[320x571]
Татьяне Теплицкой – с любовью

Всегда мечтала, чтоб в моём доме была икона Божией Матери, написанная по благословению преподобного Амвросия Оптинского. Называется «Спорительнице Хлебов». Потому что однажды задумалась, а потом всем желающим услышать говорила о смысле названия – это же благословение Богородицы не только буквальное – на нивы. Это благословение на то, чем мы на хлеб себе зарабатываем – на все наши труды! Благословляется достаток в доме! Господи, не дай ни богатства, ни бедности, дай хлеб насущный! Достаток! Хорошее добротное русское слово. От достатка, сэкономив на себе, поделиться можно! А это же радость великая – поделиться, если есть чем. День празднования этой иконы 28 октября.

Каждый год для меня чем-то знаменателен этот день. Несколько лет назад, например, было так: моя приятельница Татьяна, служившая в церкви, отказалась там оставаться, когда пришёл новый настоятель. Он вёл себя некрасиво, старался не для церкви, а набить свой карман – все мы грешники, приходим в церковь и ими там, до самой смерти, так и остаёмся – и священники не исключение. Они святы только в части священства. А в человеческой они тоже грешные люди. Нам не десантом с Неба их забросили. Мы – их сёстры, бабушки, матери. В Церкви только один Бог безгрешен… Когда я внезапно обрела Бога, то нагрешила со своими домашними больше, чем все прожитые до этого сорок лет - Господи, помилуй. По команде и строем их хотела к Богу вести… Смех и грех… Так вот, к сожалению, Татьяна так обиделась, что оставила не только своё многолетнее служение, но вообще не стала ходить в храм Божий. Она уехала на дачу, далеко за город, в тайгу, провела там с ранней весны по позднюю осень месяцы в трудах. Причём, трудах изнуряющих, тяжёлых – мы же от таких давно отвыкли. А там и воду надо было носить с речки, и копать огород самой… Но наши женщины ничего не боятся, всякое повидали в жизни. Словом, Татьяна очень старалась, решила, что будет свой хлеб зарабатывать в поте лица, по заповеди… Так и случилось, она пролила много потов… Конечно, молилась. Но с Церковью отношения порвала – так ей тогда казалось. В тот день, 28 октября, Таня звонит мне: «Хочу с тобой поделиться бедой», - говорит. И рассказала как раз о том, какими трудами вырастила она летний овощ – морковь, свёклу, тыквы, кабачки, капусту, картошку – просто огромный запас на зиму, будет что есть, чем подруг угостить… Радовалась каждому кустику, каждой травиночке – тут впору В.П. Астафьева вспомнить и его прекрасную «Оду русскому огороду»: «Везде и во всём любовь нужна, раденье, в огородном же деле особенно. Красота, удобство, разумность в огороде полезностью и во всём хозяйстве оборачиваются. Есть хлеб, есть овощи, сыты работники и дети, обихожена скотина, значит, и в семье порядок, ни ругани, ни раздоров, все довольны собой и жизнью, уважительны к соседям, независтливы, гостя посадят не за полый стол, и самим не стыдно на люди показаться. А чем одежда, обувь и уважение людей добыто? Раденьем! Трудом! Уверенность, солидность в жизни даёт человеку земельный упорядоченный труд!»

Это всё так, безспорно. И родит мать - сыра земля, и кормит нас - раз мы с ней уважительно… Но с Таней случилось непредвиденное: когда пришло время собрать урожай, то у соседей, которые держали норок, целую ферму, вдруг в одну ночь все норки, больше ста штук, сбежали и в Танином огороде раскопали и поели всё подчистую.

«Танюша, вот ты расстраиваешься, а, понимаешь ли – для чего тебе всё это Бог дал? Ты ведь мне звонишь не в простой день, а в «Спорительницу Хлебов»! Это чтоб ты в церковь ходила и там искала заступничества Владычицы». И ещё я ей сказала, не удержалась всё же, чтоб не прихвастнуть, церковница безгрешная (здесь пишу во славу Богородицы, Кормилицы), что в моём коридоре сегодня именно лежат пакеты с морковкой и свёклой, подруга детства, тоже не разгибаясь, трудилась лето, привезла, ей приятно угостить меня – если Бог дал с избытком.

