Статья национал-большевика Сергея Гребнева написанная им для «Лимонки / Генеральной линии» в одном из питерских СИЗО.


(надпись на дверях камеры)

5 октября, в день выборов мы с Наташей мы решили поздравить с победой во 2 туре Валентину Стакановну Матвиенко. Ждать мы больше не могли, так как не терпелось засвидетельствовать свое почтение к всеми уважаемому чиновнику от питерского отделения НБП. Поэтому мы решили отправиться на ночную пресс-конференцию новоиспеченной губернаторши. Купили цветов, напечатали поздравительные листовки. Около 1 часа ночи мы попали к Горному институту, где располагался предвыборный штаб г-жи Матвиенко. Беспрепятственно прошли в конференц-зал и встали позади огромного количества телекамер.
И вот вошла САМА. Зал наполнился каким то фантастическим сиянием, у меня закружилась голова. Неужели я простой питерский парень могу находиться всего в нескольких метрах от НЕЕ которая запросто входит к САМОМУ?!! Пресс конференция началась, я стал приглядываться к г… Матвиенко, еще не слушая о чем она говорит. Какой же был у меня шок, когда вместо ухоженной, доброй тети с глянцевых рекламных плакатов я увидел большую, старую и злобную макаку! Может быть ужасная, но добрая внутри… Валентина Ст…(что за черт ?) Ивановна, да это была она, говорила о будущем нашего города (причем здесь Шепитовка?), о том что питерцы проголосовали за лучшее (за какое?), ни кому мстить не буду (за что?) и т. д. Журналисты, задавая вопросы, засовывали языки, вылизывая так глубоко как их не просили. Но я их не слышал, мне было так горько, я понял в какие лапы попал мой родной любимый город. Пресс конференция закончилась, губернатор бандерлогов направилась к выходу. И тут о ужас, маленькая хрупкая Наташа подходит к губернатору и бьет ее цветами по лицу, кричит: «Нам не нужен такой губернатор». У меня потемнело в глазах, в голове гул, и я увидел Петра I, он стоял на берегу Невы, ветер с дождем хлестал ему в лицо. Свинцовые тучи плыли над его головой. Он повернулся ко мне, суровое лицо, сдвинутые брови, волевые сжатые губы. А в глазах нечеловеческая печаль . Видение пропало . Руки мои сами собой бросили вверх пачку листовок и я что есть сил заорал: « Нам не нужна Матвиенко!!!» Сзади на меня набросились люди в штатском, сбили меня с ног, повалили на пол. Тоже сделали с Наташей. Заломав до хруста руки в суставах вывили в коридор .
«Дверь закрой! Журналюг не выпускать!» Опять повалили на пол и стали избивать. Постоянно кто то пытался попасть между ног. Подняли, поволокли, положили на лестнице. Краем глаза вижу - у дядьки то ножка трясется.
«Убрать их. Быстрей, быстрей. Куда? Давай в мужской туалет», подняли поволокли. Туалет евро; положили, «сука, блядь» и т.д. «Ты на кого прыгнул, мразь! По почкам бей! Пристрелю!», достает пушку, рукояткой бьет по шее. Один все время пытается ударить между ног. Какая то подозрительная ненависть к мужским половым органам, наверное что то из детства. Минут через пять: «Встать!» - встаю. Огляделся, всего человек 6-7, в углу бьют Наташу. Открывается дверь, заходит мордатый в костюме, в руках огромная такая дубина. По выражению лица – активист «хартии за честные выборы». И давай охаживать по почкам, по жопе, по ногам, по спине.
