Два текста
06-03-2013 17:44
к комментариям - к полной версии
- понравилось!
Всё-таки я дошла до этого. Обещанный пост с двумя текстами. Один написан 20 января 2006 года. Мне тогда было 15 лет. Второй написан в феврале этого года. Сюжет один и тот же для зарисовки. Использованы те же мысли, те же сравнения. Так можно проследить разницу между мною в 15 лет и в 23 года. В принципе я не ожидала, что в 15 лет мои мысли были чернее крема для сапог. Для меня как автора разница между ними просто ужасная. А главное - очевидная. Поэтому я предлагаю вам игру. Два текста. Один 2006 года написан 15-летней школьницей. Второй 2013 года создан девушкой, которая полагает, что как автор почти сформировалась. Где какой?
Текст№1
Запись первая.
Утро. Вместо ласкового лучика солнца по квартире гулял сквозняк. Я проснулась от холода. Ночью окно было открыто. По плану это должно принесли свежесть утра, лёгкий морозец, но холод пригласил ко мне гостей – вонючие выхлопы машин, с рёвом пролетающих под окнами. Ужасный запах как нельзя лучше соответствовал моему жилью. Не хотелось бы называть это помещение домом. Никакого уюта, в который приятно окунуться вечером после усталого дня, наполненным сложной, но интересной работой, здесь не было. Гуляли сквозняки. Воняло краской. Вечером я слышала концерт соседского ругательного оркестра. Убогость разливалась по крашеным стенам, целовала разбросанные по полу вещи и ложилась спать на телевизор.
Пройдя через этот хаос, я умылась в ванной какой-то поржавевшей водой. И две минуты устало смотрела на себя в зеркало. Помятое лицо уже не молодой женщины. Заспанное и отёкшее после сна. Махнула на это рукой и пошла на кухню. На автомате включила телевизор. Два яйца шипели на сковородке, перемешанные неистовым танцем болтушки. Маленькое яичное солнце – единственное солнце, доступное в этом городе. На заднем плане я слышала шум.
- О, Хуан.
- О, Хуанья.
С раздражением выключила это мыло. Страсти, недоступные мне, только раздражали. Окно в мир, занавешенное голубым экраном, показывало ненастоящие картины, а я была слишком умной, чтобы полностью поддаться очарованию такой неприкрытой лжи.
Оделась. Накинула пальто и вышла на улицу. За молочным небесами пряталось солнце, не то, что каждый может сделать себе на сковородке, а настоящий пылающий жаром шар. К сожалению, его полымя не дотягивало до города, который кутался в сизой мгле недосвета.
Настроение соответствовало окружающей среде. Серая невыразительность многоэтажек давила, порабощала и стирала все грани между жизнью и нежизнью. Я проваливалась в бездонное отчаяние, которое усиливали толпы окружающих меня людей.
Вышла из метро. Молочные небеса не выдержали жара солнца, которое давило на них с той стороны, и рассыпались. На землю полетела пыль сражения, происходящего над нашими головами. Снег падал крупными хлопьями. В таких случаях про дождь говорят: «льёт как из ведра». А что в таких случаях говорят про снег? Ухмыльнулась этой единственной оригинальной мысли. Ухмылку сжевал город, не оставив от неё и следа.
Больница – серая надгробная плита для тех, кто ещё не ушёл на тот свет. Панельное здание дышало новой формой безысходности. Этот штамм вируса активно культивировался в этих стенах. Его носители были изолированы от общества, но вирус проходил все хитроумные ловушки и пробирался во все щели города, где нет солнца.
Прошла через предбанник. Дежурная удивлённо на меня посмотрела. После моего ухода её лицо снова погрузится в своё привычное состояние, как упавший камень оставляет только временную рябь на воде.
Зашла в свой заваленный документами кабинет. Носитель вируса безысходности теперь в своей клетке, чтобы больше никого не заразить. На часах было семь, что немного поднимало занавесу тайны над удивлением дежурной.
На столе, в шкафах, на полу, на кушетке, в ящиках лежали бумаги, рецепты, отчёты, истории болезней. Я смотрела на это кладбище погибших желаний. Во взгляде не было гнева или сожаления. Только безропотная усталость. Когда-то давно я думала, что работа в психиатрии будет невероятно удивительной. Я мечтала о политических преступниках, отправленных в ссылку в дурдом, о преступниках, которые здесь скрываются, об иностранных спецагентах. На крайний случай я оставила себе мечту о блестящей карьере врача, который получает Нобелевскую премию в области психиатрию. Последнее было из разряда обыденной реальности. Но я не думала, что на деле всё пойдёт по самому худшему сценарию. Похороненная в бумажных завалах я никогда не увижу луча света, не вкушу опасности или шума оваций.
В какой-то момент зазвонил будильник. Это означает, что пора осматривать больных. Я представила бесконечный поток усталых, сумасшедших людей. Бесконечный поток вен, что требуют уколов. Поток глаз, что видят, но не понимают. Бумажек, что существуют просто так. Раньше меня бы вырвало от омерзения, сейчас же возможный всплеск негодования ограничился усталым вздохом.
