Это цитата сообщения
itsElf Оригинальное сообщениеРаневская
Стареть скучно, но это единственный способ жить долго.
Оптимизм - это недостаток информации.
На голодный желудок русский человек ничего делать и думать не хочет, а
на сытый - не может.
Я себя чувствую, но плохо.
Животных, которых мало, занесли в "Красную книгу", а которых много - в
"Книгу о вкусной и здоровой пище".
Я жила со многими театрами, но так и не получила удовольствия.
Спутник славы - одиночество.
Если женщина говорит мужчине, что он самый умный, значит, она
понимает, что второго такого дурака она не найдет.
Воспоминания - богатсва старости.
К счастью, мне очень мало надо.
Старость - это время, когда свечи на именинном пироге обходятся дороже
самого, а половина мочи идет на анализы.
Как я завидую безмозглым!
У меня хватило ума прожить жизнь глупо.
Здоровье, это когда у вас каждый день болит в другом месте.
Старость - это когда беспокоят не плохие сны, а плохая
действительность.
Сняться в плохом фильме - все равно, что плюнуть в вечность.
Жизнь - это небольшая прогулка перед вечным сном.
Жизнь - это затяжной прыжок из п...зды в могилу.
Старость - это просто свинство. Я считаю, что это невежество бога,
когда он позволяет доживать до старости. (конец 70-х)
Как ошибочно мнение о том, что нет незаменимых актеров.
Страшно, когда тебе внутри восемнадцать, когда восхищаешься прекрасной
музыкой, стихами, живописью, а тебе уже пора, ты ничего не успела, а
только начинашь жить! (конец 70-х)
Нас приучили к одноклеточным словам, куцым мыслям, играй после этого
Островского!
Кто бы знал мое одиночество? Будь он проклят, этот самый талант,
сделавший меня несчастной. Но ведь зрители действительно любят? В чем
же дело? Почему ж так тяжело в театре? В кино тоже Гангстеры. (май
1948)
У меня хватило ума глупо прожить жизнь.
В Москве можно выйти на улицу одетой, как бог даст, и никто не обратит
внимания. В Одессе мои ситцевые платья вызывают повальное недоумение -
это обсуждают в парикмахерских, зубных амбулаториях, трамвае, частных
домах. Всех огорчает моя чудовищная "скупость" - ибо в бедность никто
не верит. (1949)
Ребенка с первого класса школы надо учить науке одиночества.
Толстой сказал, что смерти нет, а есть любовь и память сердца. Память
сердца так мучительна, лучше бы ее не было... Лучше бы память навсегда
убить.
Мысли тянутся к началу жизни - значит, жизнь подходит к концу.
Критикессы - амазонки в климаксе.
Проклятый девятнадцатый век, проклятое воспитание: не могу стоять,
когда мужчины сидят.
Эти новаторы погубили русский театр. С приходом режиссуры кончились
великие актеры, поэтому режиссуру я ненавижу (кроме Таирова). Они
показывают себя. (1966)
Сегодняшний театр - торговая точка. Контора спектаклей... Это не
театр, а дачный сортир. Так тошно кончать свою жизнь в сортире. (конец
70-х)
Чтобы получить признание - надо, даже необходимо, умереть.
Бог мой, как я стара - я еще помню порядочных людей! (1973)
Когда мне не дают роли в театре, чувствую себя пианистом, которому
отрубили руки.
Есть люди, в которых живет Бог; есть люди, в которых живет дьявол; и
есть люди, в которых живут только... глисты.
Ночью болит все, а больше всего совесть.
Для меня - загадка: как могли Великие актеры играть с любым дерьмом?
Очевидно, только мало талантливые актеры жаждут хорошего,
первоклассного партнера, чтоб от партнерства взять для себя
необходимое, чтоб поверить - я уже мученица. Ненавижу бездарную
сволочь, не могу с ней ужиться, и вся моя долгая жизнь в театре -
Голгофа. (конец 60-х)
Очень тяжело быть гением среди козявок. (об Эйзенштейне)
Я сегодня играла очень плохо. Огорчилась перед спектаклем и не могла
играть: мне сказали, что вымыли сцену для меня. Думали порадовать, а я
расстроена, потому что сцена должна быть чистой на каждом спектакле.