«Всё, менты приехали, давай сдавай! Быстро!» Надевают наручники, выводят, передают ментам. Бегом во двор, к черному входу. В ментовскую машину, меня и Наташу. Мент у мента: «Чё сделали то? - Да, Матвиенке по роже цветами треснули. – Ха, надо было кирпичем». Едем. Смотрю на Наташу, держится молодцом. Строгое, суровое лицо национал-большевика. Теперь все равно что будет, мы выполнили волю Петра, а это куда больше чем их крысиная возня. Привозят. «На пятый этаж их, сейчас все приедут». Заводят на пятый, ставят лицом к стенке. Приезжают «все». Человек десять, все из разных ведомств. Самый крутой из ФСО. Эдакий агент из «Матрицы», весь в черном. Суров, подтянут. Недавно пиздил меня с перекареженной рожей, брызгая слюной, сейчас – вежлив, но жесток. Разводят по кабинетам. «Кто заказал?» - в кабинете присутствуют ФСОшник, два опера из этого отдела и еще несколько неизвестно кого. «Никто, - говорю, - гражданская позиция моя. Я член НБП. Мне никто ничего не заказывал и не платил». Долгое приперательство с одними и теми же вопросами, угрозами и ответами. ФСО: «Сергей, давай ты дурака валять не будешь, все расскажешь и все будет нормально». Объясняю еще раз для особо одаренных, что я член НБП и т.д. Не понимают. «Сергей, - это опять ФСО, - есть два варианта. Ты все рассказываешь и идешь домой! Второй, ты уходишь сейчас со мной в неизвестном направлении». Мне нечего им сказать нового. ФСО встает: «Ну ладно. Разбирайтесь с ним сами, что бы все было четко, аккуратно. Через час надо что-то уже показывать ТАМ! Вот номер мобильника…» Зачем-то показывает мобильник. Ну да крутой, с кнопочками, маленький. «Включен всегда, на него звонят все включая президента». А вон оно что, я повнимательней посмотрел на мобильник, опера тоже. Аж коленки дрогнули, на этот мобильник сам звонит!!! Уходит. За ним подтягиваются все кроме двух оперов. Сидят, рассматривают документы мои. Корка помощника деп. Леонова. «А сука, помощник, стрелять надо этих помощников». Жалко что не с кем было поспорить. Я был уверен, что кто-нибудь из них скажет вторую стандартную фразу. Пожалуйста. Говорит второй: «Ты знаешь сколько их? Им может стать кто угодно». Читает листовку. «Так – и кандитат от Ментов – Что? Ты кого ментом назвал?!!!» - Из разряда сам дурак. «Какое ты, сука, блядь, имеешь меня право ментом называть?» «Вы сами себя так называете». «Тебя ебет, как я себя называю?! – Я сотрудник милиции!» «Есть большая разница, - говорю я, - между ментом и сотрудником милиции». Мычит что-то и замолкает. Менту хочется быть сотрудником милиции. Периодически заходят люди в штатском, показывают разные корочки – УБОП, УГРо и т.д. Садятся, переписывают документы, задают одни и те же вопросы и уходят.
Наконец уходят все кроме одного опера. Я разглядываю его. Откуда я мог помнить это лицо? О боже, да это же …, нет, не может быть, ну точно один в один – продавец анаши из моего района. Не он ли? Но спросить постеснялся, обижу еще «человека». Тут появляется молодой опер в очках, в руках листовка. «Сережа (это я ему «Сережа», лет на пять меня младше), кто листовку печатал?» «Я». «Где?» «У Наташи». С торжественным видом, как будто поймал убийцу Кеннеди, он орет: «У Луковниковой нет принтера!» Всё пиздец! Я разоблачен! Слезы раскаяния! Чистуха! «Ты че! охуел, Сережа? на каком принтере печатал листовки?» (фирму что ли надо?) «Я не