[700x542]
[592x430]
[466x700]

Эта история просится на свет именно сегодня, в день святителя Николая Чудотворца. Откладываю все дела и начинаю свой рассказ. И ты, мой дорогой читатель, побудь немного рядом со мной. Святителю отче Николае, моли Бога о нас!

Мы встретились осенью 2004 года, когда милостью Божией, я стала прихожанкой Никольского храма. Он был строг, и перед ним одинаково робели и бабушки, и батюшки. Главная солдатская заповедь гласит: « Подальше от начальства, поближе к кухне». При его появлении праздные разговоры утихали, каждый находил себе работу и спешил скорее её выполнить. Не по годам энергичный, он никому не давал киснуть без дела. Резким словом умел быстро сдёрнуть на землю замечтавшихся в небесах. Меткой шуткой далеко и надолго отгонял уныние. «Я вам не скажу за всю Одессу», но для меня отец Иоанн очень скоро стал совсем родным. Он по-отцовски наставлял меня перед замужеством, уговаривал набраться терпения на всю долгую семейную жизнь….

Жизнь моя шла своим чередом, но уже в других городах и весях. Приехав на побывку в родной город летом 2008 года, я не обнаружила отца Иоанна в Никольском храме, зато неожиданно встретила его в Покровском кафедральном соборе. Он меня сразу узнал и, к моей большой радости и совершенному недоумению окружающих, после благословения крепко обнял. Мы поговорили совсем немного: я показала ему сына, пожаловалась на мужа (не без этого), а отец Иоанн снова уговаривал меня потерпеть. «Вы родственники?»,- черезвычайно ласково вопросили меня работницы храма, как только о. Иоанн отошёл. «Да»,- отвечала, не моргнув глазом.

Лето 2011 года. Снова Родина. В Большой Мурте сильно больна моя бабушка, и я спешу к ней. За день до отъезда встречаю в Никольском храме матушку Валентину, супругу о. Иоанна. Из услышанной краем уха фразы узнаю, что отец Иоанн в больнице. Нужно узнать в какой именно и навестить – сразу решаю я. Внезапный приступ сомнений заставляет замешкаться. А тут ещё воспоминания о больной бабушке и о скором моём отъезде напрочь заглушают голос проснувшейся, было, совести. Иду по дороге на остановку и пытаюсь себя оправдать, на сердце такая тоска, а в голове тоненький комарик мысли: «Нужно обязательно навестить о. Иоанна в больнице. Сейчас. Потом будет поздно». Иду, как будто двойку домой несу. Вдруг поднимаю голову и вижу в двух шагах от меня матушку Валентину. Нужно просто окликнуть её. Но язык мой словно прилип к гортани. Да что же это такое? От досады даже плачу, но упорно продолжаю молчать. Скоро матушка свернула на другую дорогу, а я ещё какое-то время стояла, поражённая своим малодушием, а одновременно и милостью Божией (ведь два раза Господь меня подводил к матушке). Но вот заботы завтрашнего дня повели меня дальше, посадили на троллейбус, поручили собирать вещи в дорогу….

Деревенская жизнь течёт размеренно, неторопливо. Дневные дела сменяют заботы вечерние. А каждое время года предлагает свою работу. Мне на этот раз досталось самое приятное занятие – собирать урожай. Свободные минуты делила с дорогим мне Енисеюшкой, шагая взад и вперёд по каменистому берегу. Для меня это место - вне времени. Здесь могу шагнуть по мостику воспоминаний прямо в прошлое…

...Вот мы, дети, зимним вечером катаемся с горы, пока родители сидят у костра. Прыгаем с разбега в снег и кубарем катимся под откос, прямо к замёрзшей реке - и дух захватывает от красоты и высоты. А потом карабкаемся наверх, причём, я хнычу, что девочкам нужно помогать, и, услышав одобрительное сопение товарища, цепляюсь ему сзади за куртку…. А вот мы, пастухи, в полуденную жару загнали коровушек в студёную воду Енисея, а сами, наскоро пообедав нехитрыми припасами, блаженно растянулись в прохладной тени березняка. А тишина вокруг такая, что слышно как усталые ноги гудят, да приставучие комары пищат, как река течёт, да как корова из той реки воду пьёт…. А вот мы, подростки, рассыпались по берегу как горох в поисках сухих веток для костра, потом дружной кучей бухнулись на бревно и слушаем знакомую песню, кто во что горазд подпевая гитаристу. Затем мы весело уминаем запечённую на углях картошку и шумной волной катимся по домам….

И вот теперь пришла на берег, чтобы позвонить в город – здесь единственное место в деревне, где есть сотовая связь. Обычный разговор и в конце как будто невзначай сказанное:

-Ты знаешь, отец Иоанн умер.

-Как? Когда?

-Вчера. Он очень болел.