(конец 60-х)
Еврей есть курицу, когда он болен или когда курица больна.
Сейчас все считают, что могут быть артистами только потому, что у них
есть голосовые связки.
Театр катится в пропасть по коммерческим рельсам. Бедный, бедный К.С.
Я - выкидыш Станиславского.
Талант - это неуверенность в себе и мучительное недовольство собой и
своими недостатками, чего я никогда не встречала у посредственности.
Сейчас актеры не умеют молчать, а кстати, и говорить!
Угнетает гадость в людях, в себе самой - люди бегают, носятся,
скупают, закупают, магазины пусты - слух о денежной реформе -
замучалась долгами, нищетой, хожу как оборванка "Народная артистка". К
счастью, мне очень мало надо. (декабрь 1947)
Есть люди, хорошо знающие, "что к чему". В искусстве эти люди сейчас
мне представляются бандитами, подбирающими ключи.
Поняла, в чем мое несчастье: скорее поэт, доморощенный философ,
"бытовая" дура - не лажу с бытом! Деньги мешают и когда их нет, и
когда они есть. Вещи покупаю, чтобы их дарить. Одежду ношу старую,
всегда неудачную. Урод я.
Я обязана друзьям, которые оказывают мне четь своим посещением, и
глубоко благодарна друзьям, которые лишают меня этой чести. У них у
всех друзья такие же, как они сами, - контактны, дружат на почве
покупок, почти живут в комиссионных лавках, ходят друг к другу в
гости. Как я завидую им - безмозглым! (1948 - 1952)
Мое богатство, очевидно, в том, что мне оно не нужно.
Отвратительные паспортные данные. Посмотрела в паспорт, увидела, в
каком году я родилась, и только ахнула. (1948 - 1952)
После спектакля, в котором я играю, я не могу ночью уснуть от
волнения. Но если я долго не играю, то совсем перестаю спать. (1948 -
1952)
Этим ограничивается моя слава - "улицей" - а начальство не признает.
Все, как полагается в таких случаях. (1948)
Птицы ругаются, как актрисы из-за ролей. Я видела, как воробушек явно
говорил колкости другому крохотному и немощному, и в результате ткнул
его клювом в голову. Все, как у людей.
Я не верю в духов, но боюсь их.(1948)
Гете: "Все должно быть единым, вытекать из Единого и возвращаться в
Единое". Это для нас, для актеров, - основа!
Мне иногда кажется, что я еще живу только потому, что очень хочу жить.
За 53 года выработалась привычка жить на свете. Сердце работает вяло и
все время делает попытки перестать мне служить, но я ему приказываю:
"Бейся, окаянное, и не смей останавливаться". (1949)
Для актрисы не существует никаких неудобств, если это нужно для роли.
(съемки фильма "Золушка")
Что делать, когда надо действовать, надо напрягать нечеловеческие
усилия без желания, а напротив, играя с отвращением непреодолимым, -
почти все, над чем я тружусь всю мою жизнь? (1948)
Спутник славы - одиночество. (1948)
Я часто думаю о том, что люди, ищущие и стремящиеся к славе, не
понимают, что в так называемой "славе" гнездится то самое одиночество,
которого не знает любая уборщица в театре. Это происходит от того, что
человека, пользующегося известностью, считают счастливым,
удовлетворенным, а в действительности все наоборот. Любовь зрителя
несет в себе какую-то жестокость... Однажды после спектакля, когда
меня заставили играть "по требованию публики" очень больную, я раз и
навсегда возненавидела "свою славу".
Мне непонятно всегда было: люди стыдятся бедности и не стыдятся
богатства.
Цинизм ненавижу за его общедоступность.
В старости главное - чувство достоинства, а его меня лишили. (1960)
Какой печальный город. Невыносимо красивый и такой печальный с
тяжело-болезнетворным климатом. (Ленинград, 1960)
Стараюсь припомнить, встречала ли в кино за 26 лет человекообразных?