помню». «Все больше разговоров типа Сережа не будет, я пошел за палкой». Сходи, может поможет. Через пять минут приходит, садится рядом, молчит. Палку видать нашел, помогла. «Сережа, давай поговорим без протокола. Нормально». Господи, зачем бог дал людям столько глупости! Без комментариев. Вваливаются человек пять оперов. Самый большой, судя по всему главный, садится напротив, грозно смотрит на меня. «Ну что, рассказал?» «Нет» «Ну что сначала отпиздят тебя, а потом в камеру к пидорам.» Приехали! Опять двадцать пять! Одно и тоже! Пидоры, пресс-хата и т.д. по стандартному набору. Господин Грызлов официально обращаюсь к вам, назначьте имиджмейкеров для Ментов. Пусть они придумают новые фразы, угрозы, новый стиль общения. А то стыдоба какая то, 21 век, а все тоже: пидоры, в жопу выебут! О жопе думают, а не о людях. Во как. «Раздевайся!» Что поделать, раздеваюсь до трусов. Рассматривают татуировки. «Да, ты понравишься пидорам в камере гы-гы-гы». Опер за спиной: «Я даже знаю кому в камере из пидоров понравится». Это интересно, что опер знает какие кому в камере пидоров нравятся. Наверное на допросах обсуждают: «Тебе гр. Иванов какие нравятся?» «Блондины, начальник»
«Вещички в угол. Пусть так посидит». Свои показания подписываю в одних трусах. Продавец анаши - «как меня всё заебало с тобой. А че за баба с тобой ?» Товарищ по партии. «Трахаешь?» У меня жена есть! «Жена это хлеб, иногда булки хочется.» Фу! Какая мерзкая пошлятина. Приходит второй, завет торговца анашой, о чем то говорят. «Одевайся!» Одеваюсь. Выводят в коридор, пристегивают наручниками к скамейке. Заходят в кабинет, слышу бряконье стаканов. Через час спустили в обезьянник. Я там растянулся на 30-сантиметровой скамейке и задремал. И снится мне, что я иду по Невскому, красота, отреставрированные здания, чистые улицы, играет приятная музыка, все улыбаются, но что то не так . Понял , я не слышу русской речи, нет вывесок на русском. И тут ко мне подходят двое в штатском. «Русский? – Да. – Петербуржец? – Да. – Пройдемте». Подходим к красивой резной двери. Меня вталкивают. «Нарушение режима», - говорит один в штатском. Маленький тамбур с железной дверью с решеткой. В тамбуре 4 мента с дубинками. «Ты как туда вылез, сука», - спрашивает меня один и бьет меня дубинкой по лицу. Меня сильно избивают. Потом открывают и вталкивают внутрь. Я падаю. Слышу вой сирен! Лай собак. Меня поднимают, проводят через заграждения с колючей проволкой. И я оказываюсь в большом дворе , вокруг стоят полуразрушенные дома, недалеко от меня 2 мента избивают женщину. Где я? Я поднимаю глаза и вижу огромный портрет. С него на меня смотрит большая злая макака. Подпись внизу: «Вместе мы победим».
Просыпаюсь. Господи, приснится же такое. Приезжает мужик с камерой. Кто? Где? Когда? Зачем? «Фас, профиль». Два раза снимают отпечатки пальцев. Всё, в суд. Повезут 2 опера и участковый. Выводят, сажают в крутую тачку. О как. Опер за рулем: «Ну я все понимаю, но почему в вашей листовке написано «кандидат от ментов»? Я не мент, я сотрудник милиции, и никакого участия в этом не принимал». Господи дай мне сил! Я: «Есть менты, а есть сотрудники милиции». Он: «Я очень хорошо понимаю разницу!» и замолкает. Наташа сидит улыбается.
По дороге звонят, возвращают. Разворачиваемся. Звонят. Отбой. В суд.
В суде. Судья женщина. Наташа определяет ее по шкале Лимонова.