А 28 октября этого года выдалось на воскресенье, святой день, день Причастия. Перед ним в субботу я перечитывала воспоминания А.Ф. Пантелеевой о тётке В.П. Астафьева, Анне Константиновне, которая стала ей как мать: «Гостеприимство в этой семье безпримерное, и стержнем его всегда была Анна Константиновна. Её шаньги, калачи, булки, пироги, блины и прочие вкусности, мастерски выпеченные, отведали и писатели, и журналисты, и артисты, и киношники, и кого только ни поили чаем в этом доме».

Причастившись, радостная и тихая, вышла из храма. Возле памятника владыке Луке меня остановила женщина словами: «Поехали с нами в Овсянку, вон автобус стоит». Я буквально онемела. Потому что ещё вчера писала об Овсянке, о том, что первые свои рассказы читала там – именно там прошла боевое крещение, писала о блинах бабушки Катерины Петровны… Прошла минутка, женщина ждала ответа. Вместо него я спросила: «Вы – Дарья Мосунова?», потому что узнала - это была журналистка, автор программ «Самородки» на красноярском телевидении, а ныне мама четверых детей.

Я назвала себя, она обрадовалась. Она меня знала – заочно, по рассказам… И звала в Овсянку… Как быть? У меня диабет, надо срочно что-то поесть, выпить таблетки, маму предупредить – она ведь может так разволноваться, что заболеет… Всё это мгновенно проносится в сознании, проговариваю проблемы Даше. Она говорит: «У меня есть яблочко. А там, в Овсянке, мы чай будем пить с сестрой Виктора Петровича».

- С Галей? Мы с ней знакомы, она Антонине Фёдоровне как сестра…

Тут рядом оказываются моя невестка с внучкой, обе вышли из храма, Настя тоже причащалась. Поручаю им звонок маме. Таким образом, главная проблема снята…

Всё ещё раздумывая – ехать или нет, возвращаюсь в церковь. Надо Дарье ссылку на ЖС подарить, в церкви есть, на столике лежат, возле церковно-приходского листка. Вхожу на словах благословения путешествующих – служится молебен. И сомнений не остаётся – ехать! В Овсянку! В «Спорительницу Хлебов»! В день Причастия! Боже милостивый, какое это чудо для меня! Какой дар!

В тёплом автобусе человек двадцать детей, они с мамами и педагогами. Ирина Смирнова, моя приятельница, которая тоже уговаривала меня поехать, говорит: «Мы два года ждали возможности провести эту экскурсию». Как только автобус поехал, экскурсовод начала говорить. Нет, вспомнила – сначала нам раздали горячие пироги – с рыбой, с луком и яйцом – на выбор! Горячие! Вкуснющие! Мне не хотелось смотреть за окно, хотя там плыли дивные величественные сосновые леса и сибирские горы. Сидела, погруженная внутрь – сегодня внутри у меня было Царство Небесное, там происходила встреча с мальчиком Витей, его тёткой Анной, с дорогими моему сердцу бабушкой и дедушкой – Илиёй и Екатериной, с родителями – Петром и Лидией. С детьми – Ириной и Лидией, умершей младенчиком. В день Причастия и всегда поминаемы они, живут во мне! Экскурсовод говорила о том же. Она пересказывала «Последний поклон» детям, да так талантливо! Останавливалась на самых трогательных местах, говорила о штанах, сшитых из бабушкиного крашеного платка, о том, как ещё худшая голытьба этим штанам завидовала. Рассказала о прянике, ради которого Витя обманул бабушку, положив на дно травы, ягодой только прикрыв верх крынки. Катерина Петровна перенесла посрамление, но всё же пряник, которым Витя угощал всех, давал откусить «по пальчик», привезла, не лишила мальца за враньё гостинца. Пронзительную историю Васи-скрипача, о полонезе Огинского, о щемящем прощании с Родиной пела мелодия скрипки… и отдавалась в тронутых лаской сердцах современных ребятишек… И, конечно, о блинах горячих, со скворчащей сковороды, из русской печки, которыми кормила бабушка любимого внука Витю… Экскурсовод, словом, вела экскурсию совсем неожиданную – в мир детства Виктора Петровича Астафьева, с огромной к нему любовью. Ударцева Елена Александровна, спаси её Господь за любовь – к родне Астафьева, к нему самому, к детям, которые её слушали, к нам, взрослым, сидящим в автобусе – щедра Сибирь на горячие души! А в Овсянке мы слушали Галину, сестру писателя. Она показала детям и назвала те предметы, о которых они и не слышали. Большой ларь, телегу, оглоблю…

