Это цитата сообщения Алексей_Сила Оригинальное сообщение
Статья из “Литературной газеты” от 26 сентября 1979 года.
Автор - Б. НИКОЛАЕВ, инженер-строитель.
Автор публикуемой статьи более двадцати лет трудится на стройках. Был прорабом, начальником участка, заместителем главного инженера строительного управления.
Описанные им случаи очковтирательства и бесхозяйственного отношения к стройматериалам появляются там, где пренебрегают прогрессивными методами ведения работ. Бригадный подряд А. Злобина, «рабочая эстафета» и другие передовые методы, применяемые в строительстве, уже доказали на практике, сколь эффективно можно вести борьбу за экономию и ускорение сдачи объектов. Ситуации, подобные рассказанной инженером-строителем, приводят не только к материальным издержкам, но и к нравственным потерям.
Выводиловка
Конец месяца на стройке — почти как конец света. Бригадирам не до работы, сейчас забота одна — закрыть наряды. Прорабам нe до бригадиров. На атаках — брожение умов, бурные обсуждения просочившихся сведений о месячном заработке. Вниз, к нормировщику, отряжаются гонцы за информацией. Бригадиры, в обычные дни не допускающие подобных вольностей, сами оставляют рабочие места, толпятся в конторках, гремя цепями монтажных поясов, атакуют зачумленных прорабов.
Пять дней простояли, бригада виновата? Раствор когда привозят? Сами бы таким раствором поработали — один песок, лопаты не повернуть!
У меня, считай, все по пятому разряду — должен я столярку на своем горбу на шестой этаж таскать?
Я эти колонны две недели ждал, а смонтировал за три смены. А ты мне тариф закрываешь? Почему бригада должна страдать? Завтра к Семенову всей бригадой уйду. Семенов меньше девяти рублей за день не закрывает...
Это голос Михалыча, лучшего бригадира нашего строительного управления, уж если он расшумелся, человек покладистый, безотказный, трудяга, каких не сыщешь во всем тресте, надо вмешаться. Я приоткрываю дверь кабинета, и в приёмной мигом стихают запальчивые голоса. Здороваюсь со всеми общим “Здрасьте!” и приглашаю в кабинет прораба Федорова, недавнего выпускника строительного института.
Зайди с Михалычем!
Федоров догадывается, зачем я их пригласил, и, ни слова не говоря, протягивает мне наряд бригадира, бегло просматриваю захватанный руками листок и как можно миролюбивее говорю:
Михалыч, смотри, что здесь не записано? Что пропущено? Все работы — по высшей расценке!
Я сюда смотрю. — тычет бригадир в низ бумаги, в строку итога. – Сюда!
Смотрите и вы сюда! Заработок совсем не выразился!
Спорить трудно, смотреть — тошно, заработок, точно, «не выразился» - со всеми натяжками — четыре рубля в день.
Сорок две копейки не хватает, в аккурат будет, — с сарказмом комментирует Михалыч. — Не обижайтесь, к Семенову ухожу!
Знаю Михалыча не первый год. Ценю и как прекрасного бригадира, и как кадрового строителя. К таким бригадирам управляющие и начальники главков обращаются по имени-отчеству, а на торжественных собраниях сидят рядом с ними в президиумах. Знаю и то, что сейчас ему скажу.
Иди, Михалыч, остынь. Мы с прорабом еще раз посмотрим.
Бригадир оставляет нас одних. Спрашиваю прораба:
Устройство лесов — сколько ему нарисовал? Так. Умножь на три! Что значит — столько не делал? Делал, не делал, кто считать будет? Добавь очистку лесов от наледи, снега, посыпку песком...
Уши Федорова вспыхивают, как стоп-сигналы, он мотает головой.
Снега не было, а наледи — тем более.
Слава богу, — бубню я, — метеосводку мы к нарядам еще не прилагаем...
И еще запиши ручную разработку мерзлого грунта. При помощи клина и кувалды. И устройство подмостей с последующей разборкой и переноской...
И еще, — подхватывает он, — переноску дыма мешками...
Я удивленно поднимаю глаза. Прораб смотрит мне в переносицу и взгляда не отводит.