(1960)
Говорят, что герой не тот, кто побеждает, а тот, кто смог остаться
один. Я выстояла, даже оставаясь среди зверей, чтобы доиграть до
конца. Зритель ни в чем не виновен. Меня боятся... (театр им.
Моссовета, 1955)
Сейчас долго смотрела фото - глаза собаки человечны удивительно. Люблю
их, умны они и добры, но люди делают их злыми.
Читаю Даррела, у меня его душа, а ум курицы. Даррел писатель
изумительный, а его любовь к зверью делает его самым мне близким
сегодня в злом мире.
Жизнь бьет ключом по голове!
Ничто так не дает понять и ощутить своего одиночества, как когда
некому рассказать сон.
Теперь, в старости я поняла, что "играть" ничего не надо.
Если бы я вела дневник, я бы каждый день записывала одну фразу: "Какая
смертная тоска", и все. Я бы еще записала, что театр стал моей
богадельней, а я еще могла бы что-то сделать. (1965)
Похороны - спектакль для любопытствующих обывателей. (1966)
Эпикур говорил - хорошо прожил тот, кто хорошо спрятался.
Мне бы только не мешали, а уж помощи я не жду... Режиссер говорит мне
- пойдите туда, станьте там, - а я не хочу стоять "там" и идти "туда".
Это против моей внутренней жизни, или я пока этого еще не чувствую.
(1966)
Книгу писала 3 года, прочитав, порвала. Книги должны писать писатели,
мыслители или же сплетники.
Больше всего в жизни я любила влюбляться.
Завадскому дают награды не по способностям, а по потребностям. У него
нет только звания "Мать-героиня". (о режиссере театра им. Моссовета,
1973)
Завадскому снится, что он уже похоронен на красной площади. (конец
70-х)
Я знала его всю жизнь. Со времени, когда он только-только начинал,
жизнь нас свела, и все время мы прошли рядом. И я грущу, тоскую о нем,
мне жаль, что он ушел раньше меня. Я чувствую свою вину перед ним:
ведь я так часто подшучивала над ним. (конец 70-х)
Запомни на всю жизнь - надо быть такой гордой, чтобы быть выше
самолюбия.
Я родилась недовыявленной и ухожу из жизни недопоказанной. Я недо... И
в театре тоже. Кладбище несыгранных ролей. Все мои лучшие роли сыграли
мужчины. (конец 70-х)
Старухи бывают ехидны, а к концу жизни бывают и стервы, и склочницы, и
негодяйки, а к старости надо добреть с утра до вечера!
Великий Станиславский попутал все в театральном искусстве. Сам играл
не по системе, а что сердце подскажет.
Чтобы играть Раскольникова, нужно в себе умертвить обычного, земного,
нужно стать над собой - нужно искать в себе Бога.
Главное в том, чтоб себя сдерживать - или я, или кто-то другой так
решил, но это истина. С упоением била бы морды всем халтурщикам, а
терплю. Терплю невежество, терплю вранье, терплю убогое существование
полунищенки, терплю и буду терпеть до конца дней. (1976)
Для меня каждый спектакль мой - очередная репетиция. Может быть
поэтому я не умею играть одинаково. Иногда репетирую хуже, иногда
лучше, но хорошо - никогда.
Вассу играла в 36-м году... Сравнивая и вспоминая то время - поняла,
как сейчас трудно. Актеры - пошлые, циничные. А главное - талант
сейчас ни при чем. Играет всякий кому охота. (1977)
Многие получают награды не по способности, а по потребности. Когда у
попрыгуньи болят ноги - она прыгает сидя.
Нет болезни мучительнее тоски.
Самое страшное, это когда человек уже принадлежит не себе, а своему
распаду.
Если бы я часто смотрела в глаза Джоконде, я бы сошла с ума: она обо
мне знает все, а я о ней ничего.
Ну и лица мне попадаются, не лица, а личное оскорбление!
В театр хожу, как в мусоропровод: - фальш, жестокость, лицемерие, ни
одного честного слова, ни одного честного глаза! Карьеризм, подлость,
алчные старухи! (конец 70-х)
Паспорт человека - это его несчастье, ибо человеку всегда должно быть
восемнадцать лет, а паспорт лишь напоминает, что ты не можешь жить,
как восемнадцатилетний человек!
