Это цитата сообщения Dmitry_Shvarts Оригинальное сообщение
✨ Джузеппе Верди. "Не верьте женщинам! Все они ветрены, изменчивы и непостоянны!"
"Сердце красавиц склонно к измене": история самого знаменитого оперного шлягера
Хуан Диего Флорес в роли Герцога.
Есть такие навечно запечатлённые в нашем сознании музыкально-поэтические мемы, которые любой узнает и продолжит с двух слов и трех нот - хоть ночью разбуди. Песенка Герцога - персонажа оперы Джузеппе Верди "Риголетто" - из их числа.
Заигранная шарманками, запетая тенорами, опущенная до уровня рекламы мужских дезодорантов, томатной пасты и крабовых палочек, она уже давно выпала из сферы искусства и превратилась в музыкальный ширпотреб.
Но очень глубоко ошибается тот, кто воспринимает её тривиальность за чистую монету. На самом деле это образец чрезвычайно тонкой композиторской работы и настоящая бомба в боевом арсенале оперного драматурга.
Сначала несколько слов о самой опере, поскольку здесь очень важен контекст.
Та иль эта - я не разбираю!
Если применить к "Риголетто" терминологию современного кино, то можно было бы определить эту оперу как остросюжетную психологическую мелодраму с элементами триллера и статусом 18+. Любовь и смерть, измена и поруганная честь, семейные тайны и похищение, роковое проклятие и страшная месть, киллер с кинжалом, труп в мешке, гром с молнией - полный набор!
Сюжет оперы основан на пьесе в стихах «Король забавляется» (Le roi s’amuse) Виктора Гюго, вызвавшей в своё время скандал с дракой в зрительном зале, и запрещённой к показу на сцене на долгие годы.
Всё тут довольно мрачно и местами душераздирающе, как это умеет Гюго и любит Верди (он считал эту пьесу равной по силе Шекспиру). Как и положено в романтической драме, все герои здесь или страдают, или пылко ненавидят, или и то, и другое вместе.
Только один персонаж выбивается из этого ряда - Герцог Мантуанский, тот самый, который поёт в опере знаменитую песенку.
Адольф Ивон. Портрет тенора Этьена Дереймса в роли Герцога (фрагмент).
По сути он - отрицательный герой, и можно даже сказать - главный злодей в этой драме, потому что всё ужасное, что происходит в опере, вытекает из его поступков.
Но вытекает оно как-то само собой, потому что сам Герцог вроде бы ничего плохого не замышляет, никого не ненавидит и искренне радуется жизни. Он просто идейный эгоист и убеждённый гедонист, мотылёк, жизненная задача которого состоит в том, чтобы собрать как можно больше нектара со всех цветов на лугу. Герцог хронически влюблён, правда, прекрасные объекты его пылких чувств сменяются, как узоры в трубке калейдоскопа,
Поначалу нам вообще не приходит в голову, что он и есть источник всех бед в этом сюжете, поскольку Верди - мастер драматической интриги - сознательно вводит нас в заблуждение.
Первое, что сбивает нас с толку – это то, что партия Герцога Мантуанского написана для лирического тенора. Этот голос – не просто голос, а, фактически, справка о моральной благонадёжности оперного персонажа (в данном случае фальшивая), поскольку по традиции жанра он полагался исключительно положительным героям, причём, юным, горячо влюблённым и склонным к рефлексии.
Поэтому мы как-то не сразу осознаём, что этот привлекательный (хоть и легкомысленный) и сладкоголосый красавец, вообще-то, женат, и что в его арсенале записного соблазнителя есть и прямое насилие. А главное, что к его легкомыслию прилагаются неограниченные властные ресурсы и патологическое отсутствие совести. Именно это делает его орудием зла.
И хотя мы, конечно, не такие наивные, как 16-летняя Джильда, полюбившая всем сердцем этого милого и доброго "студента" (так он ей представился), но и мы легко подпадаем под обаяние его лёгких, фонтанирующих радостью песенок или нежных лирических излияний.
Место преступления
Свою знаменитую песенку Герцог поёт в третьем, последнем действии оперы. Ситуация там совершенно в духе настоящего триллера со всеми его характерными признаками.