Сейчас скажешь, — говорю я ему, — что в институте тебя этому не учили?
Точно, не учили! — в тон мне отвечает он.
Меня тоже не учили, — вздыхаю я вполне искренне.
Честно говоря, мне нравится несговорчивость этого молодого, юного в сравнении со мной прораба. Вижу в нем свою прорабскую молодость, обостренное тогдашнее чувство справедливости. Проще всего мне сейчас сказать ему об этом, напомнить, что, занимаясь «выводиловкой», «коррек ' тируя» наряды, ни он, ни я не кладем в свой карман ни единой государственной копейки, что, заботясь о заработке рабочих, мы прежде всего думаем о судьбах стройки, о своевременной сдаче объектов, в том числе жилья, которого так ждут многие люди. Так говорили мне, когда я пришел на стройку после института. Так говорил я тем, кто приходил потом под мое начало. Но в этот раз я этого говорить почему-то не стал. Может быть, потому, что слишком уж пламенно горели уши Федорова?
Хорошо, — примирительно сказал я. — С Михалычем я переговорю сам. А со следующей недели мы переведем его бригаду на новый объект. Знаешь, тот, который нетиповой? Нулевики там заканчивают работы, самое время двинуть Михалыча.
Нетиповой объект
Стройки, точнее, объекты строительства, среди прочих различий делятся еще и на типовые и нетиповые. Типовой проект, допустим, «поликлиники на 750 посещений в день» не единожды просчитан, проверен, утвержден всеми инстанциями. Конструкции, детали, узлы—все, вплоть до завертки форточки, в таком проекте серийное, поступающее на стройку индустриальным конвейером, можно сказать, поток. Но общеизвестно, что преграды на пути потока могут превратить его в потоп. Не поступили вовремя три десятка перемычек-«карандашей» — и остановилась кладка стены, стройплощадка «наводняется» материалами. Сначала они образуют недопустимые по высоте штабели, а затем горы, лежат навалом. Доставка верхних конструкций здания ранее нижних— не менее загадочное явление, чем пресловутый Бермудский треугольник.
Словом, величайшее благо стройки, ее могучий ускоритель — индустриальный поток, обратившись в потоп, становится злом. Первый признак этого — вынужденные простои. Но ведь рабочим предусмотрена оплата вынужденного простоя, оформляемая актом: тридцать семь с половиной процентов тарифной ставки. Это приблизительно в пять раз меньше обычного среднего заработка.
Мало того: а из каких источников платить за потерянные рабочие часы, дни, а то и недели? Фонд зарплаты исчисляется в непоколебимо установленном проценте от стоимости сданных работ. Сдал (что чаще всего значит — подписал у заказчика) на сто тысяч рублей, имеешь право израсходовать на зарплату пятнадцать тысяч. А если не сдал? Подвели субподрядчики, завод железобетонных изделий не отгрузил перекрытия, сорвал поставку перемычек? Замерла стройка — замер на определенном уровне и фонд зapплаты. Но безвыходных положений не бывает и у строителей. Выручает их нетиповой объект, где всегда найдутся работы, которые можно если не сделать, то выдумать, И тем самым получить дополнительную зарплату по стройуправлению.
Вот почему включение в план нетипового объекта, будь то реконструкция старой городской бани или сооружение новейшего заводского корпуса, — это прежде всего поиски резерва увеличения фонда зарплаты. А точнее — права на его перерасход на других, типовых объектах.
Вот почему особо выгодные нетиповые объекты строители вспоминают годами, как золотоискатели — килограммовые самородки. Они, нетиповые, и действительно в чем-то сродни самородкам. Общий план по стройуправлению трещит по всем швам, фонд зарплаты исчерпан, как колодец в жаркую пору лета,— и вдруг сдача нетипового этак тысяч на двести—триста больше проектной стоимости. Спасен план, не остались в обиде бригады, перебивавшиеся на вынужденных простоях, спасены другие показатели. А это значит, что светлее стали и виды на премиальные.
Правда, включение в план нетипового объекта — еще не все. Это нечто вроде векселя, по которому предстоит получить свои проценты. Размер их заранее не определен и зависит даже от таких неэкономических категорий, как совесть. А иногда — и только от таких.