- Для чего она? - Взяв в руки оглоблю, спросил городской мальчик… Детям всё деревенское внове…

…Были мы в доме самого великого писателя. Маленький домик, видевший стольких именитых гостей, среди них два президента… Русская печка – опрятно белёная, с неё слезал Витя сонный, когда уже сковородка для румяного блина раскалена… Чистенькие ситцевые крахмальные занавески на промытых оконцах. Галя показала один предмет. Но я забыла его название. Тяжёлая такая вещица – блинное тесто месить, чтоб было ровным, гладким, без комков… А когда все вышли, и в доме остались только служительницы и я, то мне разрешили сесть за стол, за которым трудился великий писатель. Я замерла в молитве, увидев календарь: 29 ноября – день смерти… Слёзки упали на доску стола: «Виктор Петрович, научи меня работать, научи меня и жить – ты ведь устали не знал, образовывал себя всю жизнь, считая себя… читателем – такая скромность при таком таланте! И такой пример самообразования – с шестью классами школы стать знаменитым на весь мир писателем!» Были потом в библиотеке, она мне показалась родным домом. Были и в храме святителя Иннокентия Иркутского. На документальных кадрах о жизни Виктора Петровича видела, как он, стариком уже, вошёл в храм, построенный с его участием, широко перекрестился со словами: «Слава Тебе, Господи! Пришли к Тебе, Господи!». Поставила натурального воска, из вощины, свечу за всех дедушек и бабушек моих знакомых, за свой род… На лавку присела возле девчушки. Шёпотом спросила: «Как тебя зовут?»

- Маша.

- А жену Виктора Петровича тоже Марией звали, знаешь?

Кратко служил батюшка благодарственный молебен – благодарили Бога за чудесный день. Кратко, чтоб дети не устали, чтоб радость, им подаренную Господом, не потерять.

Ещё в том доме, где мы пили чай (нам сказали, что это был отремонтированный амбар, в котором хранилась у Катерины Петровны мука в больших сусеках! Трапезничали в амбаре для муки – в «Спорительницу Хлебов»!), напротив меня сидели мальчишечки, которые не съели крохотные кусочки хлеба. Тут мне вспомнилась мама моей Антонины Фёдоровны, Екатерина. Она всегда пугала маленькую Тоню, что несъеденные кусочки будут за ней бегать. Тоня очень боялась их и всегда доедала! Мальчики, когда я попыталась их испугать – мол, доешьте, а то за вами, знаете, как будут бегать эти кусочки хлебца, смотрели на меня во все глаза, но не понимали и не испугались, доедать не стали. А отец Дмитрий, духовник воскресной школы, не думая, конечно, об иконе «Спорительнице Хлебов», когда пели благодарственные молитвы после чая с бутербродами, печеньями, которых было изобильно на длинных нарядных столах, стоя рядом со мной, закусывавшей пирогами, произнёс: «И ели все, и насытились, и набралось остатков двенадцать коробов!»

30.10.12.

Преподобный Амвросий Оптинский
[320x615]