Я вышла из кабинета и очень быстро наткнулась на Мишу. Огромный псих заслонял своей тушей лампы, и я терялась в его тени. Удивительная помесь огромной силы, что может убить быка с одного удара, и беззащитной наивностью. Он улыбался и протягивал мне обрывок туалетной бумаги. Машинально я протянула руку. Тот заулыбался так широко, что я начала бояться, не упадёт ли у него верхняя часть головы.
- Тётя Катя, это Вам.
На клочке было написано «С новым годом». Пара каких-то странных линий, наверное, являющихся ёлками. Бумага серая и неровная. В ней я признала туалетную. Погибшая ухмылка вернулась из могилы при виде этой открытки. В ней таилось счастье, которое было недоступно слишком умным людям. Незатейливость бумажки открыто мне кричала рецепт абсолютной радости, абсолютного счастья. Не нужно чего-то искать, создавать или делать. Нужно только вычитать – вычесть разум. Чтобы почувствовать равновесие с этим миром, нужно лишь услышать его. Сделать своим собственным. Сойти с ума, проще говоря.
Я видела чистые глаза психа, в которых не было чего-то сложного или путанного. Вся его вселенная вращалась вокруг моей реакции на эту бумажку. Чистый, непорочный, к нему не прилипает грязь. Хороший способ сохранить душу – сойти с ума.
Пусть открытка была нарисована на туалетной бумаге. Самое важное – он смог это сделать. Психам трудно своё имя написать, а тут целая фраза – С новым годом. Пусть сейчас февраль, но это ничего не решает.
- Тётя Катя, Вам нравится?
- Да.
- Я. Так. Рад.
Лицо расцвело всеми гаммами радостных ощущений, понеслось в неведомые дали ликования и счастья и возблагодарило меня за то, что я приняла сей скромный дар. Я шепнула:
- Мне нужно работать.
И сбежала в кабинет. Закрыла дверь. Обход нельзя делать, когда мысли похожи на отступающую в панике армию. Путанные, оборванные и не понимающие, что происходит. Меня колотило, колени дрожали, а сердце хотело пойти погулять вне моего тела. Вдох. Выдох. Успокойся. Вдох. Выдох. Так говорят психологи. Ритм дыхания определяет частоту сердечных ритмов. Глубокое и медленное дыхание успокаивает. Вдох. Выдох. Врач не должен быть таким. Больше хладнокровия, больше равнодушия. Не позволять себе терять равновесие из-за такой мелочи. Оставаться спокойной при любых ситуациях. Вдох. Выдох. Вдох. Выход… А выхода и нет.
Через пятнадцать минут я выглянула из кабинета. Миши не было. Я в последний раз глубоко вздохнула и пошла на обход. Безрадостная череда людей смазывалась в одну длинную полосу, не оставляя лиц, смазывая их и пережёвывая. Я не видела людей, а только сплошной поток моих рабочих обязанностей. Меня словно не было. Есть работа, но нет той, кто её выполняет.
Вечер. Пустая и обезвоженная я ехала в свою квартиру. В подземелье я не видела припорошенных снегом елей. Только другие хмурые и усталые рожи. Я прекрасно понимала, что у самой такая же. Раздавленная, сморщенная без воли к борьбе.
От этого нужно бежать. Куда, как. Коренным переворотом, который выгонит меня из этого сплошного потока погружений, где не было мыслей, где всё становилось серым. Нет, не самоубийство. Переворот. Мне нужно было путешествие, рывок. Но денег не хватало. Не было возможности. Я так и буду жить в этом городе без солнца, растворяя свою душу в серо мареве.
Текст№2
Запись первая.
Утро. Солнце лениво как колобок выкатывается из-за горизонта. Все еще спит. Одна я, как не знаю кто, встаю и иду как зомби в ванную. Давно надо зеркало помыть. Умывшись какой-то ржавой водой, я пошла на кухню. Включила телевизор, поставила на плиту сковороду, стала готовить себе яичницу. Как мне напоминает этот кружек желтка на сковороде солнце? Точно так же он прилип к сковороде, как и солнце к небу. По телеящику снова шло какое-то мыло. С досадой я его выключила. И стала жевать уже подгоревшую яичницу. Как не хочется идти на работу. Опять больные на голову, опять полупьяные санитары. Все опять. Но придется идти.
В каком-то тумане я доела яичницу, уже остывшую, накинула пальто и вышла на улицу. Все опять. Опять хмурые прохожие, опять ворчливые водители маршруток, опять…. Все опять. Снег валит. Про дождь говорят: «льет как из ведра». Так что же говорят в таких случаях про снег? Это была, кажется, единственная умная мысль за все утро. Не буду, конечно, описывать свое путешествие по метро. Все было как обычно.
