Когда морозы пробирались в наши окна и рисовали там неведомые листья весны, до которой еще было много дней
люди хладели и превращались в камни.
Не от того, что упала температура и замерзли руки, а от того, что лед пробил кожу и влез в сердце.

У меня слезились глаза каждый раз, когда я выходил на улицу покурить свой любимый Winfield.
Падал снег, подхватываемых порывами ветра, загонял снежинки мне в ресницы, таяли и леденели.
Слипались ресницы

Ну и хули?
Весь день меня преследовало чувство, что кто-то использует, но избегает меня.
Играли куклой, дергали за ниточки чувств. Этот мой злобный кукловод, как твое имя?
А надо мной простирался высокий белый потолок с трещинами и обломками старой советской побелки,
что осыпалась уже не раз.
В тишине, внезапно повисшей в палате, я учился говорить со стенами и потолком.
Подолгу сидел на полу и вел диалоги старых домашних тапочек по грязному линолеуму, перемазанному остатками ужина, пылью под скрипучими кроватями, запахом таблеток.

И будто бы меня подвесили над пропастью и кто-то, кого много, рвет меня в куски.