[520x650]

Участники драмы:
Король – 25 лет
Шут – чуть постарше
Бродячий поэт-менестрель
Восемь министров

Время и место драмы неизвестно. Или в одной из европейских стран или в одной из человеческих душ.


Акт 1. Сцена 1.
Королевский замок. По широкому коридору гуляют три министра и беседуют.

Третий министр

Что скажете об этом менестреле, пришедшем к нам откуда-то недавно, который вот уже почти неделю рассказывает басни и стихи народу нашему, играя на свирели,
и денег, кстати, за это не берёт.

Первый министр

Не басни – притчи, будь, мой друг, точнее.
Но мало ли фанатиков на свете,
которые умишком помрачились,
оставив всё, уходят из селений.
Карманами пустыми ловят ветер
и видят в этом некое служенье
иль дело, как им кажется, благое.
Что до народа, думаю – он стадо,
которому нет разницы, что слушать.
Чтоб только душу разрывало в клочья,
чтоб плакалось, как на поминках сына
иль дочери – неважно. Чтобы только
вином веселья иль горя напоить
самих себя. Чтоб хоть на миг забылась
в неяркий цвет окрашенная жизнь,
которая висит, как гладкий жернов,
и тянет вниз измученную шею
верёвка непроглядной нищеты.
Они сегодня слушают о небе,
а завтра сами воспоют порок,
с таким же рвеньем хлопая ладоши,
забудут напрочь, что им пел чудак.

Второй министр

Не думаю. Слова его, как иглы
для совести, уснувшей на кровати,
которую он запросто разбудит
и привлечёт умелою игрой.
Она в руках его подобна плётке
для укрощенья жеребцов строптивых.
Тут уговоры будут бесполезны
и обещанья – абсолютный ноль,
когда тебе пропели о свободе
и где-то в сердце вспыхнул огонёк.

Третий министр

Меня волнует больше здесь другое –
слепая увлечённость короля.

Второй министр (шёпотом)

О да! Король – бессмысленный мальчишка
увлёкся стихоплётством чудака,
как девственник роскошною девицей.

Третий министр (тоже шёпотом)

Какой позор! Увлечься бредом бедняка,
какого-то чужого оборванца,
которому коровам только в пору
пищать дырявой палкой на лугах.

Первый министр (оглядываясь)

Молчите! Приближается король.

Входят король и шут.

Король

День добрый. Приветствую вас господа.

Министры (кланяясь).

Здоровья вам и славы, наш король.

Шут (бормоча про себя)

Как ловко-то улыбки натянули.
Хоть прямиком на сцену – сразу в роль.

Король

Друзья мои, простите за бестактность,
я видел оживлённую беседу,
могу узнать, о чём ваш разговор?

Второй министр

Да, господин. Мы говорим о толках,
которые сейчас идут в народе.
В едином мнении сошлись, не споря –
народ наш крепко любит короля.

Король

Прошу, оставьте, мой министр, про меня.
Не то сейчас волнует наших граждан.
Их сердце нынче заняло другое –
свирели нежный звук и стих поэта.
Уже почти неделю, с воскресенья,
на улицах благоухают розы
неповторимых строк, тончайших звуков.
Когда я слушал, мне казалось, крылья,
как лепестки раскрылись за спиною.
Я чувствую весну внутри себя.
А вы что мне ответите на это?

Второй министр

О вас заботясь, говорю открыто –
Увлёкшись песнями, народ забудет вас.
Поёт он сладостно. Никто не спорит.
Но вы - король! И в замке ваша власть,
и герб и флаги рыцарского рода.

Шут (про себя)

О началось! Опять раздача мёда.

(громко)

Ой, господин, тут змейки поползли,
(прыгая, наступая министрам на ноги)
кусают больно, убирайте ноги,
а то ещё прокусят сапоги
и мы застрянем здесь на полдороге.

Король

Уймись-ка, шут, и будь чуть посерьезней,
когда мы рассуждаем о высоком.

Шут (тихо)

Вот так всегда. Мне всё выходит боком.