Телефон отдыхает в кармане, Енисей спешит в Северный Ледовитый океан, закат прячется в соснах, а слёзы запоздалого раскаяния льются тихими ручейками, шепча: « Упокой, Господи, душу новопреставленного отца Иоанна. Опоздала я, батюшка. Прости меня, родненький. Ты теперь и видишь и знаешь больше. Прости и благослови закончить начатое дело, ради которого я и приехала сюда».

Погожий день командует мне копать картошку. Занятие это мне по душе. «…Яко земля еси и в землю отъидеши…», - пою я, а из головы не выходит отец Иоанн: «Умер батюшка в среду, на день святого Иоанна Рыльского. Когда же будут похороны? Если бы в воскресенье. А раньше мне никак не успеть – в субботу из района должен приехать священник причастить мою бабушку. Ведь ради этого дела я так спешила сюда, что даже болящего батюшку не удосужилась навестить. Господи, Ты Сам всё устрой, как хочешь». Вот уже выкопан рядок, а за ним и другой, и как сменяют они друг друга, так сменяются у меня в голове воспоминания об отце Иоанне….

…Помню, как увидела его и не узнала среди вереницы священников в кафедральном соборе на Прощёное воскресение. « Где же я видела этого батюшку?»,- думалось мне. В митре, голубоглазый и седовласый, он был так похож на святителя Николая с иконы …. Помню, как он красиво пел вместе с диаконом на праздничных службах…. Помню его мягкий украинский говор…. Помню, как он огорчался, видя, что к нему на исповедь много меньше желающих, чем к другому священнику…. Помню, как в конце исповеди я из-под епитрахили неизменно слышала его громкий и требовательный вопрос: «Во всех своих грехах каешься?»…. И помню ещё, как он, прежде чем успею собраться с мыслями, раньше меня называет в ухо мне мои грехи....

Каюсь, батюшка, во всем каюсь, а особенно в своём предательском малодушии.

Прощание и похороны были назначены на воскресенье. В Успенский монастырь я добралась немного раньше указанного времени. Храм почти пуст. Против алтаря, перед праздничной иконой лежит отец Иоанн, у его изголовья священник неторопливо читает святое Евангелие. «Пойдём ко гробу, прощаться»,- позвала моя спутница. Отец Иоанн, такой нарядный и торжественный, держит в руках Евангелие и благоухает лежащими на нём и повсюду розами. «Ну вот, батюшка, я и приехала. Слава Богу». Испросив прощение и благословение, отхожу в сторонку, и, устроившись в уголке, прямо напротив изголовья, начинаю понемногу осматриваться. Крышка гроба стоит так близко, что я касаюсь её рукой. Над моей головой икона святителя Луки – он так же, как и отец Иоанн был настоятелем в этом же храме Николая Чудотворца. А из соседнего предела смотрит прямо на батюшку и сам святитель Николай. Перед гробом в белых лилиях возвышается Плащаница Божией Матери (ну, конечно, ведь совсем ещё недавно был праздник Успения). Вспоминаю, что не так давно мне чудесным образом удалось побывать на могилке одного праведника – монаха Иова. Так вот. Священник, отслужив панихиду, сказал, что все мы здесь собрались сегодня не иначе как по приглашению самого монаха Иова. Я тогда была поражена этой мыслью и вот теперь перенесла её на происходящее. Выходит, что и отец Иоанн меня пригласил. И всех этих людей, которые постепенно наполняют храм. Тут я неожиданно для себя замечаю, что все приходят с цветами. А я притопала с пустыми руками…. Положив цветы батюшке, люди подходят к матушке Валентине, говорят добрые слова, просят крепиться. А она стоит рядом со гробом своего мужа и так ей одиноко сейчас без него - словно маленький воробушек зябнет на студёном ветру. Вот кому сейчас очень тяжело, я же про неё совсем забыла. А вот отец Иоанн про моего мужа не забывал и всегда при встрече спрашивал: «Как Роман?». Мне вдруг вспомнилось, с каким теплом батюшка всегда говорил о своей матушке. Рассказывал о её большом терпении, о том, сколько они всего вместе пережили, уверял, что матушка никогда не роптала и всегда старалась его поддержать. И какой она показалась мне в этот момент родной. И так мне захотелось её обнять, и пожалеть, и сказать, что отец Иоанн её очень любит…. Тут матушке Валентине стало нехорошо и для неё поставили стул – прямо передо мною – так, что я могла тихо гладить её по спине. А сердце моё переполнилось такой нежностью к ней, что я сама себе удивилась, а потом сообразила, что это, наверное, сам отец Иоанн хочет утешить свою дорогую подругу, но только моя ложная скромность снова мешает мне сказать то, что я должна.