Время ближе к полуночи, глухая окраина, полуразрушенный трактир на берегу тёмной реки. В каморке второго этажа наёмный убийца (Спарафучилле) при свете тусклой свечи точит нож, поджидая свою жертву. Ловушка для Герцога готова, приманкой в ней служит, конечно же, женщина - сестра Спарафучиле, хорошенькая танцовщица Маддалена.
Риголетто в чёрном плаще прячется неподалёку. Он уже приготовил 20 скуди за убийство своего хозяина Герцога - подлого соблазнителя его юной дочери Джильды, и теперь с трепетом ждёт долгожданной минуты, когда киллер вручит ему труп врага (он хочет самолично утопить его в реке).
Титто Гоби в роли РИголетто.
Джильда тоже здесь. Отец привёл её, чтобы она наконец-то убедилась в неверности и подлости любимого, и она в горьких рыданиях переживает полное крушение всех своих хрустальных замков. Ночь, приближающаяся гроза, гром, вспышки молнии, зловещий вой ветра...
Всё это видим мы, а жертва - Герцог - ни о чём таком не подозревает. Он идёт в приготовленный для него капкан с большим энтузиазмом и пребывает в прекрасном расположении духа от перспективы свидания с прелестной простолюдинкой.
Ни отвратительная погода (надвигается гроза и буря) ни позднее время, ни странное безлюдное место на окраине города, ни выбитые окна в доме – ничто не омрачает настроения профессионала амурных приключений.
Кстати, Верди очень постарался, чтобы третье, финальное, действие было обставлено максимально впечатляюще. На премьере «Риголетто» 11 марта 1851 года в венецианском Ла Фениче впервые в истории итальянского театра использовались трёхмерные декорации, действие разворачивалось на двух высотных уровнях (первом и втором этаже трактира), а эффект вспышки молний (точно в такт музыке) достигался с помощью газовых светильников.
Эскиз декорации для III акта оперы Джузеппе Верди "Риголетто " (для постановки Национального оперного театра Гарнье, 1885).
Твоя песенка спета!
Многие (особенно те, кто не видел оперу) по инерции считают, что "Сердце красавиц" ("La donna e mobile") - это такой эффектный вставной номер для удовольствия публики и презентации тенора. Но на самом деле это очень важный инструмент в руках гениального оперного драматурга, тот самый "гвоздь", который держит всю композицию финала "Риголетто".
Верди придумал сделать песенку Герцога чем-то вроде драматического реактива. Она звучит в финальном действии трижды, каждый раз создавая шокирующий контраст и повышая градус ужаса происходящего.
Вот как это действует.
"Две вещи - и побыстрее! - командует Герцог, едва переступив порог заброшенного трактира. "Чего изволите?" - уточняет Спарафучилле. "Твою сестру и вино", - отвечает Герцог ("сестру" по требованию цензуры позднее заменили на "комнату"). В этот момент он и поёт свою антифеминистскую песенку о женском непостоянстве.
Её веселый гусарский шик выглядят на фоне происходящего шокирующе неуместно. Мы знаем, что Герцог приговорён, кинжал наточен, и эта песенка должна стать последней в его жизни. К тому же сквозь трещину в стене за ним напряжённо наблюдают две пары глаз (Риголетто и Джильда).
Легендарный Герцог - Лучано Паваротти.
Второй раз она звучит уже после любовного дуэта с Маддаленой. Немного утомившийся Герцог напевает свою песенку, лёжа в кровати, засыпая и теряя слова, под зловещий вой мужского хора, изображающего порывы бури. Для киллера осталось только дожидаться, пока он уснёт покрепче.
Но в этот момент его планы неожиданно срывает Джильда, решившая спасти любимого (хоть и неверного) ценой своей жизни. Не Герцогу, а ей достаётся смертельный удар. А он, вполне себе живой и хорошо выспавшийся, садится на коня и отправляется домой, звонко напевая тот же самый мотивчик в третий раз.
Этот третий раз и есть момент икс в сюжете "Риголетто".
Звонкое "La donna e mobile" Герцога, доносящееся из-за сцены, обрушивается как удар грома на несчастного Риголетто, который уже получил от киллера мешок с трупом, притащил его на берег реки и даже произнёс над ним свой монолог торжествующего мстителя.
В блеске молнии он с ужасом видит в мешке из рогожи не Герцога, а умирающую Джильду.