Ангел- хранитель
В штате каждого стройуправления есть должность инженера-сметчика. Незаметная. неперспективная для дальнейшего продвижения по службе. Но наступает свой срок, и...
Раиса Пална,— рокочет в трубку руководитель стройки. — Вы — наш ангел-хранитель, вся надежда только на вас. Да, нетиповые... Кстати, в сентябре у нас будут путевки в Крым, поможем восстановить силы. Вас надо беречь, цены вам нет...
Что верно, то верно. Установить цену вклада в выполнение плана сметчика Раисы Палны подчас не представляется возможным.
Ее система отработана почти с биологическим совершенством.
Раису Палну переселяют в отдельный кабинет. Телефоны отключены, тишина больничная, крепкий чай, секретарь на страже. Раиса Пална должна за какие-то месяц-полтора рассмотреть, перекроить и вновь стачать то. что многочисленные отделы проектного института делали год. Перед ней пласты документов. Она священнодействует, совершает некое таинство, то и дело отрешенно бубня: «Так, грунты, инженерная геология...»
В смете значится: фундамент на твердом основании – песок, глина... Зацепка есть: а почему бы не плывуны, карстовые пещеры, подлежащие засыпке привозным грунтом? Почему глина, а не базальт, граниты, валуны, на худой конец! На отдельном листе бегут, теснятся строчки - пока от руки: «Удаление валунов методом взрыва... Сооружение временных укрытий и защитных средств, гасящих взрывную волну...»
В проекте предусмотрена разработка грунта экскаватором. Смехотворные расценки! Не-е-т, не пойдет. Надо что-нибудь более трудоемкое. Раиса Пална. мысленно перекрестясь, хоть и неверующая, пишет: «Разбивка верхнего слоя мерзлого грунта шар-бабой»...
Теперь можно заняться форсированием водной преграды на пути теплотрассы. Какой еще дюкер, какое протаскивание по дну? Только кессонная проходка тоннелем и желательно через морену. И минимум механизации — вручную, вручную. вручную! Переход через шоссе? А где объездные дороги, сооружения для пропуска паводка? Где водоотлив из траншей, где их шпунтовое ограждение, разумеется, с обеих сторон?
Через известное время на стол управляющего ложатся объемистые перепечатанные «Замечания» и, на всякий случай, второй том — откорректированная Раисой Палной «Смета на прокладку...», исполненная по форме проектного института. Зачем утруждать сметчиков лишней работой, отнимать у них время на пересоставление сметы и перепечатку?
Управляющий листает смету, укоризненно качая головой, спрашивает с сомнением:
Не зарываемся? Перебора не будет? Там тоже ведь не дети! Может быть, удобнее заму или главному технологу подписать? Это по их части.
Сомнения одолевают, терзают его душу, не поднимается рука подписывать! Понимает управляющий, что в солидных папках — мыльные пузыри, туфта. Дойдет до высшего руководства, сраму не оберешься. А если доберется Стройбанк? Контрольные обмеры, снятие сумм. Но, с другой стороны, надо как-то латать дыры, перекрывать перерасходы, платить бригадам за вынужденные простои, вылезать из отстающих. Надо закреплять кадры на стройке, не себе ведь берем...
Не волнуйтесь, — заверяет Раиса Пална, — визы собраны. У меня все подготовлено — от геологии грунтов до дополнительных мер по технике безопасности. Ну, в чем-то придется уступить, у проектировщиков тоже самолюбие есть. Кое-что я и не очень маскирую...
С подписанными «Замечаниями», прихватив заказчика, Раиса Пална отправляется в проектный институт.
Гип-гип, ура!
Главный инженер проекта, сокращенно «гип», несущий всю ответственность за сметную стоимость объекта, вздрагивает, увидев на пороге Раису Палну, возбужденную предстоящей борьбой. В том, что схватка предстоит в несколько раундов, «гип» не сомневается. Приемы оппонентки ему, увы, давно знакомы.