Но вот, наконец, приехал архиерей, и началось отпевание. В первый раз я присутствую на такой службе. Всё очень торжественно и красиво, поёт архиерейский хор. А где же наш родной Никольский клирос, которому всегда так бодро подпевал батюшка? Стараюсь внимательно слушать и молиться. Вот владыка начал читать канон (как бы от имени души усопшего) и вдруг замолчал. Поднимаю на него глаза и, ох, - он плачет, поэтому и не может читать. Он снова пытается, но слёзы горьким комом стоят в горле и не пускают слова. «Ну, конечно же,- соображаю я,- ведь отец Иоанн и владыка Антоний дружили много лет». Господи, помоги! Прошло время, и владыка продолжил читать, и чем дальше он читал, тем спокойнее и радостнее звучал его голос. Вот так молитва преобразила скорбь о друге в радость о Господе. После владыка говорил замечательно тёплые и искренние слова об отце Иоанне. Он рассказал, как отец батюшки Иоанна завещал ему служить Богу, как оставив тёплую цветущую Украину, отец Иоанн приехал в далёкую и холодную Сибирь….

После отпевания в монастыре были похороны на кладбище возле Никольской церкви, где много лет настоятельствовал о. Иоанн. Если в монастыре чувствовалась какая-то официальность, то здесь, в Николаевке, всё было по-домашнему просто. Отца Иоанна встретили его прихожане, попрощались и проводили к месту упокоения – к могилке за алтарём, рядом с дорожкой к храму. «Теперь батюшка нас встречать и провожать со службы будет», - говорили мы друг другу. Как трогательно и как торжественно звучало в этот закатный вечер: « Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный помилуй нас».

И вот иду по прощальной дорожке в плотном потоке прихожан и понимаю, что я снова - без цветов. «Да что же это за недотёпа такая, - ворчу на себя, попутно скользя глазами по земле, - хоть бы один цветочек». И вдруг совсем рядом слышу: «Да что я одна должна держать это всё? Мне же тяжело! Возьмите кто-нибудь!». «Давайте я помогу»,- машинально предлагаю и, отрываясь от своих поисков, оборачиваюсь на голос. Миг - и целая охапка свежих полевых цветов оказывается в моих руках. «Вот, батюшка, и я тебе цветочки принесу, - радуюсь, - вот бы ещё панихиду спеть, только очень уж я далеко от клироса». Начали петь панихиду, и, к своему удивлению, без особых затруднений оказываюсь рядом с могилкой. Вот уже все расходятся: кто домой, кто в «трапезу», а мне не хочется уходить. Всё стою в обнимку с букетом и жду, чтобы остаться с батюшкой наедине. Все ушли и я не спеша раскладываю на могилке цветочки и благодарю о. Иоанна за приглашение. Неслышно подходит наш регент и зовёт в трапезную. «Нет, Наташа, не хочу я в трапезную. Давай лучше с батюшкой посидим, споём ему. Ты знаешь, мне почему-то сейчас совсем не грустно, как будто я не на похороны пришла, а на день рождения». «А мне тоже», - неожиданно призналась Наташа. И мы, вместе, раскладывая цветы, запели: «Со святыми упокой…». Скоро к нам подошла монахиня и спросила про о. Иоанна. «Его уже похоронили. Вот могилка»,- отвечали мы. «А я издалека ехала. В Иркутске была, на патриаршей службе, и вот опоздала»,- расстроилась она. «А это вам от батюшки в утешение»,- протягиваю ей последний цветочек из полевого букета. «А вы, наверное, кушать хотите с дороги, - догадалась Наташа,- пойдёмте, помянем».

Когда мы поднялись в трапезную, людей в ней оставалось совсем немного. На лавку возле стола мы с Наташей сели в пол-оборота, что называется с боку припёку.

- Наташа, а если бы сейчас о. Иоанн зашёл, как думаешь, что бы он нам сказал?

-Да…

Она задумалась, живо представляя себе острую шутку батюшки. А через несколько секунд мы не сговариваясь, дружно как по команде, перекинули ноги через лавку и сели ровно - как положено - даже спины выпрямили. А потом посмотрели друг на друга и рассмеялись. Наш настоятель остался верен себе и даже на своих поминках следил за порядком и не давал нам грустить.

Вскоре я должна была снова уехать из города, и так вышло, что вернулась обратно аккурат к сороковому дню – он выпал на память апостола Иоанна Богослова. После Божественной Литургии священник пригласил всех на панихиду у могилки отца Иоанна. Наш дружный хор пел от всей души заупокойные молитвы. Неравнодушные прихожане подпевали. Дрожали на ветру огоньки поминальных свечей. А у могильного креста незаметно стояла, отирая ручкой тихие слёзки, та, чья половинка нас всех сегодня здесь собрала. И ты, мой неслучайный читатель, воздохни сейчас об упокоении раба Божьего протоиерея Иоанна (Романюк).