В финальной песенке Герцога есть ещё один - особенно ужасный смысл.
Зло так и осталось безнаказанным. Никакие фурии не утащили Герцога в преисподнюю, как моцартовского Дон Жуана, никакое проклятье не коснулось его даже мельком, никакое раскаяние не сотрясло его душу. Ничто вообще не испортило ему отличного настроения.
Он так и не узнал, что случилось в эту ночь. Пока Джильда, спасая его, подставляла себя под нож киллера, он спал этажом выше крепким сном счастливого человека.
Ум-ца-ца, ум-ца-ца...
На протяжении всей своей жизни Верди приходилось терпеть упрёки в тривиальности. Чайковский, к примеру, высказался так:
"Много нагрешило это дитя далекого Юга перед своим искусством, наводнив весь мир своими шарманочно-пошлыми измышлениями".
Наверняка, в качестве самого яркого примера он привёл бы песенку Герцога (говорят, он терпеть не мог эту оперу).
Действительно, песенка Герцога и "шарманочная", и вызывающе банальная. Банальней не бывает. То есть именно такая, которая идеально подходит этому персонажу в этой конкретной ситуации. Её банальность и примитивный блеск говорит нам о Герцоге, а не о Верди. Точнее, о Верди тоже, но не как о производителе "пошлых измышлений", а как о мастере точной музыкальной характеристики.
Джузеппе Верди в 1855 году, спустя четыре года после создания "Риголетто".
Кроме того, он очень хитроумно заложил в этой песенке ещё одну важную деталь, которую мало кто замечает.
А именно - эффект навязчивости, чтобы было понятно, почему Герцог поёт свою песенку не один раз, а трижды, без всякого повода и привязки к действию. Причина одна - она просто застряла у него в голове и, как это обычно бывает, то и дело просится на язык.
Кто не попадал в такую ситуацию, когда какая-нибудь мелодия привязывается к вам настолько, что вы то и дело начинаете её непроизвольно напевать, всё больше раздражаясь и перебирая средства, как же отвязаться от этой напасти (тут есть всякие рецепты). Это как раз тот случай.
Верди специально обыграл этот момент и смоделировал в песенке Герцога все средства "прилипчивости", а главное - повторяющийся бодрый элементарный мотивчик в остром ритме, который как огородная колючка впивается в сознание.
По распространённой легенде, Верди, зная это свойство песенки Герцога, опасался , что она уйдёт в народ ещё до премьеры - прямо с репетиций, и поэтому дал её ноты тенору за день до представления..
Построить трагический и даже катастрофический финал оперы на таком прозаическом эффекте - это идея, достойная великого драматурга. Недаром сам Верди, который и сам частенько ругал свои оперы («Боже, сохрани уши всех добрых христиан от необходимости всё это слушать!"), высоко оценивал это сочинение и считал его важной вехой своей творческой карьеры. Он никогда не вносил в "Риголетто" никаких изменений и поправок, хотя редактировать свои уже поставленные оперы было его обычной практикой.
Эффект песенки Герцога продолжает работать по сей день. Если вы отправитесь в театр на "Риголетто", будьте готовы к тому, что после спектакля (уже в гардеробе) вам нестерпимо захочется затянуть: "Сердце краса-а-виц склонно к изме-е-не..."
О том, почему в песенке Герцога именно такие слова, какая история за ними стоит, и как переводчик на русский язык поменял мораль текста - в продолжении
"Плачут, смеются, нам изменяют": женский вопрос в песенке Герцога
.
Рутилио Манетти. Дидона и Эней. 1630.
На протяжении веков и даже больше - тысячелетий - мужчины по цепочке передавали друг другу одно очень важное предупреждение: "Не верьте женщинам! Все они ветрены, изменчивы и непостоянны!"
Громче всех эту мудрость огласил Герцог Мантуанский в своей знаменитой песенке из оперы Верди "Риголетто". В русском переводе она начинается так: "Сердце красавиц склонно к измене и к перемене, как ветер мая".
Никто, конечно, не воспринимает её мораль всерьёз, и правильно. Но не всем известно, что текст песенки Герцога основан на солидном историческом фундаменте. И если потянуть за эту ниточку, откроются довольно интересные вещи.
