню, как отец ругал на чём свет стоит, кукурузником обзывал. Мы, как истинные пионеры, относили это на счёт отсталости, малограмотности наших родителей. А если что и не так, так это потому, что здесь на местах неправильно всё делают.

Но годы идут – уже 13 лет стукнуло, а подвиг во имя человечества и справедливости ещё не совершён. Что же делать? Бороться? А как? Как подпольщики при фашистах народу глаза на правду раскрывали? Листовки выпускали. Ну вот и мы будем! Пусть пока в масштабах нашего посёлка. Где больше всего у нас несправедливости? На кого народ больше всего обижен? Конечно же, на работников сельпо. С хлебом в этом году перебои начались. По нескольку часов за ним приходилось стоять. И чего только наши юные пионерские уши не наслушаются за это время. А главное, про то, что мука совсем исчезла из продажи, а зав. складом Мария Ивановна по ночам со своими сельповскими работниками мешками её растаскивают. Откуда было нам знать о том, что хрущёвская целина не оправдала себя и впервые богатейшая хлебная держава стала покупать хлеб за границей.

Юные сердца кипели негодованием: разоблачить нужно срочно Марию Ивановну с товарищами… И мы придумали первый номер нашей газеты. Назывался он «Все поют на весенние темы»… Почему? Не знаю. Наверное, строка из популярного фильма на слуху была. Да и весна опять же, ручьи уже побежали.

Родители не обращали внимания на наши общественные дела: домашние дела делали, учились хорошо, не хулиганили – а что пишут да рисуют, собравшись вместе 4-5 человек, так значит так надо. Не до психологических пассажей было нашим бедным, замотанным работой родителям. Росли мы без строгих правил, на доверии.

И вот чтоб всё было как у подпольщиков, ночью листовки клеили, переодевшись в мальчишек. Первый номер был в одном экземпляре, а второй уже в 5-ти. Развесили во всех опорных точках сильно разбросанного, растянувшегося на 7 – 8 километров посёлка.

Второй номер назывался: «Коммунисты ли они?». Если в первом номере была нарисована в красивом пальто с большим лисьим воротником Марья Ивановна звёздной ночью несущая мешок муки, то во втором номере предметом критики стал председатель поссовета, восседающий за столом, а рядом бутылка из-под водки. Секретаря не нарисовали, но написали, что к просьбам посетителей равнодушна. Понятно, и житейские ситуации, услышанные в очереди, обрисовали в духе «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день». Пригвоздили! Был на подходе и третий номер про местную больницу, про завхоза Сидора – поворовывает-де паря! Но выйти в свет ему не суждено было.

Однажды на урок в 6б зашёл директор школы Клыпута Никита Прохорович и, назвав наши фамилии ( всех 5 ), пригласил к себе в кабинет. Такой чести мы ещё ни разу не удостаивались и шли вслед за директором хоть и с недоумением, но без страха. Все активисты, может, поручение какое. Никита Прохорович молчал. В кабинете директора сидел незнакомый мужчина в чёрной шинели – вместо левой руки протез в блестящей перчатке. Он приветливо с нами поздоровался и сказал: «Девочки, я знаю, что вы хорошие пионеры – и, конечно, мне поможете. Я хочу знать о том, как вот эти газеты появились» - и здоровой рукой показал на стол, где были все наши газеты. Воодушевлённые добрыми словами, мы сказали: «Мы ведь за правду в них. Ведь настоящие пионеры всегда борются за это». Мужчина, а это был начальник районной милиции, скороговоркой заметил: «Конечно, конечно. Вот усаживайтесь рядом со мной и на этих листочках напишите, как всё это делалось. А главное, напишите, кто из взрослых вам помогал». На наше: «Да мы всё сами, без взрослых» - он ответил: «Пишите. Пишите». Директор почему-то был очень хмурый. Потом вошла наша классная руководительница, просмотрела газеты и, бросив: «Понятно, что без взрослых тут не обошлось», - вышла из кабинета. Просмотрев наши записи, начальник милиции сказал: «Зря вы не пишите, кто же из взрослых вам помогал». Вокруг этого «Кто?» - всё и завертелось до самого вечера. В результате мы поняли, что никакие мы не борцы за справедливость. А чуть ли не преступники. Районная милиция уже целый месяц занималась нашей самодеятельностью: проверены были все организации посёлка, потом уж очередь дошла до школы (почерк-то детский, да и рисунки), обратились за помощью к учителям русского языка. А что дальше? Перед всей школой выставили на линейке и директор сказал, что мы нарушили Закон Советской печати и своими действиями приблизились к пособникам антисоветской пропаганды. Оценку по поведению за год снизили. Родителей в поссовет вызывали, о чём-то с ними говорили.

Но вот что странно, наши родители были очень смущены всеми этими обстоятельствами, но ругать нас не ругали, о чём-то между собой перешёптывались. Одна бабка Павлина (Ида, наша художница, жила у бабушки, т.к. её родители уехали работать в Норильск) громко кричала: «Ох, рятуйте. Я-то думала, что они школьные газеты рисуют, пишут – а они вот что!» Испуг её можно понять (об этом мы узнали много лет спустя) : после войны за несколько горстей пшеницы ей пришлось провести не один год в тюрьме.

А у нас жизнь продолжалась в обычном порядке. Потихоньку всё это стало забываться. Правда, старшеклассники дразнили нас подпольщиками какое-то время… Ну а мы, взрослея, свои фантазии старались уже использовать в более мирных целях…

А тоска по справедливости? Она осталась. И вся наша жизнь, пусть не всегда складная, наверное, тому подтверждение.