Король

Напрасно вы здесь видите опасность.
Нет почвы под ногами у тревоги.
В скитальце этом свет небес осенних,
слова его чисты, как родники.
Он нас зовёт к сияющим вершинам,
морским ветрам, заброшенной звезде.
Игра свирели – мёд благоуханный,
а голос, словно серебро воды.
Своей игрою, как иглой послушной
поэт латает рваные сердца.
Я видел слёзы у мужчин и женщин,
ребячью радость у согбенных стариков.
И я уверен – тот, кто это слышал
навряд ли первым нанесёт удар
или предаст. Наполненный любовью,
он королю и ближнему послужит,
как самому себе – самозабвенно -
и победит в себе остатки фальши.
А если кто пойдёт вслед за поэтом,
рождённый вновь мелодией начала,
я не держу. Пускай уходит с ним.
Но посмотрите, господа, я плачу
воспоминаньем слов, разбивших камень
и претворивших в трепетное нечто.
Послушайте! Сегодня принародно
я пригласил певца любезно в замок,
и вечером свирель его коснётся
холодных стен и вас, мои друзья.
Зовите всех министров и придворных.
Пора и нам от спячки пробудиться.
И так, до вечера! Я не прощаюсь.
Сегодня замок поплывёт от слёз.

(Король с шутом уходят)

Первый министр

Что скажете? Начало неплохое :
”сегодня замок поплывёт от слёз.”

Третий министр

Да он безумен новым новолуньем.
Когда такое видано здесь было –
собрать весь двор для сплетен оборванца,
чтоб вместе разрыдаться от любви.

Второй министр

Любовь? О, я б такую серенаду
мог закатить какой-нибудь простушке,
укрывшись с ней в каком-нибудь местечке.
Я б спел на ушко ей так нежно, что…

Первый министр

Довольно. Немного ль серенад за раз.
Реальная надвинулась опасность.
Нам нужно срочно всем собраться вместе
и обсудить существенный вопрос.

Третий министр

Как сделать так, чтоб слёзная зараза
замок не смыла с сердца короля.

(Уходят)


Сцена 2

Комната. Чёрные стены. Зашторенные окна. Круглый стол.
За ним сидят все восемь министров.


Восьмой министр.

Итак, начнём, мудрейшие из мудрых.
Вы знаете – беда пришла к нам в замок.
Нагрянула, как дождь, как лютый голод
с приходом менестреля-оборванца.
Позволив петь для радости народа,
для выпусканья пара из кастрюли,
мы совершили грубую ошибку,
что упустили из вида короля.
И он, дитю беспечному подобный
увлёкся слёзной музыкой поэта.
И вот сегодня нам, собравшись вместе,
приказано явиться на концерт.
Послушать, умилиться и растаять,
сняв шляпу пред свирелью проходимца.

Все министры

Не будет этого. Вовек не будет.
Позора нашей чести не допустим.

Восьмой министр

Позор – ничто. Мы к этому привыкли
и плащ бесчестия укутал плечи.
Страшнее то, что мы всего за вечер,
утратим власть над сердцем короля.
И то, что строили упорно, долго
сегодня рухнет, как песочный домик,
и цепи превратятся в паутину.
Мы станем бесполезны и подохнем.
Сгниём, как трупы посреди гробницы,
под занавес ликующей любви.
Хотите этого, министры ночи?!

Первый министр

Конечно нет. Ты сам прекрасно знаешь.
Сердечный сок – отрава для министра.
Удар ножом – любая песнь о небе.
Но научи скорее, что нам делать.



Четвёртый министр

Убить. Зарыть иль с каменюкой в воду.
Чтоб не осталось даже ни полстрочки.

Восьмой министр

Нет. Ход неверный.
Убийство означает пораженье.
Убив лишь тело, выпускаем душу.
Она бессмертна и подобна птице,
рванувшись вверх, свободу унесёт
из наших рук к безбрежным океанам.
Что тело – пыль.
Нам нужен дух.
И только.

Третий министр

А если деньги мы пустим в оборот.
Ведь всякий слаб пред золотою грудой.
Мы обменяем ноты на монеты,
составив прежде нужный договор.

Седьмой министр

Вернее разбудить нам гнев народа.
Глаза открыть и показать всю правду,
задействовав кривые зеркала.

Шестой министр

Они нас, кстати, часто выручали.
(обращаясь к восьмому).
Но ты сейчас поставить должен точку.

Все министры

Мы ждём. Мы ждём решающего слова.

Восьмой министр

Боюсь, что поздно подкупать и вешать
на стены замка кривые зеркала.
Теперь нам нужен только поединок.
И не с поэтом. С королём – мальчишкой.
Как пауки сплетём мы паутину
холодных слов и острых, как кинжалы,
которые наёмные убийцы
безумной ночью обмакивают в яд,
чтоб бить наверняка, не ошибаясь.
И мы не выпустим своей добычи
из цепких рук. Пусть загорелось сердце,
мы охладим его своим уменьем
растить и множить в человеке страсть.
Готовьтесь к бою, господа министры,
и сейте смерть.
И холод. Холод. Холод.
И голод плоти
В сердце короля.































Акт 2. Сцена 1

Королевский замок. Ярко освещённый зал. Множество придворных.
В тени огромной колонны стоят восемь министров.
Входят король, шут и бродячий певец.

