[показать]
И вот однажды О. появилась в агентстве с огромным букетом гиацинтов - их густой масляный запах очень похож на запах тубероз и часто вызывает головокружение - и преподнесла его Жаклин, которая вдохнула аромат цветов и голосом привыкшей к подаркам женщины спросила:
- Это мне?
Потом, сказав спасибо, она поинтересовалась у О., зайдет ли сегодня за ней Рене.
- Да, он будет здесь, - ответила О. и подумала, что Жаклин, похоже, собирается подарить ему одну из своих очаровательных улыбок.

О. прекрасно знала, почему она, прежде такая смелая, вдруг стала столь робкой, почему она вот уже два месяца не решается открыться Жаклин, сказать ей, что хочет ее, и придумывает для самой себя всевозможные причины, чтобы хоть как-то объяснить эту свою нерешительность. И дело тут не в Жаклин и ее недоступности, а в самой О. - никогда прежде ничего подобного с ней не случалось. Рене никак не ограничивал ее свободу, но ей самой эта свобода была в тягость. О. ненавидела ее - она была хуже любых цепей. О. давно бы уже могла, не говоря ни слова, просто схватить Жаклин за плечи и, целуя, прижать ее где-нибудь к стене. Она нисколько не сомневалась, что девушка, не отвергла ли бы ее. И ей не нужно было никакого разрешения на это - разрешение она имела. Как прирученная хозяином собака, О. ждала иного - приказа. И она дождалась его, но только не от Рене, а от сэра Стивена.
Шли дни, и О., принадлежащая теперь сэру Стивену, стала вдруг со страхом замечать, что англичанин со временем приобретает все большее и большее влияние на Рене. Правда, она вполне допускала, что это ей только так кажется и что сейчас перед ней, просто раскрываются во всей полноте давно установившиеся между ними отношения. Еще она довольно скоро заметила, что Рене стал оставаться у нее на ночь, только если вечером ее вызывал к себе сэр Стивен. Англичанин редко оставлял ее у себя на ночь и то только тогда, когда Рене уезжал из Парижа. Если же ее возлюбленному случалось быть в такие вечера у сэра Стивена, он никогда не прикасался к ней, разве что в те моменты, когда хозяин просил его поддержать ее. Он там почти не разговаривал, постоянно курил, зажигая одну сигарету от другой, следил за камином, изредка подбрасывая туда дрова, наливал сэру Стивену виски, сам же при этом не пил. О., чувствуя на себе взгляд Рене, думала, что так, должно быть, следит за своим питомцем дрессировщик, который вложил в него всю свою любовь и умение и теперь не без оснований ожидает, что тот своим послушанием и воспитанием принесет ему заслуженное признание. Главным для Рене было сделать приятное сэру Стивену, и он, подобно телохранителю какого-нибудь наследного принца, выбравшего для своего господина наложницу, внимательно следил за выражением лица англичанина - доволен ли? Рене всячески старался выразить свою признательность и благодарность сэру Стивену за то, что он не отказывается от его подарка и соглашается использовать О. в свое удовольствие.
О. понимала, что, разделив между собой ее тело, они как бы заключили некий тайный союз, абсолютно чуждый ей, но от этого, нисколько не менее реальный и могущественный. И все же ей казалось, что в их желании сделать ее общей собственностью было что-то ирреальное. В Руаси ею одновременно обладали и Рене, и другим мужчины, так почему же в присутствии англичанина, возлюбленный отказывается не только заниматься с ней любовью, но даже разговаривать? Она как-то спросила его об этом, впрочем, заранее уже зная ответ.
Продолжение следует...