Когда мне снится кошмар - это значит, я во сне снимаюсь в кино.
Я верю в бога, который есть в каждом человеке. Когда я совершаю
хороший поступок, я думаю, это дело рук божьих.
Погода ваша меня огорчила, у нашей планеты явный климакс, поскольку
планета - дама! (из письма А.Щеглову в Кабул, 1983)
Успех - единственный непростительный грех по отношению к своему
близкому.
Настоящий мужчина - это мужчина, который точно помнит день рождения
женщины и никогда не знает, сколько ей лет. Мужчина, который никогда
не помнит дня рождения женщины, но точно знает, сколько ей лет – это
ее муж
Знаете, когда я увидела этого лысого на броневике, то поняла: нас ждут
большие неприятности.
Я жила со многими театрами, но так и не получила удовольствия.
Когда у попрыгуньи болят ноги, она прыгает сидя.
Я не признаю слова "играть". Играть можно в карты, на скачках, в
шашки. На сцене жить нужно.
Четвертый раз смотрю этот фильм и должна вам сказать, что сегодня
актеры играли как никогда.
Когда мне не дают роли, чувствую себя пианисткой, которой отрубили
руки.
Шкаф Любови Петровны Орловой так забит нарядами, что моль, живущая в
нем, никак не может научиться летать!
На голодный желудок русский человек ничего делать и думать не хочет, а
на сытый - не может.
Или я старею и глупею, или нынешняя молодежь ни на что не похожа!
Раньше я просто не знала, как отвечать на их вопросы, а теперь даже не
понимаю, о чем они спрашивают.
Сегодняшняя молодежь ужасная. Но еще ужаснее то, что мы не принадлежим
к ней.
Семья заменяет все. Поэтому, прежде чем ее завести, стоит подумать,
что тебе важнее: все или семья.
Страшно грустна моя жизнь. А вы хотите, чтобы я воткнула в жопу куст
сирени и делала перед вами стриптиз.
Я социальная психопатка. Комсомолка с веслом. Вы меня можете пощупать
в метро. Это я там стою, полусклонясь, в купальной шапочке и медных
трусиках, в которые все октябрята стремятся залезть. Я работаю в метро
скульптурой. Меня отполировало такое количество лап, что даже великая
проститутка Нана могла бы мне позавидовать.
Когда у попрыгуньи болят ноги, она прыгает сидя
Подводя итоги, Раневская говорила:
— Я родилась недовыявленной и ухожу из жизни недопоказанной. Я недо…
— Всю жизнь я проплавала в унитазе стилем баттерфляй.
— У нее не лицо, а копыто, — говорила об одной актрисе Раневская.
— Смесь степного колокольчика с гремучей змеей, говорила она о другой.
Главный художник "Моссовета" Александр Васильев характеризовался
Раневской так: "Человек с уксусным голосом".
О коллегах-артистах:
— У этой актрисы жопа висит и болтается, как сумка у гусара.
— У него голос, — будто в цинковое ведро ссыт.
Об одном режиссере:
— Он умрет от расширения фантазии.
— Пипи в трамвае — все, что он сделал в искусстве.
Раневская о проходящей даме: "Такая задница называется "жопа-игрунья".
А о другой "С такой жопой надо сидеть дома!".
Обсуждая только что умершую подругу-актрису:
— Хотелось бы мне иметь ее ноги — у нее были прелестные ноги! Жалко —
теперь пропадут…
Раневская и Марецкая идут по Тверской. Раневская говорит:
— Тот слепой, которому ты подала монетку, не притвора, он
действительно не видит.
— Почему ты так решила?
— Он же сказал тебе: "Спасибо, красотка!"
— Критикессы — амазонки в климаксе.
— Когда нужно пойти на собрание труппы, такое чувство, что сейчас
предстоит дегустация меда с касторкой.
Раневская всю жизнь мечтала о настоящей роли. Говорила, что научилась
играть только в старости. Все годы копила умение видеть и отражать,
помнить и чувствовать, но чем тверже овладевала грустной наукой
существования, тем очевиднее становилась невозможность полной
самореализации на сцене.