«Гребнев, встаньте, подойдите. Кто? Где? Когда? Зачем?» «Я член НБП и т.д.» «А вы не считаете, что содержание вашей листовки оскорбляет кандидата в губернаторы Валентину Ст… (показалось) Ивановну Матвиенко как женщину?» «??!! Нет, не считаю». «В рапорте: ругался нецензурно, на замечания не реагировал. Признаете?» «Ха-ха! На замечания не реагировал. Нет, не ругался, на замечания реагировал». «Садитесь». Что-то пишет: «15 суток ареста». Замечательно. «Луковникова, ответьте пожалуйста, как вы оказались в Горном институте?» Наташа долго рассказывает, как она ехала на метро, как шла к институту, как прошла, как поднималась по лестнице, а вот куда повернула на лево или на право – не помнит, а потом вошла в зал. «Так, понятно, Луковникова, а может вы все-таки хотели вручить цветы? Ваш жест был похож на это. – Нет!!! Я замахнулась, чтобы ударить, но вот попала или нет – не видела, меня повалили на пол». «Вы что-нибудь говорили? – Да, нам не нужен такой губернатор. – Ясно, садитесь». Что-то пишет. «15 суток ареста». Переглянулись, улыбнулись, вот жопа. «Подождите в коридоре. Сейчас напечатаем постановление». Выходим. Садимся на скамейку. Переговариваемся. И тут открывается дверь в коридор, и появляются, кто бы вы думали? – Опа-опа, ребята из УБОПа. 18 отдел. «О, знакомые лица. Как дела? Поговорим?» Берут Наташу и уводят в другой коридор. Ко мне подсаживается один, здоровый такой. Про таких говорят – пиджак на два стула вешает, в ботинок 2 ноги сунуть можно. Второй садится на корточки напротив. «Ну что, Сергей, гворить будем или как?» «О чем смотря». «Кто листовки тебе дал?» «Я уже говорил, сам напечатал». «Мы из другого ведомства, и не надо врать. Тебе их дали. Сам бы до такого не додумался. Сказать, кто дал?» «Кто?» - мне даже интересно стало, кто же мне листовки дал. «Леонов Владимир Николаевич». Ничего себе! Я аж поперхнулся от удивления. «Да, да, не надо кривляться. Мы всё знаем». «Ну раз вы всё знаете, что же вы от меня хотите?» «Чтоб ты всё честно рассказал». «Мне нечего вам сказать». «Давай так, ты все рассказываешь и спокойно сидишь свои 15 суток. Либо я устраиваю так, что после 15 будет еще 15 и так до бесконечности. А там я вам такую веселую жизнь устрою, что вы вспомните как ваших прадедушек звали. Веришь?» «Верю». «Мне это ничего не стоит. Всего лишь прийти туда с бутылкой водки». «Я все прекрасно понимаю. Но сказать мне вам нечего». «Так, ясно, по хорошему вы не понимаете. Будем вас наказывать». Подошли те двое, и начался разговор ни о чем, Ленин – шизик, Лимонов с Леоновым нами пользуются, власть мы все равно не получим (а если получим, то Я точно не получу), вы пешки, говорят мне пешки, хватит играть в революционеров, ни хуя вы не измените, жизнь мы вам попортим (кто бы сомневался) и т.д. и т.п., всё в том же духе. Наконец уходят. Сидим с Наташкой дальше. Тут в двери появляются моя любимая Оленька и Артур, муж Наташи. Оленька, милая зачем ты здесь? Не хочу я тебя видеть в этих поганых стенах. Оперюга не подпускает их к нам. «Посмотреть можно? » - сверлит опера глазами Олька. «Смотри. Всё посмотрела?» - отгоняет подальше. «Посмотрела!» - змеюкой шепит она. Только бы в рожу ему не вцепилась. Олька стоит, и из коридора показывает на пальцах: 15 дали? – киваю. Вертит у веска, показывает кулачек. Выносят постановление. Опер суетится: «Взять их под руки, пошли». На лестнице отгоняет от нас ребят, «быстрей, быстрей (в телефон) всё, всё, не надо наряда, сами справились». Ну слава богу, а то ведь отбить могли, жена моя килограмм 50 (опер то около 120 будет), Тема , Артур. Повезло, не напали.
Привезли обратно в отдел, долго выясняли где спец приемник находится, какие документы надо, как обычно нет бланков. Несколько часов этого дерьма и нас везут на Захарьевскую, 6, в спецприемник. Попали в пробку. «Давай с сиреной, почти террористов везем». Ну вот и в спецприемнике, бывшей тюрьме для политзаключенных. Проверка на вшей, инструктаж и в камеры. По ночам, в соседних камерах воют свои песни абреки. Их тут дофига, между песнями орут: «дамой хачу, шашлык хачу!!!» Пищат крысы, воняет тюрьмой. В газетах потом писали: «Мелкие, но очень опасные хулиганы». Еще какие опасные. «Нашлись хулиганы, которые испортили праздник В.И.Матвиенко» Да нашлись! И всем остальным таким же, и вам продажные твари, мы еще так испортим ваш поганый праздник.

Сергей Гребнев