Король

Мой друг, сегодня мы тебя позвали,
чтоб посмотреть на дивное искусство
слагать стихи и пробуждать свирелью
весну в душе, покрытой льдом и снегом.
Мы все здесь словно каменные глыбы,
как статуи, как тени на паркете,
так оживи и пробуди от спячки,
пусть поплывёт душа по морю слёз.
Вчера ты пел на площади народу,
сегодня сделай это и для нас.

Поэт, ничего не говоря, поклонившись, начинает играть
на свирели и потом петь.

Песнь поэта

О чём сегодня буду петь?
О том, о чём всегда пою.
Пусть не гремит слепая медь
и не мешает королю
услышать песню о стране,
лежащую в моём краю.

Моя страна, как свежий мёд.
В ней всё играет, всё поёт.
Там по утрам такая тишь,
что пробуждение цветов
ты не услышишь – ощутишь,
как дальний звон колоколов.
Там океан, как верный пёс
взыграет под твоей рукой.
Там россыпям поющих звёзд
аккомпанирует прибой.
Там облака, как корабли
к ветвям причаливают так,
как будто все цари земли
почтенья оказали знак.
Там тигр бережно овцу
толкнёт легонько лапой в бок.
Они поклонятся Отцу
и с ними каждый лепесток.
И все, от мыши до кита,
деревья, травы и цветы
и океанские ветра
вольются вместе в песнь хвалы,
которую поднимут те,
кто совершил свой переход
в трудах, страданьях, в нищете
к источнику небесных вод.
Кто осознал, что слава – пыль,
жизнь без любви – ход в пустоту,
что есть неведомая быль
и сквозь земную красоту
увидел свет её вверху
и принял бой в самом себе.
В том смерть рассеялась в труху,
кто укрепился в сыновстве.
В ком вера, как звезда была,
путеводящая в ночи,
как родниковая вода,
как праздник девственной свечи.
Страна очищенных сердец
огнём солёным тихих слёз.
Там ждёт птенцов своих Отец,
сорвавшихся с высоких гнёзд.

(Звучит свирель и потом снова песня)

Но на путях к ней сторожа
свершают пристальный обход.
Они кромсают без ножа,
сердца выравнивая в лёд.
Чтоб не проник ни свет, ни звук
сквозь стены непроглядной мглы.
Там бороздит незримый плуг
и сеет семя суеты.
Но вот бывает, что когда
сидеть в цепях невмоготу,
вдруг с глаз спадает пелена
и что-то нас влечёт к Отцу.
И вслушиваясь внутрь себя
Мы слышим в глубине свирель
о том, что мы, других виня,
сменяли посох на постель.
Так, по весеннему звеня,
поёт упрямая капель.
Но вот и посох и сума –
они твои поводыри.
Тебя ждёт горняя страна
неиссякаемой любви.
И сделав шаг из темноты
развеять сможешь чью-то боль,
ломая прошлого мосты
пойдём со мною, мой король!

(Певец смолкает, кланяется и направляется к выходу)

Король

Зачем уходишь ты так быстро, друг…
Иль господин…
Останься.

Шут

О, не удерживай его, король.
Молчанье для него как горе.
На площади собралось море
душ человечьих, ожидая слова,
которое в себе имеет соль.
А нам неплохо было б помолчать,
чтоб сказанное здесь усвоить.

Король

Ты вечно прав, подсказчик расторопный.
(Обращаясь к певцу)
Поэту я признателен за чудо,
какое совершил он над душою.
Она как будто окунулась в детство,
в ней что-то треснуло или ожило,
сгорело разом и воскресло снова,
чтоб влиться в музыку дождя и ветра.
Твой листопад меня заворожил.
Я не прощаюсь. Я желаю только
уединенья, мыслей, тишины.
Прошу придворных оставить короля.
До завтра все и господа министры.
Покоя только. Хочется покоя.

(Уходит певец. Уходят придворные. Король, погружённый в мысли,
сидит на троне. Из тени колонны выходят восемь министров.)

Восьмой министр

О, мой король, простите, мы дерзнули
ослушаться последнего приказа,
но никогда простить себе не сможем,
оставив вас средь тягостных раздумий,
которые тончайшею морщиной
прорезали ваш светлый лик и сердце.
Мы нашу верность выразим советом,
Который будет вам необходим.

Шут

О, браво! Какая верность, господа!
Как тщательно пекутся сторожа.