Ещё древние греки...
ну, если не греки, то древние римляне, догадывались об изменчивости женской натуры. Знаменитый римский поэт Вергилий первым предупредил человечество об этой опасности.
В IV книге его "Энеиды" есть момент, когда к троянскому герою Энею во сне является посланец Юпитера Меркурий.
Джованни Батиста Тьеполо . Явление Меркурия Энею. Фреска. 1757 г.
Он убеждает его поскорее отплыть из Карфагена в италийские земли и оставить навсегда свою возлюбленную - царицу Дидону. Чтобы Эней поторопился, Меркурий намекает на исходящую от неё смертельную опасность и завершает свою речь такой фразой:
Varium et mutabile semper femina.
Женщина - суть изменчивость и непостоянство.
Это изречение приобрело широкую известность в веках, поскольку "Энеида" для древних римлян и всех их потомков стала чем-то вроде национальной культурной скрепы: её обязательно проходили в гимназиях и школах, учили наизусть отрывки и цитировали в умных беседах. А фраза Varium et mutabile semper femina до сих пор фигурирует в некоторых учебниках латинского языка (как пример особого согласования родов).
"Божественное откровение" Меркурия вошло в почётный список знаменитых латинских изречений, а оттуда, как это обычно бывает, спустилась на уровень бытовой мудрости и стала поговоркой.
Вергилий, вероятно, и сам проникся своим изречением, поскольку так и не женился и умер холостяком.
Вергилий и Сенека
В отличие от него древнеримский философ Сенека был счастливо женат на самой верной в мире женщине - Паулине, которая, как известно, даже перерезала себе вены, чтобы умереть вместе с любимым мужем. Но жена женой, а истина для Сенеки была дороже. Он поддержал Вергилия в женском вопросе, написав в одном из своих философских трудов такую - очень глубокомысленную - фразу:
Nihil est tam mobile quam feminarum voluntas, nihil tam vagum.
Нет ничего более изменчивого, чем воля женщины, ничего более зыбкого.
В течение последующих веков кто только не повторял мудрость про непостоянство женщины на разные лады в стихах, прозе и просто к слову.
И кто бы говорил...
Во Франции ещё с 16 века получил известность её рифмованный вариант, сочинённый французским королём Франциском I (1494-1547).
Неизвестный художник 16 века. Портрет Франциска I.
Именно он, человек, известный своим сластолюбием, менявший любовниц в режиме нон-стоп (при живой-то жене), пожаловался на женскую ветреность, причём довольно оригинальным способом. Однажды он выцарапал бриллиантовым перстнем на оконном витраже своих покоев в замке Шамбор такие строчки:
«Souvent femme varie,
Bien fol qui s'y fie»
Женщина изменчива, дурак тот, кто ей верит.
Франсуа Флери Ришар. Франциск I показывает своей сестре Маргарите Наваррской стихи, которые он только что написал на окне своим бриллиантом.
Этот факт из жизни Франциска I зафиксирован в мемуаристике 16-17 веков, а стишок сохранился в памяти потомков и впоследствии стал чем-то вроде исторического афоризма. Его цитирует, к примеру, Стендаль в романе 1830 года "Красное и чёрное":
"В своем огорчении он [Жюльен Сорель] повторял хорошенькую песенку Франциска I, бывшую для него новостью, ибо госпожа де Реналь научила его ей всего лишь как месяц…
Souvent femme varie,
Bien fol qui s'y fie"
Кстати, слово "песенка" здесь - это вольность переводчика (Анастасии Чеботаревской), которая стала традицией в последующих русских переводах "Красного и чёрного". На самом деле у Стендаля написано vers - "стих".
Это, вероятно, следствие хронологической путаницы, поскольку песенкой эти строчки стали позже, в 1832 году, когда Виктор Гюго сочинил пьесу под названием "Король забавляется".
Ашиль Девериа. Портрет Виктора Гюго. 1829 г.
Её главный герой - тот самый Франциск I. Конечно же, по ходу действия Франциск I произносит свой собственный, ставший уже пословицей, стишок. Причём не просто произносит. В ремарке к сцене в трактире из четвёртого акта сказано - "король поёт".
Для того, чтобы получился полноценный песенный куплет, Гюго досочинил к королевскому двустишию ещё предложение:
Souvent femme varie,
Bien fol est qui s’y fie !
