Маки.
На вокзале всегда холодно. Нет, не из-за того, что двери то открываются, то закрываются, не потому, что спешат люди с чемоданами, не оттого, что между колонн гуляет ветер. Просто здесь всегда я. Бледная, босая, холодная.
Это из-за меня сквозняки подымают пыль, пассажиры ловят билеты, кассиры – деньги. Твердеет бетонный пол, трескается. В щелях – мой запах. Ветер. Солнце через грязные окошки пыталось проникнуть, поглощалось голубыми глазами. Понимало меня, плакало. Стены становились бедней, отвратней, скучнее. Серая краска лопалась, осыпалась на шляпы приезжих. Сочувствует мне.
Шесть утра. Двери огромные распахнулись, хлынула толпа, мяла билетики, пихала в автоматы. Спешила, укутывалась в тонкие плащи, шарфы срывала, обматывала голову. Серая масса со стадными инстинктами, холодными взглядами, руганью и жалобами. Пусть пахла духами, но всё больше сыростью неуютных вагонов. Кричала. Осточертела.
Кричала им в ответ, не слышали, проходили сквозь меня. Только свет всё меньше проникал на этот серый вокзал. Только сухая краска всё больше осыпалась. Я не теряла силы духа. Верила. Мешала всем: дышали пылью, выбегали в город.
Вышла, чтоб успокоиться. Вдохнула немного весны. Попрощалась с рассветом. Пролетела между вагонами, зацепилась подолом, изорвала платье. На перроне встала. Отдышалась. Прищурилась, взглянув на солнце. Чёрные точки. Облик твой - птица. Забылась. Зашумело. И поезд поехал. Вернулась обратно.
Холодными ночами согревалась мыслями о тебе. Не было покрывала, но были воспоминания. Не было тёплой куртки, но была вера в тебя. Ты навсегда в памяти, в сердце, во мне.
Платье изодрано, обувь стоптана, но твои глаза – и мне больше ничего не надо. Ты увидел меня такую, здесь, восемь лет назад. Взглянул, улыбнулся, сжалился. Как одинокий котёнок, не знающий нежности, я наслаждалась ею. Внимала каждому твоему звуку, взгляду, движению. Ты был. Настоящий. Дикий. Другой.
Тусклая комната. Занавески угрюмых тонов. Яркая картина на стене. Маки. Я люблю их. Никогда не видела, не сжимала в ладонях. Только на картине. Но этого вполне достаточно. О, я люблю всё, что связано с тобой. И белые чашки, и потрёпанные тома Маяковского, и расстроенную гитару, и пушистую Кису, и даже магнитики на холодильнике. Всё, всё это растёт и ширится с каждым днём. Теплое, дорогое, святое.
Учил фотографировать. Смеялись. Влюблённые. Праздновали. Блестели жёлтые огни на высоких стенах, скользили восковые фигуры в белых рубашках, кокетничали дамы в меховых манто, оставались недовольными их мужчины. Я в объектив смотрю. Красиво. Ярко. Дурачимся. Разбивается что-то. Кричит кто-то. Почти плачу. Ты в гневе впервые и больше никогда. Расплатился. А у нас пять лет в этот день.
Лежали на скамейке. Смотрели на небо. Птицы. Птицы. Птицы. Им не страшно. Нипочём высота, одиночество, сила. Кормила их. Ты тянулся ко мне. Последние дни.
Весеннее утро в холодной постели. Зачем-то одна. Понятно – навечно. Искала. Не верила. Где же ты? Толком не оделась. Вылетела. На улице неприветливо. Вокзал. Сколько я здесь провела? Словно век. Каждый день – испытание. Там. Стоишь. Куришь. Купил ей билет. Прошлая жизнь, понимаю. Говоришь ей: «Пока. Уходи». А она…
Бегу. Не вижу. Солнце, уйди! Мне холодно. Дрожь градом покалечила, покатилась по телу. Волосы все на лицо. Платье зацепилось. Упала. Светло. И вокзал.
Нет тебя, а я жду. Каждый день, каждый час. Но не зову. Ведь зачем? Знаю, любишь. Знаю, сам придёшь.
23:30. Последняя электричка. Опять семенит толпа, жалуется на ветер. А я стою, пропускаю эту серую массу через себя. Шумно и скучно. Обернулась.
В толпе кто-то есть. Этот запах знакомый. Вот же. Цветной. Крылья. Маки. «Пошли», - говоришь. Берёшь за руку. Вместе. Нет, это снится. Но ресницы на щеках. Слёзы на ресницах. Как ты долго искал.
А я ждала. И могла бы ещё. «Но прошла уже вечность», - возражаешь ты.
Ради тебя надолго. Навсегда. Люблю.