Восьмой министр

Но, господин мой, зачем сейчас шуту
Присутствовать при важном разговоре.
Наверняка он бубенцом колпачным
Всем растрезвонит, сказанное нынче.
Я сомневаюсь…

Король

Сомненье ваше оставьте при себе.
А я его, как мнение, оставлю.
( указывая на шута)
И вас не вызывал я на приём,
Но так и быть, приму по снисхожденью.

Король( после долгой паузы )

Вам хочется узнать, какие думы
окутали разбуженный рассудок;
какое зреет в глубине решенье;
куда метнётся воля короля.
Достигла вас поэзия свободы.
Вопрос в другом – куда в вас отклонился
незримый маятник встревоженной души.
Во мне он твёрдо отклонился к небу
И замер в направлении рассвета.
Пусть скипетром теперь послужит посох.
Я сделал выбор – дождь и снег в лицо.
Влечёт страна, воспетая поэтом
к себе, как птицу голубая высь.

Шут

Ещё раз браво, господин!
Такого я ещё не слышал –
сменять дремотину перин
на дом дождей, где небо – крыша.

Король

Я откажусь от власти королевской
и передам двоюродному брату.
Его стихия – управлять народом.
Моя стихия – танцы летних звёзд.
Да будет так. И трон меня не держит.
Как сердце бьётся! Вот выскочит сейчас.
Что скажете, мудрейшие министры?

Восьмой министр

Теперь послушай нас, о повелитель,
и взвесь слова на разума весах.

Шут(к королю)

Сейчас начнут палить из пушек
и сердце ваше, как мишень.
Но их слова, как стая мушек,
как надоевшая мигрень.
(прячась за королевский трон)
Ой, я боюсь их злого взгляда
(шёпотом королю)
вас угостят сладчайшим ядом,
не попадитесь, мой король.

Первый министр.

О, мой король, заметить я осмелюсь
деталь немаловажную такую –
вы с детских лет привыкли жить в достатке,
к чему весьма обязывает имя.
Имея верных нянек и придворных,
готовых по малейшему приказу
исполнить все капризы и желанья,
хоть был ли в этом смысл или нет, они
в мгновенья ока тут же исполнялись.
Хлопок в ладоши приводил в движенье
десятки ног. И вы росли неспешно –
оранжерей изнеженный цветок.
В постель, напоминающую море,
когда глаза вы только открывали,
вам приносили завтрак на подносе
и звуки скрипки разгоняли сон.
Ну вспомните сегодняшнее утро –
на золоте изысканные блюда,
неповторимый аромат которых
приводит в трепет каменных борцов,
которыми уставлен этот замок.
Тончайший вкус. Игра вина и солнца.
Хрустальных граней смеющийся огонь.
И это вы сменяете так просто
на хлеб крестьян и чечевичный суп.
Не вам, не вам, мой юный повелитель
в полях чужих давиться сухарями,
меняя мягкость царственного ложа
на комья плохо вспаханной земли.
Не ваша это мера. Мне поверьте –
вернётесь после месяца страданий
с больным желудком. И тогда поймёте
беспомощность и бесполезность жертвы,
слепых фантазий никчемную игру.

Второй министр

И ко всему ещё хочу заметить,
что вы о чём-то важном позабыли,
верней о ком-то, кто считает ночи,
как узник до свободы каждый час.
И эти ночи хуже всякой муки,
но в них сияет ваш прекрасный образ.
Он словно факел высится во мраке –
огнём желанья в девической груди.
Поток любви запрудила плотина
камнями неразумного молчанья,
но только “Да” произнесёте тихо,
как в тот же миг разрушится она.
Я говорю о непорочной лани –
цветущей розе нашего соседа.
О дочери его. По ней томятся
мужи в коронах, юнцы и старики.
О красоте её поётся в песнях,
но что певцы. Они воспеть не в силах
неуловимость грации богини,
и гибкость стана, как поверхность волн
у ваших ног мятущейся стихии!
Её глаза! В них небо утонуло.
Но в глубине таится искра страсти,
готовая легко, как порох, вспыхнуть
прикосновеньем только ваших губ.
И грудь её волнуется, как парус,
который жадно ждёт порыва ветра,
чтоб унестись, забыв про всё на свете
в, нам неподвластный, океан любви.
Кто знает, что такое трепет плоти,
горя в кипящем олове объятий,
тот никогда до смерти не забудет
блаженства гимн победоносной ночи.
Но вот ваш раб взывает – Повелитель!
Надежд не рушьте слабого созданья.
Прибой её давно считает слёзы,
в мольбах вечерних пролитых о вас.
И неужели ваши пыл и юность
мечту звезды, лежащей на ладони,
перечеркнёт одним унылым звуком,
к девицам безразличная, свирель.
Не скрыть, не спрятать вам в холодных нотах,
в ветрах, играющих легко на рёбрах,
неистощимо-вечный пламень страсти,
который лишь от взгляда, от движенья
ресниц доступных – только тронь дыханьем,
от искры, вяло тлеющий под сердцем
внезапно превращается в пожар.
Который поглощает ураганом
обрывки фраз, круговороты мыслей,
метанья совести, стыда укоры,
ломая волю, растирает в прах.
Я не встречал такого человека,
на ком бы не были одеты цепи
невидимого пламени, в которых
безвольно бьётся тоскующая плоть.
И юные, и те, кто их постарше –
все связаны в один крепчайший узел,
отдавшись с небывалым устремленьем
игре беспечной весёлого огня.
Она свирели вашей много лучше.
И сладким упоеньем поцелуя
с собой соединяет на века.

