...были некогда люди премудрые, думавшие. что светила небесные принимают участие в наших ничтожных спорах за клочок
земли или за какие-нибудь вымышленные права!..
И что же? эти лампады, зажженные, по их мнению, только для того, чтоб освещать их битвы и торжества, горят с прежним блеском, а их страсти и надежды давно угасли вместе с ними, как огонек зажженный на краю леса беспечным странником.
Но зато какую силу воли придавала им уверенность. что целое небо, со своими бесчисленными жителями, на них смотрит с участием, хотя немым, но неизменным!..
А мы, их жалкие потомки, скитающиеся по земле без убеждений и гордости, без наслаждения и страха, кроме той невольной боязни, сжимающей сердце при мысли о неизбежном конце, мы неспособны более к великим жертвам ни для блага человечества, ни даже для собственного счастия, потому что знаем его невозможность и равнодушно переходим от сомнения к сомнению...
Зло порождает зло; первое страдание дает понятие о удовольствии мучить другого; идея зла не может войти в голову человека без того, чтоб он не захотел приложить ее к действительности; идеи - создания органические, сказал кто-то: их рождение дает им уже форму, и эта форма есть действие; тот, в чьей голове родилось больше идей, тот больше других действует.
Страсти не что иное, как идеи в первом своем развитии: они принадлежность юности сердца, и глупец тот, кто думает целую жизнь ими волноваться: многие спокойные реки начинаются шумными водопадами, и ни одна не скачет и не пенится до самого моря.
Но это спокойствие часто признак великой, хотя скрытой силы; полнота и глубина чувств и мыслей не допускает бешеных порывов; душа, страдая и наслаждаясь, дает во всем себе строгий отчет и убеждается в том, что так должно; она знает, что без гроз постоянный зной солнца ее иссушит; она проникается своей собственной жизнью, - лелеет и наказывает себя. как любимого ребенка.
Только в этом высшем состоянии самопознания человек может оценить правосудие божие.
История души человеческой, хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа, особенно когда она - следствие наблюдений над самим собою и когда она писана без тщеславного желания возбудить участие или удивление.
Исповедь Руссо имеет уже тот недостаток, что он читал ее своим друзьям.