читает АРСЕН АКОПЯН
А там, за углом был рай,
Но ты так спешил домой,
Где мама ставила чай
На скатерти с бахромой.
Где лаял смешной щенок,
Виляя хвостом у ног.
И не был назначен срок,
И ты был не одинок.
А там, за углом был рай,
Но гнали тебя дела:
Ты прыгал в пустой трамвай
И в нем выгорал дотла. | Жена не ждала назад,
Работа проела плешь,
И все было невпопад,
И где-то лежал рубеж.
А там, за углом был рай,
Но было уже не дойти.
Ты часто твердил «прощай»,
Но чаще шептал «прости».
И слабость старческих рук
Сжимала последний май,
Но мир уже мерк вокруг.
А там, за углом был рай.
|
ПЕЧАЛЬ
СИДЕЛА ЗА СТОЛОМ
Печаль сидела за столом,
Поила горьким чаем лето,
Точила душу мне пером,
Писала письма без ответа.
Печаль сидела за столом,
Кивала в такт паденью неба,
И все, что не понять умом,
Душила тонкой сигаретой. | Печаль сидела за столом,
Печаль текла из темных окон,
Печаль ломилась напролом,
Печаль сворачивалась в кокон.
Печаль моя жила во мне,
И создавая облик мира,
Укором дрожи по спине
С самим собой меня мирила.
Печаль моя… Мой крест, мой дом,
Печаль, изведанная мною,
Печаль сидела за столом
И становилась новой болью.
|
Эти черные птицы свернувшейся боли
Засыпают к утру у тебя на груди.
Посмотри мне в глаза. Мы поедем на море
И увидим восход небывалой зари.
Мы поедем на море вдыхать синий ветер,
Остывающий солью на наших губах.
Посмотри мне в глаза. Мы, конечно, успеем.
Лишь не верь этим птицам, берущим размах
Тонких крыльев в пространстве любви и печали,
На твоей обескровленной тихой груди.
Мы поедем на море, вдвоем, как мечтали.
Мы поедем. Ты просто поверь. И прости. |
|
Часы остановились. Слышишь? Они молчат… Они молчат.
На без пяти двенадцать. Ровно. Так много, много лет назад.
И эта полночь не наступит. Ее не будет никогда.
В безвременье, пропахшем пылью, ползут нелепые года.
А в эту полночь мы хотели пришить друг другу по крылу
И написать себя на небе, дыханьем, словно по стеклу.
Мы обещали стать любимы, мы обещали все узнать,
И в грудь трепещущего мира надежду вбить по рукоять.
Мы в эту полночь собирались понять друг друга до конца
И поцелуем смыть морщины с любого светлого лица.
Мы замирали. Мы так ждали. Мы так поверили в себя.
Кричали, умножая небо на капли летнего дождя.
Мы бились, обнажали сердце, расплескивая боль души,
Мы бы смогли. Я в это верю. Но только полночь не спешит.
Часы стоят… |
Шагая по стёклам разбитых прелюдий,
Не веря уже ни газетам, ни людям,
Из боли любви и земного бессилья
Она собирала непрочные крылья.
Грустила тайком, не любя театральность, По шрамам и ссадинам знала реальность: Закрытые перед лицом ее двери,
Вкус смерти последней отчаянной веры, И чуждость свою, и свою одинокость,
Разбитый в побеге от прошлого локоть. | А кошка у ног неизвестной породы
Учила ее чувству гордой свободы,
Учила гулять по обшарапнной крыше,
Учила, что люди почти что как мыши,
И если любить, то не жалких, не слабых, И если уж падать, то только на лапы.
Они уходили вдвоем вдоль прибоя,
Прозрачные крылья сжимая в ладонях,
Вдоль долгого неба, осенних морозов, Шагая по стёклам, по людям, по звездам.
| 
 |
|