Третий министр.

О, мой король! Опомнитесь. Решение,
которое вы приняли – нелепо.
Нельзя венцом бросаться, не подумав.
Вы – властелин, а не какой-то шут.
Вы – властелин. И думаю, что скоро
на золотых монетах королевства
мы отпечатаем ваш строгий профиль –
могущества неизгладимый знак.
Мы увеличим пошлины и сборы,
пусть хлынет золото в казну рекою –
тогда узнаете на самом деле
несокрушимость жёлтого металла.
Весёлый звон – как будто кровь по жилам.
Приятный вес заменит ласки женщин,
а если не заменит, то конечно
возможность даст приобрести. Не только
коней, доспехи, верность, поцелуи,
почёт, дворцы, угодья и народы,
но и любовь и ненависть и правду
и жизнь саму и думаю – свирель.
О, золото – Судья, Палач и Сторож.
Оно есть ключ к телам, сердцам и духам.
Оно – елей для непоколебимых,
оно есть бич ленивых и глупцов.
Оно откроет тайны помышлений
и на поднос поставит государства,
отмоет кровь, нечистоту и скверну –
прилипший мусор к совести плащу.
Оно и есть извечное блаженство,
Непахнущая соль земли и мира,
и глупо, глупо, юный повелитель,
менять плодоносящую богиню
на нищету, скитания и вонь.

Шут(тихо королю).

Слова, как острые кинжалы –
кромсают сердце короля.
(громко)
Но господа, ведь так нельзя!
Растворы соли лить на раны.

Король.

Всё сказанное здесь весьма весомо
и кажется на первый взгляд глубоким,
но, что так истово раскрыто вами,
не больше, чем фантазии игра.
Мечтать неплохо о великой славе,
о золоте, о женщинах и власти,
но всё же, господа, вас уверяю –
всё это только внешней жизни ход.
А внешнее – не долгое, пустое –
цены большой пред вечным не имеет.
Промчатся годы, словно лист осенний,
и мы увидим наготу души.
Мгновенья самых бурных наслаждений,
наигранное смакованье власти –
вот та цена, что принесёт нам боль.
Казалось, здесь имеет вес солидный…

Шут.

А на поверку оказалось – ноль.

Четвёртый министр.

Коль скоро здесь затронули вы душу,
хочу спросить, что знаете такое
об этой твари, заключённой в теле,
что говорите смело так о ней.
Как будто знаете не понаслышке
всю сокрушительность её падений,
неудержимость в достиженье цели
(и цели не всегда со знаком плюс).
Вы молоды ещё, прошу прощенья,
не вам судить, что истинно, что ложно,
особенно в таких вещах некнижных,
в которых источился жизни зуб.
Душа – весьма непознанная сущность,
здесь нужен только многолетний опыт.
Года пред вами развернут страницы
и время всё расскажет вам, король.
Как в глубине таится зло и скоро,
поднявшись, вырвется наружу
вулканом страсти, жаждою убийства
и услажденьем похоти измен.
Взгляните на её плоды – повсюду
смешались реки крови, слёз и боли;
наполнен воздух холодом металла,
улыбками довольных палачей.
Ещё скажите, кто придумал пытки,
когда сознанье покидает тело,
от боли помрачаются рассудком,
ответьте здесь же – зверь иль человек.

Король.

Душа больна, поймите это. Небо
бьёт в колокол иль колокольчик сердца,
иль разбудить пытается свирелью
живущих с лезвием греха в груди
нас падших – отказавшихся от счастья…

Четвёртый министр.

О нет. Когда пылают грозно замки,
мы применяем топоры и плахи –
нет лучшего лекарства усмиренья
для твари, называемой душой.
Мы исцеляем не игрой и кистью.
Недугу словом тут помочь не в силах.
У нас есть средство понадёжней дудки –
тугая плеть и острие меча.
Сегодня вам толпа рукоплескает.
Всё хорошо. Но что вы пропоёте,
Когда к вам двинутся сплошной стеною,
Сжав крепко в лютой злобе кулаки.


