[640x425]
"Вспомни как ты жил, чем пропах..."
Иеромонах Роман

Став к старости неповоротливой и медлительной, если мне сейчас скажут: «Ты свободна, вот денюжки, можешь ехать в Дивеево», - знаю, что взмою птицей, нет - молнией! Так бывало сколько раз. В чём причина? Ведь преподобный Серафим везде одинаков, в Красноярске действует так же, как в Дивеево - знай, молись. Так, да не так... В Дивеево и батюшка ближе, и воздух ароматнее, вкуснее, что ли.«Дым Отечества нам сладок и приятен»... Получилось, что по-настоящему впервые зашла в храм в день преподобного Серафима, может, поэтому духовное Отечество мне - Дивеево. Но в этот раз меня позвал не батюшка Серафим. Ходила себе по квартире, не собираясь особо из дому выходить, ни шатко - ни валко. Звонок. В дорогом голосе твёрдость:

- Татьяна, а вы знаете, что сегодня в семь часов нашу Марию постригают в монахини? В монастыре...

Мгновенно уточняю, в каком именно. Вижу, что остаётся времени в обрез, если застрянешь в пробке, то и опоздать можно, но - срываюсь стрелой, мчусь в храм, удивляясь по дороге своей прыти: так я обычно летаю только в Дивеево...

Застаю окончание всенощной. Вижу двух приятельниц, они сообщают о постриге - тоже пришли посм... нет, помолиться, поучаствовать, сопричастными стать великой тайне. Пока идёт в храме уборка, присела рядом с монахиней. Тихонько проворковала ей: « Я вас знаю. В Дивеево собиралась - дважды встречала вас в автобусе. Понимала, что вы мне Богом посланы и советовалась - надо ли ехать». Монахиня меня не помнит, спрашивает: «И что я вам отвечала - не ехать?».

- Нет, дважды вы мне говорили: «Ехать надо - у тебя не всегда будет возможность».

-Ездили?

-Да, много раз. Люблю Дивеево - там сам преподобный хозяйничает. Хоть иногда и накажет престрого, но вскоре и пожалеет сам...

-Да. Я тоже очень люблю бывать в Дивеево.

-Вы давно в постриге?

- Да, двадцать лет. Постригал архимандрит Серафим, в Чёрной Речке...

-Трудно быть монахиней?

- Почему вы спрашиваете? Какая у вас семья? Чем занимаетесь? - сразу несколько вопросов от матушки. - Монахиней быть хорошо. У меня и мама была монахиней - Анастасия, упокой её Господи...

Рядом с нами плачет-заливается взрослая дочь Марии. Подошёл батюшка: « Ну, чего воешь-то? Разве тут плакать надо?»

-Может, она от радости, - вставила я слово.

-Ой уж, будто я не знаю, что от радости так не плачут, ты посмотри на неё-то!

Я посмотрела. Да, слёзы не походили на радостные. Много было горя в тонкой фигурке, слёзы - может, покаянные? Кто знает - с матерью ведь словно прощание предстоит - постриг в монахини, обеты монашеские - отречение от родных... «Кто любит отца или мать более Меня - не достоин Меня».

Постепенно в храме остались только монашки. Взяла благословение у игуменьи, чтоб присутствовать. Почему-то на службах в том же монастыре монахини не казались мне ангелами. Монахини и всё. Свет не включали - горели свечи в каждой руке. Чувствовала, что стою средь ангельского чина - такой трепет, такие слёзы, такое покаяние - на краткий миг, кратчайший миг жизни сподобил Господь коснуться тайны. Крещение видела много раз, иногда подавала батюшке ножницы, лепила лепёшечки из воска - чтоб волосы остриженные ввернуть туда. Иногда говорила о смысле крещения - это всё в храме преподобного Серафима, давно уж было.

- Как второе крещение - монашество-то, - объяснила монахиня. - Вот пойдёт она к Богу-то, ей бесы грехи предъявят - у них всё до мелочей мысленных записано, а она-то и скажет, к примеру: - Нет, этот грех не я, Ирина, совершила. Ирина этого не делала. Это та, что раньше была - Мария. С неё и спрашивай... И нечего бесу-то ей сказать, он и пропустит...

Простое и детское это толкование так мне понравилось - аж самой имя сменить захотелось...

На аналое лежит новая одежда - параман, мантия, клобук, ряса, куколь, носочки, тапочки - всё символы новой строгой тихой постной жизни во Христе Иисусе. ... Во Христа креститеся, во Христа облекостеся...

Будущая монахиня вошла в раздевалку, там надо приготовиться. Мы замерли в ожидании. Вдруг лёгкий шёпот: расчёску, дайте расчёску... Лихорадочно ищу в сумочке - так хочется подать ей расчёску, хоть как-то, хоть чем соучаствовать...

Вот её босую, в белой рубахе, прикрывая мантией, выводят монахини-сёстры, она неестественно ползёт по ковру, и я понимаю: «Господи, какие мы грешные, ползком - только ползком, с землёй срастаясь - но к Тебе! Помилуй, помилуй, БОГ!» Вот её поднимают сёстры, вот священник читает молитвы, трижды бросает ножницы, трижды она подаёт их, смиренно признавая себя самой большой грешницей, подтверждая свою волю, принося обеты постнического жития, целомудрия, нестяжания,послушания...

У меня на языке совершенно дурацкий вопрос к близ стоящей монахине: «Как это - послушание? Разве возможно на земле такое - сразу начать всех слушаться?» Матушка говорит: «Да не всех, только игумению».

-А- а. - Я делаю умный вид, а вопросов в моей голове немало, но сейчас не место и не время. Постриг окончен, надо идти христосоваться с новой монахиней и по обычаю спрашивать: «Как твоё имя?» На что ангел, ведь ангел же пред тобой в эту минуту, должна отвечать: «Грешная недостойная монахиня Варвара», - она так и делает. Целовать надо в плечики - трижды. Прошла очередь трепетных сестёр, подошли и мы - мирские. Вдруг увидели, что носочки на новую «недостойную и паче всех грешнейшую монахиню Варвару» надеть забыли. Эта честь досталась мирской Галине, которую, кстати, священник трижды громогласно приглашал стать следующей на очередь - они были знакомы... Таинство подошло к концу, мы никак не хотели уходить. Всё плакала её дочь - стали ли её слёзы другими, пременил ли их Господь на радостные - не знаю. Хотелось остаться здесь на ночь - вместе с новой монахиней, почитать - всё, что читать положено...

Нельзя мне - мама потеряет. Вспомнилось Христово: «никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадёжен для Царствия Божия», подумалось: решимость, твёрдая решимость нужна Богу, а её всё нет и нет... Теряю время.

2.05.12.
[269x202]