[617x435]
Я ночевала у родителей подруги в деревне. У студентов все просто – приехали всей комнатой общежития – восемь человек. Нас потчуют, как дорогих гостей – а какой же студент поесть не хочет. Мама подруги – тетя Дуся, маленькая, худенькая, скорая на ногу и на слово, глаза искрятся задоринкой, а как поет! Папа – дядя Кузя, высокий, спокойный, говорит размеренно, из глаз льется свет покоя и добра.

Он прошел всю войну, поэтому фильмы военные смотреть не может, плачет, сжимая кулаки и повторяя сквозь зубы «фашисты»! Старшую дочь он назвал в честь Зои Космодемьянской.

Тетя Дуся – доярка в колхозе, передовик, у нее самые большие надои, ее фотография на доске почета бессменна. Дядя Кузя тоже не из последних колхозников. Подниматься на первую дойку надо на рассвете. Они вместе идут на ферму, возвращаясь, дружно управляются со своим хозяйством.

Проснувшись я услышала тихий разговор. Тетя Дуся и дядя Кузя сидели в прихожей за столом и вели мирную беседу о том, что им предстоит сделать сегодня. Меня этот будничный эпизод их быта поразил. Я никогда не слышала, чтобы мои родители так чутко прислушиваясь друг к другу говорили о том, как им день насущный прожить…

Много лет спустя я вновь встретилась с этой удивительной парой. Теперь они жили у дочери в городе. Тетя Дуся была очень больна, пережила сложную операцию, передвигаться самостоятельно уже не могла. Она лежала на широкой кровати, маленькая, беспомощная, бледная, а в глазах ее еще были прежние задорные искринки. Она узнала меня, обрадовалась, всё вспоминала: «Ах, как мы тогда пели…». Говорила о детях, внуках. Забота обо всех: радость за их успехи, сокрушенные вздохи о проблемах, а дядя Кузя сидел неподвижно на краешке кровати и смотрел на нее. В его кротких глазах было столько жалости-нежности, что невольно подумалось: «Вот это и есть чудо – любовь, о которой все мечтают, ищут повсюду, а находят так редко и совсем не на краю света»

***

Никак не уходит из моей памяти рассказ старой учительницы.

«Училась я в годы войны в педучилище, в городе Канске. Какие замечательные педагоги нас учили. Многие из них были сосланными из Москвы, Ленинграда, профессорского звания, дворянского сословия. Конечно, тогда про это громко говорить нельзя было. На занятиях наши преподаватели будущим педагогам предъявляли очень строгие требования. А в жизни, за порогом училища – добрые, помогали нам пережить голодные военные годы.

Меня и двух моих подружек взяла к себе на квартиру наша классная руководительница – Гостинцева Валентина Романовна. Жила она в деревянном небольшом домике, с матерью своего мужа и его малолетней дочерью от первого брака. Муж ее с первых дней войны был на фронте, долго от него не было вестей, потом соответствующие органы сообщили, что он арестован, за то, что был в плену у врага. И снова ни каких вестей.

И вдруг, однажды, ей принесли записку: «Наш состав стоит в Канске, приходи». Бросилась она к вокзалу, обежала все поезда, стоящие там, заглянула в каждый вагон… Сказали – ушел тот состав с арестантами… Села она в тамбур товарного поезда и поехала следом. На каждой следующей станции искала его. Железная дорога была военизированным объектом в годы войны, строго охранялась. Странная гражданка, бегающая вдоль составов и заглядывающая в вагоны, вызвала подозрение. В Нижнеудинске ее задержали и отправили по месту проживания… Так и не встретились.

Она долго еще будет работать в педучилище. После войны похоронит его мать, вырастит его дочь. И до последней своей березки будет ждать его…».

***

Он подошел к ней на танцплощадке, пригласил на медленный танец. Она едва не теряла сознание от волнения: сколько раз мечтала об этом, в мельчайших подробностях представляла, проговаривала слова, которые они скажут друг другу, но танец закончился... и он ушел.

Потом, в зоне АЛ – 150/1, когда он получит от нее первое письмо, в котором она опишет этот танец, он долго будет вспоминать, но так и не вспомнит, ни ее, ни тот танец. Там, на воле, у него была другая девушка, но от нее он писем не получал…

Они жили в небольшом старинном городке, учились в разных школах, и он на год раньше уехал в Красноярск поступать в институт. У себя в городке он широко известен был под именем – Мишка Буржуй. Его красивый чернявый профиль рисовали девчонки на полях тетрадок, а о его фантастически смелых авантюрах слагали легенды. Но став студентом мединститута, на первом же курсе попал в жуткую историю, а потом суд, зона, где нужно было не только выжить, но и сохранить человеческое достоинство. Он смог, за десять лет не сломался. Помогали ее письма и короткие, на пределе искрящихся чувств, свидания. И еще надежда, которая никогда не покидала: они будут вместе долго-долго и безумно счастливы.

Когда его перевели на вольное поселение, воздух свободы так закружил голову, что удержаться не было сил. Нарушений режима было столько, что суду ничего не стоило возвратить его на зону, она приехала с огромными сумками в поселок в тот день, когда шло заседание суда. Оттолкнув конвой, она ворвалась в комнату, где шел суд, бросилась на колени и, обливаясь слезами, умоляла простить его… ей нельзя было отказать.

На поселении они жили в маленьком вагончике, внутреннее убранство которого говорило о том, что здесь живут влюблённые. Резьба по дереву, чеканка на известные мифологические сюжеты, просторная деревянная кровать (они ее любовно называли «наш аэродром») - все изготовлено местными умельцами. Они сумели превратить свою жизнь в нескончаемый ПРАЗДНИК ЛЮБВИ, приправленный острым соусом коротких ссор (характер у нее был совсем не сахар) и бурных примирений… Там у них родилась дочь Илона, за которой они оба нежно ухаживали. А потом было полное освобождение, они переехали в райцентр. Работали и продолжали свой ПРАЗДНИК ЛЮБВИ. С началом перестройки он открыл свой кооператив. Было много риска, но он этого не боялся – она была рядом. Теперь он мог делать роскошные подарки любимой – машину под окно ко дню рождения, шубу дорогую к Новому году, обеды и ужины в ресторане…

Он умер спустя пятнадцать лет после той сцены в суде, когда она на коленях просила за него, ПРАЗДНИК закончился. Но ЛЮБОВЬ, она осталась. Вот уже почти два десятка лет она хранит его письма из зоны, перечитывает их, поглаживая старые конверты и шепча его имя.

Эта история моих друзей. Мишка Новокрещин был очень известным шулером в Краслаге в 70е годы.