Пятый министр.

Поверьте нам. Мы вам друзья и слуги.
И не хотим поспешного решенья,
которое легло бы тяжким грузом
на сердце ваше, полное забот.
Чтоб не пришлось вам хмурыми ночами,
подобно псу с печальными глазами,
дрожа от холода, зубами лязгать
и проклинать нескладную судьбу.
Тоска вольётся в сердце, ум, рассудок
отравой неразумного пристрастья
к бредовым песням лихого простачка.
Морщины саваном лицо покроют -
кому нужны вы будете без власти,
избравший вместо мантии лохмотья,
лепечущий невнятно о дорогах,
искатель целомудренной любви.
В которую почти никто не верит,
которую никто нигде не видел,
которую придумали зачем-то,
добавив краски в серенький сонет.
Таких, как вы, на свете единицы
и что изменит в этом мире горстка,
избравших путь словесного потока
и, обречённых на страданья, чудаков.
Вас не поймут. Вам просто не поверят.
А если и поверят – ненадолго
и, проводив до первой же развилки,
оставят с ветром петь наедине.
Пройдут года – сотрётся ваше имя
с камней могильных, и никто не вспомнит,
никто не всхлипнет, не вздохнёт печально
над, временем растоптанной, звездой.
Которая могла б сиять над троном,
а не сбивать людей с прямой дороги.
Пусть жёлтый шарик катится по кругу,
не изменяя ход земных вещей.

Король.

От ваших слов я, кажется, зеваю.
Земля, земля, а где же синь и солнце,
где ветер, разорвавший паутину
обыденности, отравившей нас.
Нас не поймут. Нас будет только горстка.
Но в этой горстке сохранится пламя,
которое легко зажжёт надежду
во всех, забывших радости любви.
И если в ком-то вдруг родится песня,
воскреснет птица, дождь сойдёт на землю –
за этот миг вселенского прозренья
и можно жить, и петь, и умирать.

Шестой министр.

Какое пламенеющее сердце.
Когда-то я в себе хранил такое.
Но непрерывность дел, их неотложность
со временем постудила пыл.
О, юность, юность. Сломанные крылья
давно ношу под мантией министра
и, зная жизнь совсем не понаслышке,
хочу заметить, огненный король:
когда тебя трясёт и лихорадит,
когда, сжимаясь, снова ждёшь удара
от тайного врага иль даже друга,
тогда терять вдруг начинаешь веру
в любовь и дружбу. Мужество и смелость
уходят, словно облака по ветру,
для одиночества расчистив путь.
И, не надеясь больше на поддержку,
просчитывая каждое движенье,
и несколько ходов вперёд предвидя,
наносишь свой прицелочный удар.
И это жизнь. Как не звучало б пошло.
Но я последние сорвал покровы
с неё. И видел обнажённость злобы,
и срам, и похоть без праздничных одежд.
Увы, привыкнуть к боли невозможно,
но чувство притупить совсем не трудно.
Нам остаётся только научиться,
не натыкаясь на острые углы,
вести свою игру премудро.
А если хочется мечтать – мечтайте,
читая приключенческие книги.
Рыдать, смеяться можете до боли,
не выходя из царственных палат.
Вы окунуться можете свободно
в любую человеческую драму,
постичь накал любви, печали, страха,
призвав на помощь мощную игру
актёров. Пусть здесь, перед вами в замке,
они продемонстрирую со сцены
искусство жить, и петь, и умирать.
И если вдруг вы сами захотите
постичь всю остроту падений, взлётов,
сойдите с трона прямо к ним на сцену,
и поразите нас блистательной игрой.
И это будет высшее смиренье –
король взывает о любви с подмостков!
Хвала, и честь, и слава королю!

Король.

Речь не о славе здесь. Поймите это.
Я жажду петь, как птица жаждет неба.
Я жажду слышать музыку скитальца.
Я становлюсь подобно тетиве
натянутой, когда свирель играет
и сердце слабо расправляет крылья.

Шут.

Которые подрежут быстро
седые господа - министры.


Король.

Душа готова. Только бы решиться
корону снять, чтоб превратиться в птицу.

Седьмой министр.

Какие речи! Горячи, как солнце,
над влажной почвой ставшее в зените,
после дождя, играющее в каплях.
Я переполнен, просто поражён.
И вы желаете алмазы мыслей
забрать с собой, чтоб потерять их в поле.
Слуга вам не позволит, повелитель
уйти так просто, не оставив капель
воды живой блистательного слова.
Хоть выгоняйте, бейте иль казните.
Я упаду пред вами на пороге.
Пусть тело престарелого министра
вас остановит и утешит нас.