Оказалось, нет для нее ни Роли, ни Режиссера. Роль не придумали.
Режиссер не родился.
Раневская хотела попасть в труппу Художественного театра.
Качалов устроил встречу с Немировичем-Данченко. Волнуясь, она вошла в
кабинет. Владимир Иванович начал беседу — он еще не видел Раневскую на
сцене, но о ней хорошо говорят. Надо подумать, — не войти ли ей в
труппу театра. Раневская вскочила, стала кланяться, благодарить и,
волнуясь, забыла имя и отчество мэтра: "Я так тронута, дорогой Василий
Степанович!" — холодея, произнесла она. "Он как-то странно посмотрел
на меня, — рассказывает Раневская, — и я выбежала из кабинета, не
простившись". Рассказала в слезах все Качалову. Он растерялся, но
опять пошел к Нимеровичу с просьбой принять Раневскую вторично. "Нет,
Василий Иванович, — сказал Нимерович, — и не просите; она, извините,
ненормальная. Я ее боюсь".
Однажды, посмотрев на Галину Сергееву, исполнительницу роли "Пышки", и
оценив ее глубокое декольте, Раневская своим басовитым голосом
сказала, к восторгу Михаила Ромма, режиссера фильма: "Эх, не имей сто
рублей, а имей двух грудей".
В разговоре Василий Катанян сказал Раневской, что смотрел "Гамлета" у
Охлопкова.
— А как Бабанова в Офелии? — спросила Фаина Георгиевна.
— Очень интересна. Красива, пластична, голосок прежний…
— Ну, Вы, видно, добрый человек. Мне говорили, что это болонка в
климаксе, — съязвила Раневская.
Раневская постоянно опаздывала на репетиции. Завадскому это надоело, и
он попросил актеров о том, чтобы, если Раневская еще раз опоздает,
просто ее не замечать.
Вбегает, запыхавшись, на репетицию Фаина Георгиевна:
— Здравствуйте!
Все молчат.
— Здравствуйте!
Никто не обращает внимания. Она в третий раз:
— Здравствуйте!
Опять та же реакция.
— Ах, нет никого?! Тогда пойду поссу.
— Доктор, в последнее время я очень озабочена своими умственными
способностями, — жалуется Раневская психиатру.
— А в чем дело? Каковы симптомы?
— Очень тревожные: все, что говорит Завадский кажется мне разумным…
— Нонна, а что, артист N. умер?
— Умер.
— То-то я смотрю, его хоронят…
— Ох, вы знаете, у Завадского такое горе!
— Какое горе?
— Он умер.
Раневская забыла фамилию актрисы, с которой должна была играть на
сцене:
— Ну, эта, как ее… Такая плечистая в заду…
— Почему, Фаина Георгиевна, вы не ставите свою подпись под этой
пьесой? Вы же ее почти заново за автора переписали!
— А меня это устраивает. Я играю роль яиц: участвую, но не вхожу.
Однажды Завадский закричал Раневской из зала: "Фаина, Вы своими
выходками сожрали весь мой замысел!" "То-то у меня чувство, как будто
наелась говна", — достаточно громко пробурчала Фаина. "Вон из театра!"
— крикнул мэтр. Раневская подойдя к авансцене, ответила ему: "Вон из
искусства!!"
— Берите пример с меня, — сказала как-то Раневской одна солистка
Большого театра. — Я недавно застраховала свой голос на очень крупную
сумму.
— Ну, и что же вы купили на эти деньги?
— Жемчуг, который я буду носить в первом акте, должен быть настоящим,
— требует капризная молодая актриса.
— Все будет настоящим, — успокаивает ее Раневская. — Все: и жемчуг в
первом действии, — и яд в последнем.
Никто, кроме мертвых вождей, не хочет терпеть праздноболтающихся моих
грудей, — жаловалась Раневская.
Раневская бывала порой замкнутой, порой — шумно-веселой, порой —
благосклонно-добродушной. И всегда непредсказуемой. Если она хотела
кому-то что-то сказать, то не отказывала себе в этом.