Вот и больница. Опять дежурная вяло кивает головой в знак приветствия. Прошла в свой кабинет. Маленький как и положено врачу в психушке. Тетради и прочие бумажки. Все обычно. Хоть какая-то разрядка случилась бы. Посмотрела на кипу бумаг на столе. Нет, лучше начать с обхода территории.
Я вышла из кабинета. Коридоры пока еще пусты. Сегодня я просто слишком быстро на работу приехала. Психи еще спят, скорее всего. Я глянула на часы. 7:00. Действительно, чего это я так рано приехала. Вот почему на меня так удивленно посмотрела дежурная. Кто же еще кроме меня на работу в такую рань припрется.
Я пошла в кабинет. Села за стол. И занялась бумагами. Отчеты, отчеты и еще раз отчеты. Диагнозы. Истории болезни. Все как обычно. Никаких тебе любовных записок, папок под грифом секретно. А когда-то я пошла на эту работу, почему-то, думая о секретных агентах, которые скрываются от властей в психушке, о политических преступниках, находящихся здесь по этому же поводу. А все оказалось гораздо прозаичнее. Вот она, серая безрадостная реальность. Как же я ее ненавижу. Светлая почти детская мечта быстро трагически погибла, была раздавлена серой обычностью. И теперь я на автомате живу, работаю. Уже не лелею мечту. Кому она нужна.
С бумагами я провозилась около часа. В коридоре послышалось какое-то оживление. Встал народ. Пора обходить больных, давать им «колеса», делать уколы. Суровые будни, одним словом.
Я вышла из кабинета. Мне навстречу выбежал Миша. С милой улыбкой протянул мне кусок туалетной бумаги с надписью «С новым годом, тетя Катя» (психи любят называть меня тетей Катей). Все его лицо так и светилось радостью. Такие лица бывают или у психов или у детей. Им безразличны воины, экономика, преступность и прочая шелуха. Им важно подарить кому-то маленький кусочек своего счастья. У них его столько, что они могут поделиться со всеми людьми на Земле. Они наивны, но в этой наивности своя философия жизни, свое счастье, своя жизнь, наконец. Это взрослые со временем растрачивают ее. Им счастье заменяет удовлетворение животных желаний. Многое говорят: «Я счастлив, я счастлив». А на самом деле это его малая часть. Даже не часть, подобие. Они не смогут достичь счастья. Их душа завалена всяким хламом. А у детей его нет.
И вот, передо мной стоит Миша. Его душа чиста. Хороший способ сохранить душу в первозданной чистоте – сойти с ума. Миша протянул мне кусок туалетной бумаги. Я его развернула. На листе были нарисованы по-детски неумелые елочки, звезды, солнышко, человечки. И еще было написано: «Желаю всего наилучшего». Знаете, такой кусок туалетной бумаги гораздо приятнее получить, чем стандартную новогоднюю открытку. Она покупная, и в нее не вкладывалась душа дарящего человека. Тем более ее подарил человек насквозь больной. Ему свое имя трудно написать, а тут рисунки.
Миша смотрел мне в лицо. Ну и что, что сегодня Февраль, что открытка туалетная бумага, что Миша каждый день всем дарит поздравления с новым годом. Ну и что.
- Тетя Катя, вам нравится моя открытка?
- Да, безусловно нравится.
- Я рад, тетя Катя.
Я не выдержала. Когда на тебя смотрят прямым искренним взглядом, и ты к этому не привык, ты не выдерживаешь. Я кинулась в кабинет. Из мира мечты почти детской я резко окунулась в серый некрасивый мир. Слишком резко. Нет, нельзя снова погружаться в такое состояние. Я врач, а врачам не положено общаться с пациентами как с близкими людьми. Врач должен быть хладнокровен, равнодушен. Или он не врач. Как в таких случаях психологи (и психиатры, кстати, тоже) говорят: «Сделайте глубокий вдох, сожмите и разожмите кулаки и не думайте больше о плохом, улыбнитесь». Я проделала те же действия перед тем, как выйти из кабинета. Миша уже ушел. Я этому даже обрадовалась. Не придется мне больше выносить его проникновенный взгляд. Но с другой стороны он единственное светлое в моей жизни. Детей у меня нет. А другие психи не такие.
Началась работа. Фи, как прозаично. Но жизнь не предоставила мне альтернативы этому занятию. Как скучно. Опять уколы, опять больные, опять грубые санитары. Все опять. Как грустно.
День прошел так себе. Все как обычно. Весь день на работе, а потом возвращаешься одна по подворотням. А дома что? Телевизор и какая-нибудь мыльная опера только на бумаге. Как грустно. А жизнь все проходит. И не вернуть бесцельно прожитые годы. Нет, надо кончать эту жизнь. Не самоубийством, а коренным переворотом. Исполню свои детские мечты. Отправлюсь в путешествие. Только на какие шиши. Денег то нету. Сразу воздушный замок, легкий и прекрасный, разрушился под ударами реальность. Не могут они существовать вместе в мире. Не могут. Они не совместимы. А под развалинами воздушного замка тоже можно погибнуть.
вверх^
к полной версии
понравилось!
в evernote