Король.

Зачем, зачем нужны такие жертвы.
Не разрывайте жалостью и болью
на половинки душу короля.
Я нужен всем. Что делать мне, о небо!

Седьмой министр.

Останьтесь здесь. Призванье ваше – резать
и жечь резцом пылающего слова,
погрязшее в житейской хляби, сердце
простолюдина, министра и шута.
Как будто холст оно для написанья
и, верьте – ждёт таинственного часа
прикосновенья только вашей кисти,
чтоб расцвести палитрой сочных красок.
Вас чьи-то ждут разбитые надежды
и, бурей переломанные, крылья.
Вас ждёт не слава, а благодаренье,
наполненных водою, верных глаз.
Пора сиять забытому таланту –
жемчужиною в роде королевском,
быть украшением герба и флага.
Вас ждут, король, великие дела!

Восьмой министр.

О, браво, брат! Попал ты прямо в точку.
Теперь я вам одну открою тайну,
которую узнал совсем недавно
о нашем самом скромном короле.
Простите, сир, её держать не в силах.
Однажды я, бессонницей томимый,
бродил по замку, ожидая утра,
и проклиная старческую немощь,
собрался было проверить часовых,
как вдруг услышал в отдалённом зале
проникновенный голос короля.
Хотел я тут же выйти, поклониться,
но замер, словно поражённый громом –
до слуха моего достигло слово
и сокрушило сердце старика.
Стихов пронзительных, как крики чаек,
глубоких, словно бездны океанов
и в то же время простоте доступных
ещё не приходилось слышать мне.
И это мне – старейшему министру,
перед которым проходили толпы
певцов, актёров, серых менестрелей
и всякий мне старался угодить,
и удивить, чтоб заработать право
продать искусство за несколько монет.
Всё было часто пошло и фальшиво.
Кривя душой, из жалости конечно,
мне приходилось, хлопая в ладоши,
из состраданья говорить им “Да”.
Но что сравнится с тем, что я услышал.
Как будто втиснулись в меня внезапно,
тоску ломая, тысячи смычков.
Завороженный, с мокрыми глазами,
я не посмел тревожить вдохновенье,
которое стремительным потоком
рвалось из сердца поэта – короля.
Я отступил назад – убогий зритель –
теперь поклонник вашего таланта.
Простите мне, простите, повелитель,
но тайну вашу тяжело носить.
Особенно когда все устремились
припасть к ногам бездомного бродяги,
стихи которого, как комья глины
пред чашею нетленной красоты.
Быть может я не прав. Но право – горько
такую наблюдать несправедливость.
Все дружно аплодируют свирели,
не ведая органа ваших чувств.

Король.

Да, это правда, господа. Признаюсь,
что болен поэтической болезнью.
Внутри себя я часто замечаю,
как в строчки превращаются слова.
Пишу указ, где-то в недрах духа
вдруг вспыхивают искры вдохновенья,
неизъяснимые сухим рассудком –
как будто жизнь рождается во мне.
Так происходит встречное движенье –
соединение ума и чувства,
и увлечённое волною света,
находит сердце верные слова.
Но что я ,по сравнению с тем, кто нынче
вернул меня в заброшенное детство.
Я ,безусловно, лишь земля. Он – небо,
имеющее ключ к познанью тайн.
Страна любви, безоблачных волнений.
Услышать бы сонаты водопадов
и в нежных росах ноги омочить!

Восьмой министр.

О чём вы говорите? Небо! Земли!
Фантазии полеты прекратите,
Ведь то, что из окна глазам не видно
и в самом деле очень далеко.
Красиво сказано, но не серьёзно.
Надумано одной неумной мыслью.
И где гарантия, что это правда,
и доберётесь ли до водопадов.
Вернуться в детство – дело неплохое,
но есть ли смысл – начинать пустое
и предаваться несбыточным мечтам.
Когда вот здесь – в реальном, нашем, мире
вы можете пылающей строкою
зажечь сердца, идущих вслед за вами
и накормить всех алчущих свободы.
Вы только оглянитесь и прозрите.
Звезду вложите в страждущие руки.
Мы как в пустыне, жаждем новых песен
И все кричим – останьтесь наш поэт!
Вы – Господин, Творец и повелитель.
И от природы вам дано так много,
что можете создать под этим солнцем
свою необычайную страну,
наполненную молоком и мёдом.
В которой бы любовь благоухала,
и в чёрствых душах расцветали розы,
и мы подняли бы знамёна правды,
взметнувшиеся в вашу честь.
Где ж ваше дерзновенье, славный славных?
Потомок мудрый знатнейшего рода,
Преемственник великих поколений,
пора трубить вам в королевский рог.