После обмена светскими любезностями «гип» направляет гостью в отделы. Сметчики смотрят на Раису Палну, как кролики на удава. Где им, осторожным бумажным душам, закрепощенным десятками тысяч параграфов, тягаться со смелостью, напористостью, раскованной фантазией Раисы Палны?
— Переход через шоссе потребует устройства временных подъездов, — наступает Раиса Пална, — с кюветами, железобетонными сооружениями для пропуска дождевых и грязевых потоков. Кто берет на себя ответственность, если шоссе республиканского значения... Областного? Устарели ваши сведения! Недавно стало республиканского! Если это шоссе будет парализовано... Кто подпишется?
Нет, «гип» не подпишется. Рисковать не будет.
В управление Раиса Пална возвращается на белом коне, со щитом, то есть с утвержденными «Замечаниями», считай, новой сметой. Конец борьбы, конец сомнениям. Теперь все сметано-заметано, шито-крыто. Теперь можно работать, не оглядываясь на фонд зарплаты и прочую прозу, мощно, щедро рассчитываться с управлениями механизации и автопарками (дать им сделать свой план), можно, не скупясь, не крохоборствуя, оплачивать недогруженный бетон и негодный раствор, забыть о брошенных где-то там трубах, сваях, плитах, шпунте и прочих «мелочах».
Они. все эти «мелочи», уже не числятся на балансе. Они значатся использованными на объекте при сооружении коммуникаций, положенными под фундаменты, потраченными на временные подъездные пути. Их материальная стоимость в сотню тысяч рублей и нужна-то была только для одного: любой ценой заполучить с каждой этой сотни пятнадцать процентов (пятнадцать тысяч) в фонд зарплаты, покрыть этой прибавкой вынужденные простои неповинного в них, скажем, бригадира Михалыча, удержать на стройке виртуоза-крановщика, заявившего в день получки, что он уйдет работать в пивной ларек…
Брак по расчету
Еду по городу давным-давно известным маршрутом. Знаю на улице каждый свой дом, бывший когда-то моим строительным объектом. Мимо своих «бывших» равнодушно проехать не могу — обязательно осмотрю их с «ног до головы».
Вот школа. Бегают мальчишки, девчонки, галдят, размахивают портфелями. Рядом - залитая ледяная площадка, шайбу гоняют. Давно ли тут тянул железную шею башенный кран? Давно ли кипели страсти: Михалыч — в какой уж раз! — грозился уйти к Семенову, который «выводит» девять рублей в день, а только что пришедший после вуза прораб Федоров с упорством Аввакума стоял на своем: «Липу не подпишу! Меня этому в институте не учили!»
А сейчас здесь кипят другие страсти: брошены портфели, на льду идет хоккейная борьба.
Но что это? Я чуть с сиденья не привстал — хоккейная площадка ограждена сплошной бетонной стеной. «Мы же этого не делали»,— вспоминаю я. И тут же догадываюсь: кто-то это сделал без нас, строителей, приспособив для ограждения брошенные нами плиты.
В районе новостроек я стараюсь не смотреть в автобусное окно — следы нашей строительной бесхозяйственности. зримые последствия туфты так и бросаются в глаза.
Свалки «забытого», разбитого бульдозерами железобетона. поломанных труб, ржавой арматуры высятся могильными холмами. И под каждой разбитой, так и хочется сказать, надгробной плитой погребен не только труд десятков людей, но и уважение к труду, к материальным ценностям, созданным руками Человека, к нашему общественному добру.
А вот и бывший нетиповой объект — новый цех завода. Каким его спроектировали — таким и построили: не длиннее, не выше, не вместительнее. Но он обошелся заказчику на шестьсот тысяч дороже его первоначальной сметы: коэффициенты на «стесненные условия работ», вводимые без тени стеснения: поправки на «местные условия при расчистке пятна застройки», перед которыми меркнут условия расчистки авгиевых конюшен; откачка грунтовых вод, которых здесь не было, наверное, со времен потопа: временные дороги, которые не существовали даже временно... !
На эти шестьсот тысяч завод мог бы построить базу отдыха или пионерлагерь, но деньги съела туфта.
Туфта — дитя нашего брака в работе. Брака по трезвому расчету!..