Une femme souvent
N’est qu’une plume au vent!
Женщина изменчива, дурак тот, кто ей верит!
Иногда женщина подобна перышку на ветру.
Павел Антокольский в середине 20 века перевёл это так:
Красотки лицемерят,
Безумен, кто им верит.
Измены их легки,
Как в мае ветерки.
Эти майские "ветерки" что-то нам сильно напоминают. И тут мы, наконец, подходим в тексту знаменитой песенки Герцога из "Риголетто" Верди.
Из короля в герцоги
В 1849 году Верди прочитал драму Гюго и оценил её как идеальный сюжет для оперы. Сомнение вызывала только её скандальная репутация: постановки пьесы на сцене были запрещены.
Действительно, после того, как Верди отправил либретто (его написал Франческо Пьяве) на одобрение цензуры, он получил из Венеции, где должна была ставиться опера, категорический отказ:
«Его Превосходительство синьор Военный губернатор кавалер де Горшковский выражает сожаление, что поэт Пьяве и знаменитый маэстро Верди не нашли иного поля для проявления своих талантов, кроме этого отвратительно безнравственного и непристойно тривиального либретто".
Верди и Пьяве пришлось перекраивать либретто и менять название название оперы несколько раз, прежде чем одобрение всё же (с большим скрипом) было получено. Во избежание всяческих намёков и совпадений действие перенесли в герцогство Мантуя, которого к этому времени уже не существовало на карте, а короля заменили на герцога.
Джузеппе Верди и его либреттист Франческо Пьяве - авторы оперы "Риголетто".
Так песенка короля стала песенкой Герцога. К сентенции Вергилия в изложении короля Франциска с дополнением Гюго Франческо Пьяве присоединил собственное продолжение, чтобы тенору было что петь.
Заодно он очень изящно поменял траекторию главной мысли, и украсил бородатую мудрость о женском непостоянстве жизнеутверждающей и общепримиряющей концовкой.
Вот так песенка Герцога начинается на итальянском:
La donna è mobile
Qual piuma al vento,
Muta d’accento — e di pensiero.
А здесь близкий к тексту полный перевод:
Женщина непостоянна, как перышко на ветру,
Обманчивы её слова, изменчивы мысли.
Плачет она или смеётся - её лицо всегда прекрасно,
Но и смех, и слёзы - это всё ложь!
Несчастен будет тот, кто ей поверит,
Безумен тот, кто отдаст ей своё сердце!
И всё же тот, кто не изливал свою любовь на её груди,
Не знал настоящего счастья!
Наш русский Герцог Мантуанский
Опера "Риголетто" увидела сцену в 1851 году и имела феноменальный успех. Уже через пятнадцать лет в мире не было театра, который бы её не поставил, включая такие «неоперные» места, как Бомбей, Калькутта и Манила.
В России её сначала пели на итальянском. Только в 1878 году появился русский вариант текста. Его автор - поэт и либреттист Пётр Калашников.
Этот вариант песенки Герцога довольно свободный. Здесь вместо "пёрышка" появился тот самый "ветер мая", который спустя почти сто лет отразился в переводе Антокольского, а в концовку Калашников довольно изящно добавил вишенку на торте - новый логический поворот: "но изменяю первый им я".
Сердце красавиц склонно к измене и к перемене, как ветер мая.
С нежной улыбкою в любви клянутся, плачут, смеются, нам изменяя.
Вечно всё шутят, вечно смеются, и изменяют так же шутя!
Если вам милая не изменила, значит, бесспорно, изменит скоро.
Ласки их любим мы, хоть они ложны: жить невозможно без наслажденья!
Пусть же смеются, пусть увлекают, но изменяю первый им я!
Советские тенора - Лемешев и Козловский - пели изменённые варианты второго куплета, каждый по-своему.
Вот, например, Лемешев:
А вот тоже достойный внимания вариант, правда, сильно сокращённый:
Вот такой тяжеловесный культурно-исторический бэкграунд имеет легкомысленная песенка Герцога Мантуанского, который своей репутацией заядлого ловеласа полностью скомпрометировал интеллектуальные достижения Вергилия и Сенеки в женском вопросе.
_____________________________________________________________