та самая ода Пиднара, правда в переводе Григория Стариковского эта строка звучит несколько иначе.

ВТОРАЯ ПИФИЙСКАЯ ОДА. Гиерону Сиракузскому
Сиракузы великие, священный предел
Ареса, жадного до битв, -- божественный город,
растящий мужей и коней железолюбивых,
сюда я пришел из блистательных Фив –
о четверке коней, сотрясающих землю,
в песни поведать, о победе сказать Гиерона,
чьи колесницы – прекрасны. Он ярчайшими расцветил венками
Ортигию, обитель речной Артемиды, -- это с её помощью
жеребцов укротил он
пестротканной уздой,
на которых Дева-лучница и Гермес, покровитель игр,
возлагают блестящую сбрую,
когда в гладкую колесницу
Гиерон запрягает покорную конскую мощь,
взывая к морскому царю (в руке у царя трезубец).
Всяк по-своему славит властителей,
гимном певучим платя за доблесть.
Киприоты, к примеру, поют о Кинире,
которого Феб возлюбил
златовласый,
и Афродита любимцем своим назвала,
ведь благодарность за доброе дело приводит к песни.
Тебя же, сын Диномена,
славят локридские девы возле домов своих,
взгляд их – спокоен,
ибо властью твоей избавлены
от военных тревог,
а ещё говорят: по приказу богов
на крылатом крутится колесе
Иксион и людей призывает
воздавать благодетелю кротким возвратом.
Он-то знает, о чем говорит...
Среди благосклонных Кронидов
жил Иксион, горя не ведая, но не вынес долгого благоденствия,
потому что влюбился, ополоумев, в Геру,
отраду брачного ложа Зевса. Гордыня ввергла
в безумие, но воздаянье настигло его, по заслугам –
невиданная пытка. Два преступленья
стали причиной страданий: он - первый из смертных
хитростью пролил
кровь сродника,
а вдобавок посягнул на жену Зевса –
в просторных покоях (Каждому следует знать меру
сообразно себе). Беззаконная страсть
ввергла в пучину злосчастья.
От воздаяния он не ушел, и в погоне
за сладкою ложью сопрягся слепец с облаком,
похожим на высшую из небожительниц,
Кроноса дочь. Славное измышлено бедствие
Зевсом: сам Иксион на свою погибель вязал узлы
на колесных спицах.
И теперь, скованный,
предостереженьем служит для всех.
Вдали от Харит родила – о невидаль! -- мать
сына, не признающего
ни олимпийских, ни человечьих законов,
и Кентавром его назвала.
Он в изножьи Пелиона
с кобылицами сопрягся магнесийскими,
и родилось от них чудное воинство –
подобье обоих родителей, снизу –
материнское, сверху – отцовское тело.
Что бог ни пожелает, то исполнится;
бог настигнет орла в полете, а в море
опередит дельфина,
гордеца гнет в дугу, других
оделяет нетленною славой. Мне бы только
держаться подальше от крепкого жала злоречья:
я издали видел, как бедствовал Архилох,
поноситель, кормившийся мстительной злобой.
Богатство, сдобренное мудростью -
лучший удел.
Ты знаешь об этом сам – душой свободной,
властитель многих
стеной обвитых улиц, господин
народа своего, а если кто-нибудь дерзнет сказать,
что почестями и именьем
какой-то эллин, живший до тебя, тебя затмил,
он суетной мыслью толчет пустоту. А я взойду на борт
цветами убранного корабля – доблесть твою воспеть.
Вслед юношам (для них отвага – подспорье в битвах) славлю
неуемную храбрость,
которую выказал ты, с конским сражаясь вместе
и с пешим воинством. Твои помыслы,
зрелые не по годам, право дают
без оглядки хвалить тебя в полной мере. Прощай!
Как финикийский товар, эту песню
через пепельное пошлю море.
Ну а ты выйди навстречу, прими
гимн Кастора, положенный
на эолийский мотив – дар семиструнной лиры.
Зная, кто ты есть, будь самим собой!
Мартышка, думают дети, -- миленькая, ах как мила.
Радамант – счастливец, потому что отведал
непорочных плодов справедливости,
и душу не тешил обманом,
обманом-шептуном, который в спину дышит.
Клеветники –необоримое зло для всех,
в повадках они уподобились лисам.
Какую приносят эти уловки прибыль?
Когда груз корабельный
исчезнет на дне, я древесной корой
поплыву на поверхности моря!
В собраньи достойных слово лжеца
не выдюжит, а он подольщается и плетет
силки на погибель свою.
Этой наглости я непричастен. Другу
удружу, а врага волчьей злобой настигну,
крадясь по тропам кривым.
Правдолюбец заметен при любом устройстве,
будь на дворе тирания иль бушующих толп власть,
или правление мудрых.
Не соревнуйся с богом,
который одних возвышает, другим
великую славу дарует, но это
не останавливает завистника.
Желая непосильного,
он страшной раной сердце изъязвит,
свой умысел до яви не возвысив.
Лучше с легкостью нести
бремя, которое выбрал,
чем на рожон лезть.
Слишком скользок путь. Мне бы только
с достойными жить и понравиться!