[515x700]
ОРДЕНСКАЯ ОДЕЖДА XII-XIII ВЕКОВ
Ношение костюмов из цветистых и ярких дорогих тканей, как и использование украшенного военного снаряжения и конской упряжи, являлись едва ли не частью существа средневекового рыцаря. Когда человек вступал в один из военно-монашеских орденов, все в одночасье менялось, хотя представлялось довольно затруднительным добиться от братьев неукоснительного следования положениям общины в отношении одежды, упряжи или снаряжения. Статуты госпитальеров постоянно запрещали те или иные формы украшенной справы и снаряжения, но в конце концов уложения приходилось смягчать. Однако основополагающий устав никогда не менялся. Некоторые из статутов проливают немало света на поведение отдельных братьев-иоаннитов. К примеру, статут магистра Юга де Ревеля в 1262 г. гласил, что ношение «эспалье д'арм» (кольчужных или простеганных защит плеч) или «шосс» (имеются в виду ножные доспехи из кольчужного плетения) запрещалось по определенным случаям, скажем, на молитве. Факт повторения данного постулата на «эсгаре» на исходе XIII столетия дает основание считать практику не изжитой. Статут от 4 августа 1278 г., изданный в Акре возможно магистром Николя де Лорнем, вновь настаивает на неуместности ношения доспехов в самих обителях госпитальеров и особенно во время избрания нового магистра, в чем мы можем усмотреть намек на случавшиеся ранее попытки вооруженного давления на участников выборов.
Ни один оружный брат у госпитальеров не мог позволить себе иметь военного снаряжения больше положенного правилами, если, конечно, ему не давалось какое-то особое разрешение начальства. Данное соображение заставляет вполне оправданно считать внешний вид солдат военно-монашеских орденов более стандартизированным, чем обычных светских рыцарей. Возможно, однако, мы имеем дело с отражением нехватки комплектов вооружения. Недостаток их прослеживается и в стремлении иоаннитов к повторному использованию оружия, доспехов, конской упряжи и одежды. Ничего из вышеперечисленного не являлось личным имуществом брата, и все находившееся в его распоряжении, соответственно, подлежало возврату ордену после смерти воина. Магистр, великий командор, маршал, брат, ответственный за госпиталь, и подчиненный ему врачеватель, «драпье», казначей и монастырский приор — все могли требовать возврата подобного имущества. Подобное положение могло в лучшем случае сбивать с толку, а в худшем — вызывать споры, а потому данный вопрос пришлось как следует урегулировать. Магистр получал все ключи всех почивших бальи, маршал — братьев-воинов (как рыцарей, так и сержантов), а великий командор — служащих братьев. Но и тут возникали нестыковки, поскольку некоторые занимали несколько постов одновременно, а иногда временно. «Магистр-оруженосец», брат при «пармантарии» и врачеватель, находившиеся в подчинении маршала, «драпье» и «госпитальера», совместно складывали имущество умерших в мешки, открывать которые им полагалось опять же только всем вместе.
Обычаи иоаннитов в середине XIII столетия показывают, что предметы подразделялись по определенным градациям. Лошади и все их снаряжение отходило в ведение маршала, как оружие и доспехи, тогда как постельные принадлежности поступали к «драпье», как одежда и неиспользованный пошивочный материал. Столы и кухонная утварь, книги, разные предметы литургического характера и прочие вещи, находившиеся в распоряжении капитулярных бальи и собственно товарищей магистра, шли, естественно, магистру. Такое же имущество братьев-воинов получал маршал, но если им пользовались обычные бальи, командоры на местах и любой из служащих братьев, тут как получатель на первый план выходил великий командор. Нет никакого упоминания относительно наличных денег, но они, по всей видимости, поступали в казну.