Король.

В твоих словах есть правда. Но на сколько?
И почему же сердце разделилось?
Огонь сомненья опалил мне душу
и с двух сторон я слышу голоса.
Я сделал шаг, но что же делать дальше?

Восьмой министр.

Не слушать сердце. Ведь оно лукаво.
Склоняет часто в сторону паденья.
Доверьтесь нам, чей многогранный опыт
развеет даже тени неудач.

Шут.

Примерно так же говорит палач.
Один лишь взмах и все проблемы разом.
Боль головная вместе с головой
уйдёт мгновенно расчёркнутым указом,
не вашей ли премудрою рукой.
В себе растить упорно зёрна света
возможно ли без помощи Того,
Кто носит Имя настоящего поэта
и о котором знать нам не дано.
Который украшает снегом горы,
дождями осень, а ветрами степь,
и если чутко вслушиваться в громы,
услышать можно, как грохочет медь
небесного оркестра, дирижёром
которого является Творец –
Отец Того, Кто непритворным словом,
огнём, пожаром растопил свинец
ночных терзаний, сумрачных раздумий
во времена дождливых полнолуний.

Король.

Ты прав наверно. Только знаешь, как-то
мне стало боязно – если не смогу
я до конца пойти за менестрелем,
и где-нибудь остановлюсь на полпути,
и сильно мне захочется вернуться
назад домой. И друга я предам.
Как посмотрю в глаза, узнав томленье
стыда и страха, горечь расставанья.
Как буду петь, неся в себе разлуку.
Не больше ли добра я принесу,
оставшись здесь. Я воспою свободу.
Водой живой стихов и светлых песен
я напою усталую страну.
Ведь я король. И я за всё в ответе.

Шут.

Конечно так. Но голос твой дрожит.
Ты говорил – мы тени на паркете.
Ещё добавлю – узники корыт,
наполненных изысканною пищей.
А оправданий? Что ж, их миллион.
По настоящему свободен – нищий,
он царским троном не обременён.
Он может петь, как хочет и где хочет
и с ветром он не будет одинок.
А сытость плотно закрывает очи,
на сердце вешая немаленький замок.

За окнами слышен шум. Все подбегают посмотреть, кроме короля.
Он, задумавшись, сидит на троне.

Министры.

Что там такое?
Что там за шествие?
Огни, огни. Какой-то шум и пенье.
Идёт толпа.
А среди них певец!

Шут.

Твоим мучениям пришёл конец.
Уходит он. И навсегда уходит.
И время выбора настало –
огромность неба иль кусочек сала.
Ну, король!


Король.

Ещё не знаю. Нужно бы подумать.
Вопрос твой, как обоюдоострый меч
мне сердце разделил на половинки.

Шут.

Ты всё уже продумал. Только смелость
теперь нужна, как парус кораблю,
идти за ним, чтоб сердце отогрелось…
Не прячь глаза. Как брата я люблю,
но я тебя оставлю. Не могу я
здесь оставаться среди своры псов.
Уйду с поэтом, о тебе тоскуя.
Уйду к прохладе чистых родников.
А эти, что сверлят глазами злобно,
тебе, крадучись, влили сладкий яд
тщеславия. И завтра принародно
о мудром короле заговорят.
И будут петь тебе, рукоплеская,
в душе смеясь, лелея черноту
в тебе самом. Ворон пугливых стая,
им каждому здесь хватит по гнезду.
Прощай. Ты в памяти моей, как свечка,
а для тебя оставлю я колпак,
что б как-нибудь усталое сердечко
вдруг вспомнило, что где-то есть дурак.
Который пьёт ветров холодных воду,
переплывая звёздные моря,
поёт легенду бедному народу
о нерасцветшем сердце короля.
И ждёт от долгой спячки пробужденье.

Шут уходит.

Восьмой министр.

И вы сейчас позволите нахалу,
Облившего всех нас словесной грязью,
поправшего достоинство короны,
уйти так просто и без наказанья?
Давно видать о нём тоскует плаха.
Нельзя спускать такое даже дураку.

Король.

Уходит. Что ж. Не ваше это дело
решать – казнить иль миловать кого.
Пускай уходит он своей дорогой,
я не в обиде, коли разошлись пути.
Вот и колпак на память он оставил,
забрав с собой живой кусочек сердца.
Обмен наш славный. Верно господа?


Начато – сентябрь 2001 г. Тяжин.
Закончено – июнь 2003 г. Колягино.