— Я не пью, я больше не курю и я никогда не изменяла мужу — потому
еще, что у меня его никогда не было, — заявила Раневская, упреждая
возможные вопросы журналиста.
— Так что же, — не отстает журналист, — значит у вас, совсем нет
никаких недостатков?
— В общем, нет,— скромно, но с достоинством ответила Раневская.
И после небольшой паузы добавила:
— Правда, у меня большая жопа и я иногда немножко привираю…
Одной даме Раневская сказала, что та по-прежнему молода и прекрасно
выглядит.
— Я не могу ответить вам таким же комплементом, — дерзко ответила та.
— А вы бы, как и я, соврали! — посоветовала Фаина Георгиевна.
В доме отдыха на прогулке приятельница проникновенно заявляет:
— Я обожаю природу.
Раневская останавливается, внимательно осматривает ее и говорит:
— И это после того, что она с тобой сделала?
Хозяйка дома показывает Раневской свою фотографию детских лет. На ней
снята маленькая девочка на коленях пожилой женщины.
— Вот такой я была тридцать лет назад.
— А кто эта маленькая девочка? — с невинным видом спрашивает Фаина
Георгиевна.
Рина Зеленая рассказывала:
— В санатории Раневская сидела за столиком с каким-то занудой, который
все время хаял еду. И суп холодный, и котлеты не соленые, и компот не
сладкий. (Может и вправду.) За завтраком он брезгливо говорил: "Ну что
это за яйца? Смех один. Вот в детстве у моей мамочки, я помню, были
яйца!"
— А вы не путаете ее с папочкой? — осведомилась Раневская.
Как-то начальник ТВ Лапин спросил:
— Когда же вы, Фаина Георгиевна, засниметесь для телевидения?
"После такого вопроса должны были бы последовать арест и расстрел", —
говорила Раневская.
В другой раз Лапин спросил ее:
— В чем я увижу вас в следующий раз?
— В гробу, — предположила Раневская.
Дорогая, сегодня спала с незапертой дверью.
— А если бы кто-то вошел?! — всполошилась приятельница Раневской, дама
пенсионного возраста.
— Ну сколько можно обольщаться, — пресекла Фаина Георгиевна излияния
собеседницы.
Некая энергичная поэтесса без комплексов предложила Раневской
спекулятивное барахло: духи мытищинского разлива и искусственный
половой член — "агрэгат из Парижа".
"Сказала, что покупала специально для меня. Трогательно. Я не
приобрела, но родила экспромт:
Уезжая в тундру,
Продала доху.
И купила пундру
И фальшивый х…
Есть дамы, которые, представьте себе, этим пользуются. Что за мир?
Сколько идиотов вокруг, как весело от них!"
Знакомая учительница биологии решила на примерах доказать Раневской,
не вынимающей изо рта папироски, вред курения и питья. Берет червяка,
бросает в стакан со спиртом. Он сразу издох. Бросает второго червяка в
стакан с никотином — тот же результат. Бросает червяка в стакан с
яичным желтком — червяк живет.
— Ну, и какой вывод из этого можно сделать?
Раневская:
— Только один: если не пить и не курить, то в яйцах черви заведутся!
Перед Олимпиадой 80-го года в московскую торговлю поступила
инструкция: быть особо вежливыми и ни в чем покупателям не отказывать.
По этому поводу ходило много анекдотов. Вот один, весьма похожий на
быль.
Заходит в магазин на Таганке мужчина и спрашивает:
— Мне бы перчатки…
— Вам какие? Кожаные, замшевые, шерстяные?
— Мне кожаные.
— А вам светлые или темные?
— Черные.
— Под пальто или под плащ?
— Под плащ.
— Хорошо… Принесите, пожалуйста, нам ваш плащ, и мы подберем перчатки
нужного цвета и фасона.
Рядом стоит Раневская и все это слушает. Потом наклоняется к мужчине и
театральным шепотом, так что слышит весь торговый зал, говорит:
— Не верьте, молодой человек! Я им уже и унитаз приволокла, и жопу показывала, а туалетной бумаги все равно нет!