В соответствии со статутом 1288 г. все доспехи также «арестовывались», или, иными словами, возвращались, если брат уезжал с Ближнего Востока. Они переходили на сохранение к какому-то брату по назначению маршала. Затем на снаряжение могли претендовать прочие братья-воины, если они желали обменять какие- то предметы ратной справы из уже имевшихся у них. Арбалеты числились особой строкой, поскольку их полагалось сдавать в казну прежде возвращения в «арбалестерий». Некоторые позднейшие «юзажи» более детальны. К примеру, в них особо оговаривается, что маршалу отходит следующее из бывшего в распоряжении покинувших сей мир братьев: турецкие ковры, седла, метательные копья, конские попоны (или чепраки), «конфаноны» (знамена), «пенонсели» (небольшие стяги, или вымпелы), боевые кони, ездовые лошади, мулы, турецкое оружие, секиры, любые доспехи и упряжь для животных, «арк де бодок» (самострелы, стреляющие пулями), столовые ножи, арбалеты, любые доспехи для воинов, мечи, копья, «коро де фетюр» (кожаные кирасы), пластинчатые доспехи, кольчужные «гоберы» (от немецкого «хауберк» hauberk), «жипель» (простеганные доспехи не из металла), «субр сеньяль» (вероятно, «сюрко»), «шапель де фер» (шлемы с полями) и «басинеты» (плотно облегающие голову черепники, или каски).
Пресловутое «братское облачение» госпитальеров являлось, в общем-то, униформой, хотя на раннем этапе оно больше подходило для настоящих монахов, чем для их коллег,
подвизавшихся на ратном поприще. Стандартные черные рясы («каппы») представляли собой сравнительно плотно облегающие тело монашеские одежды, и во время кампании оружным братьям приходилось надевать их поверх доспехов. Ризы эти явно не подходили для резких и размашистых движений в рукопашной схватке, но все же лишь в 1248 г. римский папа Иннокентий IV внял просьбам и жалобам иоаннитов и позволил братьям-воинам перейти к ношению широких «сюрко», «со знаком Креста на груди», да и то только в «опасных краях». Цветистая материя, бархат и особо дорогостоящие шкуры диких зверей находи¬лись под запретом. Кресты нашивались или вышивались на рясах и плащах, хотя их, по всей видимости, представлялось возможным снять, если иоанниту предстояло ехать в нехристианские земли. Для армян госпитальеры представляли собой «братс¬тво тех, кто носит одежды, отмеченные знаком Креста». На исходе XIII и в начале XIV столетия окутывавшие все тело плащи братьев изготавливались из черного или темно-коричневого материала и застегивались впереди посредством пуговиц того же цвета. В Европе плащи всегда носились запахнутыми. С передней стороны мантии помещался крест шириной от 7 до 10 см характерной восьмиконечной формы, впервые появившийся на заре XIII века. Какие именно «монастырские туфли» носились в большинстве случаев, понять нелегко, хотя, как можно предположить, они представляли собой весьма простую обувь. После 1300 г. такие туфли продолжали носить только слуги, но не полноправные братья-госпитальеры.
На протяжении данного временного периода иоанниты все время выделялись из толпы, и, несмотря на стремление достигнуть скромности в одежде, они всегда казались остальным хорошо одетыми. И верно, обычный список выдаваемых брату составляющих костюма, датируемый 1206 г., заставляет считать его чрезмерным по стандартам того времени. Набор состоял из трех рубах, трех пар «брэ», одной «котты», или длинной блузы, одной «каппы» с капюшоном или подшлемником («куаф»), одного «гарнаша» (накидки вроде пончо с капюшоном), двух мантий, или плащей, один из которых подбивался мехом не из разряда роскошных, одной пары чулок из льна и одной — из шерсти, трех простыней и мешка для их хранения. Во время реформ 1293 г. мы находим упоминание о выдаче двух наборов, состоявших каждый из одной «котты» и нижней блузы, «арнаша» и мантии; в одном случае плащ опять- таки подбивался недорогим мехом. Как бы там ни было, в перечне также «ливрея», или более тяжелая одежда для церемониальных случаев, и «скудная» — из тонкого материала для ношения летом. К 1283 г. стало обычным надевать «ливрейную» одежду в повседневной жизни, а «скудную» — в теплое время года. «Ливрею», если требовалось, позволялось брать из кладовой и летом и вообще носить круглый год, однако в отношении «скудного» костюма действовали иные правила.